Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле

В Синей Орде тамошняя знать еще не отошла от сурового родо-племенного уклада, проводя большую часть года в кочевьях, а не в городах. По этой причине войско Урус-хана было более сплоченным и неприхотливым, что и позволило ему отбить у золотоордынских чингизидов Ас-Тархан и Сарай.

Для управления левобережными поволжскими землями Золотой Орды Урус-хану приходилось волей-неволей использовать уже отлаженную местную налоговую систему и местное самоуправление в куренях и аилах. Для этого Урус-хану потребовалось привлечь к себе на службу людей из здешних знатных родов, хорошо знакомых с административными и налоговыми делами. Военачальники Урус-хана умели только грабить и отбирать, заниматься упорядочиванием податных поступлений, улаживанием споров между купцами и ремесленниками они не могли. Для этого Урус-хану были нужны такие люди, как эмир Бухторма.

Глава вторая

Дурджахан-хатун

У эмира Бухтормы было три жены. Старшую из этих трех жен звали Дурджахан-хатун. Эта властная женщина была родом из кипчакского племени кунун. Бухторма сам был наполовину кипчаком: его отец был татарином, а мать происходила из кипчакского племени джерсан. Золотоордынские татары давным-давно до такой степени смешались с приволжскими и донскими кипчаками, что говорили ныне на здешнем степном наречии, совершенно позабыв монгольский язык, на котором изъяснялись их прапрадеды, пришедшие на эти земли под стягами хана Бату, внука Чингисхана.

Донских и поволжских кипчаков русичи называли половцами, обратив внимание на песочно-желтоватый цвет их волос. Половый на древнерусском наречии означает «желтый». Русь и половецкие кочевые племена до прихода монголов соседствовали более ста лет. И это соседство далеко не всегда было мирным. Орда Бату-хана, захватившая донские и приволжские равнины до самого Джурджанского моря и Кавказского хребта, поглотила многочисленных кипчаков, которые со временем стали основной боевой силой золотоордынского войска. К моменту смерти хана Батыя на землях его улуса оставалось всего четыре тысячи монгольских семей. Основная масса монголов откочевала на восток к озеру Балхаш и к реке Иртыш в более привычные для них места обитания.

Олег и Дурджахан-хатун были давно знакомы. Свадьба Бухтормы и Дурджахан-хатун свершилась в ту пору, когда Олег был заложником в орде. Будучи приятелем Бухтормы, Олег присутствовал на этом торжестве. С той поры минуло двадцать пять лет. Ныне Олегу было сорок лет. Дурджахан-хатун была на два года его старше. Бухторме уже перевалило за сорок пять.

Едва Бухторма отбыл в ханский дворец, как Дурджахан-хатун пригласила Олега к себе на женскую половину. От нее пришла немолодая молчаливая служанка, которая и привела Олега в женские покои, расположенные на первом этаже дома.

Олег и Дурджахан-хатун встретились в небольшом помещении, узкие окна которого выходили на небольшой фруктовый сад.

Олегу Дурджахан-хатун запомнилась двадцатилетней девушкой, прекрасной лицом и телом, такой она была при их последней встрече перед долгой разлукой. Ныне красота Дурджахан-хатун заметно поблекла и увяла, на ее лице залегли морщины, круглые щеки слегка обвисли, некогда прекрасная белая шея обрела широкие мясистые складки, которые не могли скрыть драгоценные ожерелья, уложенные в несколько рядов. У Олега возникло подозрение, что Дурджахан-хатун мучает какой-то застарелый недуг, из-за этого она и выглядит несколько располневшей и обрюзгшей. Жены некоторых рязанских бояр по возрасту чуть старше Дурджахан-хатун, но при этом они замечательно выглядят, поскольку совершенно здоровы.

Беседуя с Олегом, Дурджахан-хатун полулежала на софе, опираясь на мягкие круглые подушки. На ней было длинное цветастое платье с широким подолом из гладкой шелковой ткани, из-под которого выглядывал нижний край белой исподней туники. Ее голову с тщательно прибранными волосами венчала конусообразная шапочка из тонкого белого войлока, покрытая полушелковой кисеей. Другая полупрозрачная накидка окутывала плечи и полные руки Дурджахан-хатун, сквозь нее поблескивали золотые браслеты и ожерелья из жемчуга и камней-самоцветов.

Супруга Бухтормы с довольной улыбкой приняла подарок Олега – драгоценное очелье с серебряными подвесками, на которых переливались крошечные зеленые изумруды.

Олег хоть и поразился в душе тому, как безжалостно время обошлось с красавицей Дурджахан-хатун, тем не менее внешне он ничем не выдал своего внутреннего разочарования.

Дурджахан-хатун была все так же сметлива и любопытна, ей было известно все, что творится в Сарае и в ханском дворце, куда она тоже имела доступ, как и ее муж. Жены Урус-хана ценили Дурджахан-хатун как интересную собеседницу и опытную советчицу, поэтому часто приглашали ее к себе в гости.

Олег стал расспрашивать Дурджахан-хатун про Урус-хана и его ближайших советников, желая понять, что они за люди и сможет ли он опереться на них в своем противостоянии с Москвой.

– Урус-хан чрезвычайно спесив, жесток и подозрителен, служить ему – это все равно что ходить по лезвию меча, – откровенно поведала Олегу Дурджахан-хатун. – Урус-хан никчемный правитель, но отменный воин. Даже если Урус-хан победит Мамая и приберет к рукам всю Золотую Орду, добром это не кончится. Нойоны и темники Урус-хана все время поглядывают на восток, где простираются земли Синей Орды. Там у них остались семьи, родовые пастбища и стада, их рабы и данники. Туда они хотят вернуться и сделают это при первой же возможности. Урус-хан не робкого десятка, в сражениях он не прячется за спинами своих нукеров в отличие от Мамая, поэтому вряд ли умрет от старости. Как только Урус-хан сложит голову в сече, его войско без промедления уйдет с берегов Волги за реку Яик к своим родным кочевьям.

– А ежели Урус-хан убьет Мамая, что будет тогда? – спросил Олег, не скрывая того, что он желает именно такого развития событий.

– На какое-то время Урус-хан объединит Золотую Орду под своей властью, только и всего, – пожала плечами Дурджахан-хатун. – Однако торжество Урус-хана не будет долгим, рано или поздно его убьют или сыновья Мамая, или кто-то из ближайших родственников, или очередной царевич-оглан, собравший орду из разного степного отребья. Золотая Орда корчится в агонии, и спасти ее от окончательного развала может только правитель вроде хана Узбека. А где такого взять? – Дурджахан-хатун досадливо махнула рукой, на которой сверкнули золотые перстни и браслеты. – Если хан Джанибек, сын Узбека, еще годился в великие правители по образу своего мышления и по делам своим, то все его преемники вплоть до Урус-хана – это просто сборище тупых ничтожеств и алчных мерзавцев!

– Неужели и Кильдибек, сын Джанибека, был ни на что не годен? – выразил удивление Олег, двенадцать лет тому назад приезжавший ненадолго в Сарай, чтобы поздравить Кильдибека с восшествием на ханский трон. – Помнится, Кильдибек в двух сражениях разбил Мамая и вышвырнул из Сарая его ставленника Абдуллаха. Я подумал тогда, что Кильдибек воистину достойный преемник своего знаменитого отца и прославленного деда.

– К сожалению, гора родила мышь, – с грустной улыбкой заметила Дурджахан-хатун. – Кильдибека зарезали его же приближенные, посчитав, что молодой хан взял себе слишком много власти и чересчур помыкает ими. Кильдибек был храбрым воителем, но при этом он совершенно не разбирался в людях, слишком доверяя своему окружению. Хан Узбек таким не был, в нем отвага сочеталась с хитростью и умением предугадывать поступки любого из вельмож. Ведь и против Узбека не раз возникали заговоры, однако он всегда успевал первым нанести удар по заговорщикам. Потому-то Узбек и просидел на ханском троне целых тридцать лет.

Не скрывая своей симпатии к Олегу, Дурджахан-хатун пообещала ему со своей стороны замолвить за него словечко перед старшей женой Урус-хана. По обычаю своих предков, Урус-хан взял с собой своих жен и гарем, отправляясь в трудный и далекий поход к берегам Волги.

Вернувшийся из ханского дворца Бухторма сообщил Олегу, что Урус-хан готов встретиться с ним завтра после утренней молитвы. Олег не стал скрывать от Бухтормы, что он повидался в его отсутствие с Дурджахан-хатун, что инициатива в этом была с ее стороны. При этом Олег не удержался и спросил у Бухтормы, все ли в порядке со здоровьем у его старшей жены. Не терзает ли Дурджахан-хатун какой-нибудь недуг?

– Пристрастилась моя красавица к вину, все горе свое никак залить не может, – с тяжелым вздохом проговорил Бухторма. – Когда от рук убийц погиб хан Кильдибек, тогда же были убиты и два моих сына, рожденные Дурджахан-хатун. Сыны мои были ханскими нукерами. Я потому и взял себе еще двух жен, чтобы они родили мне новых сыновей, ведь Дурджахан-хатун рожать больше не может.

– Прости, друже. – Олег мягко приобнял Бухторму за плечи. – Сочувствую твоему горю. И все же надо как-то отучить Дурджахан-хатун от пристрастия к хмельному питью. К хорошему это не приведет.

Бухторма согласно закивал головой в круглой тюбетейке, по его печальному лицу было видно, что он полностью сознает это, но ничего не может поделать. Властная и упрямая Дурджахан-хатун привыкла все делать по-своему. С ним она в последнее время совершенно не считается.

Глава третья

Урус-хан

Было время, когда Золотая Орда повелевала Хорезмом и Синей Ордой, но время это ушло. Сразу после смерти хана Узбека Хорезм и Синяя Орда вышли из-под власти золотоордынских ханов. В Хорезме воцарилась династия из монгольского племени кунграт, смешанного с местными тюрками. Основателем династии стал Хусейн Суфи. Дабы нагляднее подтвердить свою независимость от Золотой Орды, Хусейн Суфи стал чеканить серебряные деньги со своим изображением. Хорезмийские динары и дирхемы были очень хорошего качества, поэтому пользовались в Средней Азии большим спросом, нежели монеты из Золотой Орды, изготовлявшиеся из серебра с примесями олова и меди.

Несколько царевичей-Чингисидов из Синей Орды в свое время пытались утвердиться на золотоордынском троне, все они доводились родственниками Урус-хану. Все эти царевичи не имели прав на ханский трон в Синей Орде, поскольку являлись младшими родичами по отношению к старшей ханской ветви. Царевичей-Чингисидов монголы называли огланами.

Урус-хану запомнился его родной дядя Мубарек-Ходжа, который первым высказал мысль, что Синей Орде не нужно отделяться от Золотой Орды подобно Хорезму. По мнению Мубарека-Ходжи, двум татарским ордам надлежало объединиться в одно мощное государство.

И столицей этого татарского государства должен стать волжский город Сарай, поскольку там сходятся торговые пути с запада и с востока. Сыгнак, столица Синей Орды, не может быть объединительным центром, так как все оживленные караванные дороги проложены далеко в стороне от него.

Мубарек-Ходжа сумел ненадолго закрепиться в Сарае, но в конце концов его изгнали оттуда местные эмиры и беки. Чимтай, брат Мубарека-Ходжи, воспользовался его отсутствием и захватил ханский трон в Сыгнаке. После долгой междоусобной распри Мубарек-Ходжа был вынужден смириться с потерей ханской власти в Синей Орде. Он ушел в земли ойратов и сгинул там. Власть в Синей Орде прочно взял в свои руки хан Чимтай, отец Урус-хана. Чимтай был ярым противником слияния золотоордынских владений с Синей Ордой. Чимтай был уверен, что распад Золотой Орды неизбежен и заниматься ее спасением ханам Кок-Орды совсем не пристало, поскольку им нужно заботиться о целостности своих владений, на которые уже покушаются Хорезм и Моголистан.

Урус-хан был иного мнения, поэтому, заняв ханский трон в Синей Орде после смерти отца, он сразу начал готовить свое войско к походу на Волгу. Этот поход приходилось несколько раз откладывать по разным причинам: то Урус-хану приходилось усмирять мангышлакских туркменов, то отражать набеги ойратов, то заниматься уговорами подвластных ему эмиров и беков, которые совсем не рвались завоевывать земли Золотой Орды. Кочевую знать Синей Орды беспокоило усиление хромоногого эмира Тимура из монгольского племени барлас, захватившего Самарканд и еще несколько городов в Мавераннахре, образовавшего там сильное государство. Взяв Ташкент, Тимур пытался также захватить Отрар, который находился во владениях Синей Орды.

И все-таки Урус-хану удалось склонить своих приближенных к большому походу на Волгу, пообещав им несметную добычу.

…В это июльское утро во дворце собрался ханский диван, так у татар и тюрок назывался государственный совет. До Урус-хана дошли слухи о том, что у излучины Дона Мамай собрал несметное войско с намерением двигаться на Сарай. Урус-хан призвал своих советников, дабы обсудить с ними, что предпринять: ожидать ли Мамая у стен Сарая или без промедления выступить к Дону.

– Мамаево войско, без сомнения, имеет численный перевес над нашими туменами, – молвил Урус-хан, – но по выучке и боевому духу наше воинство превосходит Мамаеву орду. К тому же под стягами Мамая собралось немало пеших отрядов, а наша рать вся конная. Таким образом, на нашей стороне быстрота и свобода маневра. – Урус-хан оглядел скуластые лица своих приближенных и добавил: – Что скажете, уважаемые? Жду вашего совета.

Из шести членов ханского дивана пятеро старались не смотреть в глаза Урус-хану. Они глядели куда-то вниз или вбок, но только не на него. Лишь горячий Усманбек высказался первым, не пряча своих темных раскосых глаз.

– Повелитель, – сказал Усманбек, – стены Сарая проломлены в нескольких местах, четыре крепостные башни почти полностью обвалились. Город совершенно не готов к вражеской осаде, поэтому благоразумнее всего дать сражение Мамаю в донских степях. Таково мое мнение.

Урус-хан одобрительно кивнул, улыбнувшись Усманбеку. Иного ответа от него хан и не ожидал. Война и опасности – это родная стихия для храбреца Усманбека, долгий мир и бездействие его угнетают. Урус-хан и сам в душе склонялся к тому, чтобы двинуться навстречу Мамаю, а не дожидаться его в Сарае. Многочисленности врагов Урус-хан никогда не боялся. В степи побеждают быстрота и смелость, а не бесчисленность рати, любил повторять он.

Хмурое молчание пяти других темников насторожило Урус-хана. Неужели его верные соратники оробели? Неужели они не верят в победу над Мамаем?

– Великий хан, – заговорил эмир Темиркул, озабоченно сдвинув свои густые изогнутые брови, – мне кажется, что в данной ситуации для нас благоразумнее всего сдать Мамаю Сарай без боя и вернуться в наши родные кочевья. Эта война с Мамаем слишком затянулась. Мы уже трижды разбивали Мамая, но всякий раз он набирал новое войско и продолжал грозить нам, не подпуская наши отряды ни к Булгару, ни к Дону. Золотоордынские походные эмиры и местные кипчакские беки в большинстве своем поддерживают Мамая. Вот почему Мамай так быстро восполняет свои потери. Наше войско вот уже третий год воюет с Мамаем, не получая никаких подкреплений. Я полагаю, эту бессмысленную войну пора заканчивать.

Урус-хан, восседающий на небольшом возвышении, нервно заерзал на расстеленном поверх ковров белом войлоке. На его широком загорелом лице с приплюснутым носом и тонкими черными усами появилась гримаса еле сдерживаемого гнева.

– И это говорит сахиб-диван, глава моего совета! – сердито выкрикнул Урус-хан. – Какой ты темник после таких слов, Темиркул! Ты же лопочешь, как трусливая бабенка! Стыдись, Темиркул!..

Выплескивая свой гнев на Темиркула, посмевшего заговорить о том, о чем прочие эмиры лишь шептались украдкой, Урус-хан надеялся заткнуть рот тем из своих советников, кто тоже хотел уйти из Сарая в родные заяицкие степи.

Однако голоса сторонников Темиркула все-таки прозвучали. Видимо, эмиры действовали по сговору друг с другом, понимая, что против их единодушия Урус-хан будет бессилен.

– Темиркул трижды прав, повелитель, – промолвил Едукей, самый старый из эмиров, прошедший через многие битвы и походы. У него не было правого глаза и не хватало двух пальцев на правой руке. – Наше пребывание в Сарае лишено всякого смысла. Мы не нашли здесь ни больших богатств, ни процветающей торговли. Местное население платит нам налоги и пошлины, но эти выплаты очень мизерные, поскольку весь этот край разорен долгой междоусобицей. Ни мордва, ни русские князья не привозят дань в Сарай, как они это делали при хане Узбеке. И виновен в этом Мамай, орда которого перекрыла все водные и сухопутные пути к Сараю. Торговый путь до Москвы и Новгорода тоже находится под надзором у Мамая. Вот и выходит, что истинным хозяином Золотой Орды является Мамай, а мы лишь тешим себя пустыми иллюзиями, удерживая Сарай в своих руках.

– Великий хан, мы здесь чужаки, – вставил эмир Сейдербек. – Нам лучше оставить эти опустошенные земли Мамаю и вернуться в Синюю Орду.

«Глупцы и слепцы! – мысленно негодовал Урус-хан, слушая своих советников. – Они огорчены, что мало добычи взяли в Ас-Тархане и Сарае. Устали от войны с Мамаем, по дому соскучились, как малые дети! Во времена Батыя монголы уходили от родных кочевий в такие дали, какие им и не снились, проходили через безводные раскаленные пески, через солончаковые пустоши, карабкались по горным утесам – и никто не роптал. Никто не жаловался! Ныне монголы измельчали и обленились, монгольские темники ныне всякую войну измеряют выгодой, словно торговцы на рынке. Ну, как создать обширную державу с такими малодушными людьми!»

Понимая, что обвинениями в трусости ему не сподвигнуть своих темников на новое решительное столкновение с Мамаем, Урус-хан завел речь о том, что окончательный разгром Мамаевой орды разом принесет им всем не только славу, но и несметные богатства.

– Разбив Мамая и захватив средневолжские города, мы оседлаем волжский и донской торговые пути, войдем в Крым и на мордовские земли, – разглагольствовал Урус-хан, вскочив с белой кошмы и возбужденно размахивая руками. При этом он метался из стороны в сторону, так что широкие полы его длинного малинового чапана разлетались в стороны, а его желтые сафьяновые сапоги с загнутыми носками опрокидывали и с хрустом давили фарфоровые чашки с зеленым чаем, расставленные на ковре подле сидящих полукругом эмиров. – Русские и мордовские князья прибегут к нам с дарами, когда узнают о разгроме Мамая. Богатств на Руси много, и они рекой потекут в Сарай, когда с Мамаем будет покончено. Клянусь Аллахом, так и будет! Русские князья понимают, что Мамай никакой не Чингисид, поэтому и не платят ему дань. А я – Чингисид! – Урус-хан горделиво ударил себя кулаком в грудь. – И на Руси знают об этом! Не зря же в прошлое лето ко мне приезжал с дарами карачевский князь Василий. А ныне вот в Сарае объявился рязанский князь Олег Иванович. Кстати, сегодня я изъявил готовность принять рязанского князя в тронном зале. – Урус-хан надменно приподнял подбородок, глянув на своих советников, как орел из поднебесья. – И вы, уважаемые, можете поприсутствовать при этом.