Люди и Боги Армора

Когда баллада стихла, крики и аплодисменты не смолкали долго. На лице Фелиза блуждала довольная улыбка. Граф же выглядел обескураженным…

В полдень следующего, пасмурного дня, рыночная площадь была заполнена до отказа. Граф стоял на ступеньках храма и хмуро оглядывал людское море. Он совсем не знал их, они совсем не знали его. Это были не те забитые деревенские люди его графства, что робко кланялись ему в пояс, а потом спешили убраться с глаз долой, «как бы чего их милость не удумали». Нет, это были свободные городские люди, представители различных профессий, со своим достоинством и гордостью принадлежности к различным цехам. Даже гильдия воров здесь была в определённом почёте. Проезжая сквозь толпу, граф слышал и немало насмешек, которые вряд ли стерпел бы от своих вилланов. Здесь же он вынужден был, по совету Фелиза, расточать улыбки, и махать рукой в ответ на грубые, но одобрительные возгласы, в ответ же на оскорбления – хранить гордое молчание.

Преподобный Адеодат в пышном облачении вышел к толпе и сделал знак рукой. Гул голосов стих.

– Сегодня, пятого дня весеннего месяца Ольхи, в лето 724е от основания Белой Гавани, в сто пятидесятую годовщину окончания правления последнего Единого Короля Армора, Мериадока Святого, я согласно древнему обычаю, перед лицом собравшихся свободных горожан зачитываю его завещание, ибо вновь отыскался претендент на меч последнего короля. Это Его Сиятельство, граф Скер, именем Эриспо, представитель древнего и славного рода, в чьих жилах течёт кровь Старых Королей и что подтверждают свитки с его родословной…

Когда крики толпы стихли, Адеодат продолжал:

– Завещание Мериадока гласит, что тот, кто сможет извлечь его меч, чудодейственной силой помещённый им самим в камень нашего храма, имеет право провозгласить себя Единым Королём Армора и станет таковым при одобрении большинства в собрании знатных домов Армора и представителей свободных городов, представителей нашей церкви и иных уважаемых сообществ. Вот текст завещания:

– Род мой угас. Но кровь моя течёт во многих жилах.

Увы, лишь кровь, но не великий ум.

И ждать Армору суждено, покуда,

Не явится сюда достойный….

Фелиз не спускал глаз с Адеодата. Сделает ли он то, что обещал?

– и станет править он, и Новой Верой осенённый, и Старой Верой в равных их правах, – закончил Адеодат, причём видно было, что последние слова дались ему с трудом.

– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, теперь вы можете попытаться, – Адеодат указал рукой в направлении стены храма, из специально выделенного белой краской камня которой на уровне человеческой груди торчал меч, на две трети неизвестным образом погруженный в толщу крепкого гранита. На лезвии не было никаких следов ржавчины, хотя на всякий случай над этим местом был сооружён навес.

– Пора, милорд, – твёрдо произнёс Фелиз, – будьте уверены…

Пока граф медленно подходил к стене, толпа затихла, и графу казалось, что частый стук его сердца отчётливо слышен каждому. Он протянул руку, помедлил мгновение, затем крепко ухватил рукоять меча.

В ладони он почувствовал лёгкое покалывание, затем прохладный ток неизвестной силы вошёл в его руку, дошёл до плеча и расширился в груди. Эриспо ощутил в себе необычайную мощь и уверенность. В это мгновение словно кто-то шепнул ему: «Пора!», он потянул на себя меч, и меч, казалось бы, намертво вросший в камень, легко поддался. Толпа ахнула, когда увидела, как он поднял его над головой. В это время выглянуло солнце, и первые лучи его осветили графа, стоявшего с совершенно ошарашенным лицом.

Толпа вновь разразилась криками восторга, но уже овладевший собой Адеодат взмахом руки успокоил их:

– Волею Унана завещание Мериадока свершилось! Именем Единого и символами его Веры свидетельствую – вот новый Король!

Из толпы выступил человек в плаще с капюшоном, опирающийся на посох. Поднявшись по ступенькам, он откинул капюшон и обнажил покрытую длинными седыми волосами голову. Указав посохом на Эриспо, вновь пришедший также обратился к толпе:

– Свободные граждане Ренна! Я верховный жрец круга Огмы, именем своего Бога и всех его последователей, свидетельствую – вот новый Король!

Рядом с ним уже стояли ещё двое жрецов и одна жрица. Это была Невена.

– …Именем Ясноокой и Благой богини Керидвен и от имени всех её последователей, свидетельствую – вот Новый Король!

Толпа неистовствовала. Наконец Эриспо выступил вперёд, дождался тишины, и сжимая меч произнёс речь, причём его голос, вдруг обретя какую-то невероятную силу, был слышен далеко окрест:

– Свободные граждане Ренна! Я доказал, что имею право быть Новым Единым Королём! Я клянусь защищать этим мечом права и свободы каждого в соответствии с древними законами Армора. Я клянусь сделать всё, чтобы Старая и Новая Веры, как два цветущих дерева, осеняли нашу жизнь. Я клянусь установить твёрдый порядок, покончить с распрями, разбоем и произволом, от кого бы они ни исходили, и сделать нашу страну процветающим королевством, не уступающим Луаре, Керту и прочим. Я клянусь с оружием в руках защищать его от врагов. И я без сомнения это сделаю, с вашей помощью! И в первую очередь мне нужны люди, которые пойдут за моим знаменем…

Сьёк уже развернул рядом с графом старое знамя Королей Армора, красное полотнище с белым горностаем в центре. Когда граф закончил речь, Сьёк, не помня себя от воодушевления, что есть силы закричал:

– Да здравствует Единый Король!

Дружный возглас свободных граждан Ренна, казалось, чуть не обрушил стены города.

Заговор графов

В трапезной замка Мореак при свете пылающих факелов сидели трое: сам хозяин замка, его шурин Алэн, граф Плюгастель, и Каурантин, вопреки своему имени[4 - Каурантин – великан (армор.)]– маленький, невзрачный человек, доверенное лицо графа Мореака в Ренне, выполнявший самые разнообразные поручения графа и шпионивший для него. Он-то и привёз, наконец, достоверные сведения из Ренна, а до того граф и его люди вынуждены были питаться самыми разнообразными и нелепыми слухами.

– И что Адеодат? Смолчал? – на лице графа Мореака застыло угрюмое выражение.

– Увы, милорд. Когда эти друиды из глуши поднялись на ступени святого храма, как к себе домой – народ приветствовал их, как ни в чём не бывало, словно и не было ни Истребления, ни стольких усилий монахов в проповеди истинной веры. Правду говорил ваш покойный отец – покуда не будет убит последний друид, пока из каждого деревенского дома не будут вынесены чёртовы обереги, а их хранители – не выпороты на площади, старая вера будет цепляться своей костлявой рукой за души армориканцев.

– Вы говорите как проповедник, Каурантин, – поморщился Алэн, – какая к чёрту разница, старая вера или новая? Я вот ни в кого не верю, кроме своего коня и меча. Проблема в том, что они – не на нашей стороне, вот и всё.

– Продолжай, Каурантин, – граф кусал губы и хмурился, видно, самообладание давалось ему с трудом.

– В общем, народу к нему завербовалось немало, купцы дали ссуду, кузнецы – оружие, мясники – мяса, пекари – хлебов. Сейчас этот отряд, тысячи полторы, возвращается в замок Скер. А потом – он назначил через месяц собрание в Понтиви, гонцы с этой вестью направились ко всем владетелям. Там он рассчитывает, что его изберут Королём. И его поддерживают эти нечестивые друиды…и Адеодат, он тоже заодно с ним, он отступник! Но я говорил с некоторыми преподобными отцами в Ренне, они не одобряют всё это. И среди горожан не всем это по нраву. Говорю вам, Ваше Сиятельство, надо вам поднять знамя защитника истинной веры, и тогда к вам стекутся многие и многие, и Святая Церковь будет на вашей стороне. Так бы поступил ваш отец…

– Мой отец был глупцом, – перебил Догмаэль, упрямо поджав губы, – и я не собираюсь ему следовать. Если бы он не затеял резню друидов, если бы он не послушал этих святош, он бы не поссорил наш род с графом Монтабаном, и тогда тот не пришёл бы на помощь Скеру, когда я уже держал меч у его горла. От этой твоей Святой Церкви исходит один вред. Мужи учат грамоту, читают эти глупые книги, которые размягчают сердца и ослабляют руки, сжимающие меч. Этот, якобы милосердный Унан – для женщин, пусть он утешает их, когда их хорошенько поколотят. Но…ты прав, Каурантин, в том, что надо и этот флаг тоже вывесить…всё должно пойти в дело. Но нужна идея посильнее!

– Свобода, дорогой деверь, – вновь вступил в разговор граф Плюгастель, – вот та идея, которую мы ищем! Зачем нам, скажите на милость, Единый Король? Чтобы ограничить наши права? Распространить все эти суды и уложения на манер городских – на весь Армор? Нет, в своих владениях я в своём праве! Никто мне не указ. Мои и твои древние права будут попраны, как и права других владетелей. Мы должны будем прислуживать ему, как какие-то худородные слуги! Я думаю, это мало кому понравится. Вот что надо написать на знамёнах – «За Свободу»!

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в очаге. Граф обдумывал слова шурина. Свет факелов освещал стены, сложенные из грубого камня, где было развешано разнообразное оружие, доспехи и охотничьи трофеи – свидетели славы рода Мореак. Их род поднялся уже после того, как последний король, Мериадок, умер, по слухам, отравленный кем-то из приближенных. Видя приближающуюся неминуемую смерть, он и произнёс это нелепое пророчество, очевидно, будучи уже в агонии и повреждён рассудком. Так стоит ли придавать значение его словам? Не более чем бреду прочих больных, умирающих и сумасшедших. И ещё – правда в том, что они прекрасно обходились с тех пор без короля.

– Хорошо сказано, дорогой Алэн! Это то, что найдёт отклик в сердцах многих, равных нам. О прочих нечего и беспокоиться. Их силы ничтожны. Алэн, мне нужно прежде всего заручится поддержкой графа Лангоннэ, самого сильного из нас. Возьмёшь на себя переговоры с ним?

– Конечно! Я, признаться, стал злоупотреблять твоим гостеприимством, дорогой деверь. Мне не терпится отправиться в путь и сослужить нам всем добрую службу. Позволь взять с собой твоего старшего, Гебриена? Он давно со мной просится…

– Да? Что ж, он уже почти взрослый. И я вижу, что науки старого Гильдаса ему не впрок. Пускай едет, учится жизни в седле….

– Ваши Сиятельства, позвольте ещё несколько слов? – вновь обратился к графам Каурантин. Оба кивнули. – Так вот, рядом с графом Скер замечен некий учёный из Ванна, именем Фелиз. Граф всё время с ним советуется. Кто-то проболтался, что именно этот Фелиз явился недавно в замок Скер и заявил графу, что мол, боги послали его сказать графу, что он – Единый Король, ну и вроде как именно он надоумил графа ехать в Ренн за мечом Мериадока. Сдаётся мне, что этот Фелиз – тоже проклятый друид. И видимо, опасный! Похоже, что он и подстроил это фокус с мечом, вместе с Адеодатом. А может Адеодат тоже – этот…друид. Переодетый. Боже, они повсюду….

– Спасибо, Каурантин. Достаточно. Ты как-то говорил, что у тебя есть на примете умелец, что умеет убивать тихо и бесшумно? – со зловещей нотой в голосе поинтересовался граф Мореак.

Каурантин просиял: – Да, ваше сиятельство, есть такой. Умеет, как никто другой, берёт, правда, дорого, но всегда доводит дело до конца…

– Приведи его ко мне. Поручим ему Фелиза. Есть у меня человечек в замке Скер, мерзкий предатель, – тут граф поморщился и сплюнул, – но он проведёт твоего умельца куда надо.

– Так может, и графа Скер ему поручить?

– Нет, граф Скер – мой. Я буду спать спокойно только когда лично прикончу его.

Граф Мореак поднялся из-за стола. Лицо его выражало решимость и мрачное предвкушение. Следом поднялись и его собеседники. Раскланявшись, каждый из них направился восвояси.

Граф решил навестить супругу. Распахнув дверь в её покои, он застал её за чтением.

– Мадам, опять эти ваши глупые книжки? Клянусь, скоро вы увидите и услышите нечто, превосходящие всё, что вы там читаете, любой вымысел, любую фантазию!

– И что же это будет, месье? Я вся в нетерпении, – съязвила Беатрис. – Мне сдаётся, что за годы нашего супружества вы уже выложили все ваши аргументы…