– Стараюсь, – сдержанно ответил Халандовский.
– Похоже, он узнал о моей командировке в Москву раньше меня.
– Наверняка. Так, Паша, будет продолжаться и впредь. Не исключено, что о твоих планах, задумках он будет знать до того, как эти планы и задумки созреют в твоей голове.
– Вот такой монстр?
– Как видишь.
– Ты не звонил ему, не сообщал, что я у тебя буду за этим вот столом?
– Паша! – укоризненно возопил Халандовский.
– Тогда наливай, – и Пафнутьев выдвинул свой стакан к середине стола.
***
Проснулся Пафнутьев на удивление свежим, будто и не было вчерашнего перебора у Халандовского. Некоторое время он лежал, глядя в потолок и припоминая подробности затянувшегося застолья, звонок Лубовского не то из Парижа, не то из Лондона, напутствия и предостережения друзей, которые сыпались на него в этот вечер в невиданном изобилии. Совершенно не думая о предстоящей командировке, он с удивлением обнаружил, что все решения уже приняты, что он знает, что делать, как поступить, в каком порядке. Пафнутьев частенько ловил себя на этой странности – не напрягаясь и не терзаясь, он позволял организму самому принимать решения. И беззаботно занимался всякой мелочовкой, встречался с друзьями, шатался по городу, наблюдая быстротекущую жизнь, а вечером заваливался спать. Но наутро, наутро обнаруживал, что работа проделана, выводы сделаны, решения готовы и ему остается лишь выполнить все то, что кто-то для него подготовил тщательно и безошибочно. Есть старая русская сказка, в которой злая мачеха измывается над падчерицей, заставляя ее выполнять непосильную работу – перебирать зерно, прибирать избу, мыть и стирать. Но той помогают мыши, птички и прочая мелкая живность. Девочка спокойно ложится спать, а утром с удивлением обнаруживает, что вся работа выполнена.
Нечто похожее происходило и с Пафнутьевым, правда, не общался он ни с воробьями, ни с мышами, хотя не отказался бы, да и кто откажется…
Встав с кровати, он прошлепал босыми ногами на кухню, заварил большую чашку крепкого чая и, втиснувшись в угол, сделал первый глоток. Через некоторое время в дверях появилась Вика. Постояв, тоже присела к столу, запахнув поплотнее халат.
– Пьешь? – спросила она.
– Пью.
– Это хорошо. У меня такое чувство, будто ты хочешь мне что-то сказать.
– Хочу.
– Говори. Внимательно тебя слушаю.
– Значит, так. – Пафнутьев замолчал, отвлеченный очередным глотком чая.
– Говори, говори, Паша. – Вика подперла подбородок кулачком. – Ты еще вчера вечером пытался что-то сказать, но силы тебя оставили. Так бывает, я привыкла.
– Неужели пытался? – удивился Пафнутьев.
– Ты произнес слово «командировка».
– Ага… Выходит, я был достаточно трезв. Все правильно… Значит, так… Еду в командировку. В Москву. Генеральная прокуратура. Особое задание. Сложное, опасное, чреватое.
– Надолго?
– Не знаю. Но что-то подсказывает мне, что она может затянуться. Такое ощущение.
– Тебе светит повышение?
– Вряд ли… Скорее всего это только командировка.
– Вернешься?
– Постараюсь.
– Можешь и не вернуться?
– Чего не бывает в нашей жизни, полной волчьих ям, медвежьих углов, лисьих нор…
– Ну, что ж… – Вика поднялась.
– Подожди. Сядь, – в голосе Пафнутьева впервые в это утро прозвучала твердость. – Я не все сказал… Есть еще кое-что…
– Слушаю. – Вика остановилась, но не присела, осталась стоять в дверях.
– Сегодня ты уезжаешь. С Наташкой.
– Куда? Зачем? Почему?
– Вам опасно здесь оставаться.
– Никуда я не поеду.
– Поедешь, – и Пафнутьев снова опустил нос в чашку.
Вика села. Взяла пафнутьевскую чашку с чаем, сделала несколько глотков, придвинула чашку Пафнутьеву.
– Говори, Паша, – сказала она.
– У тебя есть три часа на сборы. В двенадцать подъедет Худолей и отвезет вас в деревню. К своей тетке.
– Я ее не знаю! В глаза не видела!
– Это главное ее достоинство, – невозмутимо произнес Пафнутьев. – В любом другом месте тебя могут найти, а вот у худолеевской тетки тебя не найдет никто и никогда. О том, что ты у нее, будут знать три человека. Ты, я и Худолей.
– И тетка, – добавила Вика.
– Да, конечно, тетка тоже будет догадываться, что ты с дитем живешь у нее. Условия там приличные, отдельная комната, окно в сад, колодец во дворе, картошка в огороде. Но никто, слушай внимательно, ни близкие подруги, ни дальние родственники не должны знать, где ты.
– Но я должна как-то объяснить людям…
– Ты думаешь, им это нужно?
– Кому?
– Людям, о которых ты так беспокоишься. Скажи всем, что поехала в Крым. Или лучше на Азовское море. С малыми детьми люди обычно едут именно на Азовское море. На Арабатскую стрелку. Там море чистое, дно пологое, правда, не песок, а ракушечник. Там совершенно потрясающий ракушечник.
– Может, мне в самом деле поехать на Арабатскую стрелку?