Моя река. Речные были, репортажи и расследования разных лет

    В. САВЕЛЬЕВ.

УФА – пристань ЯМАЛЫ – УФА.

    Источник: газета «Вечерняя Уфа», 29 сентября 1986 года.

СКВОЗЬ ЛЁД

Ледокол «Портовый-1» пробился из Кузнецовского затона к судоремонтно-судостроительному заводу имени Октябрьской революции, преодолев около двух десятков километров по скованной льдом Белой. Наш корреспондент присутствовал на борту ледокола. Предлагаем его репортаж.

8—30. Вышли из Кузнецовского затона. После зимы непривычно видеть гладь бельской воды, свободное устье реки Уфы. Здесь «Портовый-1» поработал несколько дней назад. Но уже в двухстах метрах по течению снова начинается ледяное поле. Вдоль правого берега оно взломано и собралось в торосы: там два раза ледокол безуспешно пытался пробиться к городу.

Сегодня третья попытка. Спрашиваю капитана судна Александра Егоровича Брехоткина, пройдем ли в этот раз. Капитан скуп на посулы: обстановка покажет.

9—00. Разогнавшись, ледокол врезается в торосы там, где проходит его старый след. Ощутимый толчок – и сразу исчезает чувство свободного парения над водой. Судно с трудом расталкивает взломанные льдины, которые тут же смыкаются за кормой. Заглох левый двигатель: под винт попал большой кусок льда. В дальнейшем на такие заторы не обращаешь внимания – двигатели глохнут много раз.

В сплошном поле из торосов буксуем около часа. Продвинулись не более, чем на три корпуса, хотя судно без конца дает то задний, то передний ход. Маневрировать мешает попутное течение. Оно поджимает лед к корме, не позволяет отойти для разгона. На палубе свои заботы. Одна льдина становится вертикально рядом с бортом, и Владислав Владимирович Расторгуев измеряет рулеткой ее толщину.

– 68 сантиметров, – констатирует он. – Речной ледокол втрое мощней нашего движется по такому льду со скоростью не более полкилометра в час. Но главное, мешает идти вперед сильное течение.

Владислав Владимирович – главный конструктор проектов ленинградского конструкторского бюро Министерства речного флота РСФСР. «Портовый-1» – его детище, к тому же, опытный образец. На судне применено несколько новинок: раскачивающая установка, оптимальная форма корпуса. «Портовый-1» совмещает функции ледокола, буксира, толкача и спасателя. Конструктору нужно знать, каков корабль в эксплуатации. Вот почему Расторгуев выезжает на вскрытие реки вместе с речниками.

Вскоре все убеждаются, что по битому льду ледокол не пройдет. Вносится предложение идти по невскрытому ледяному полю. Это рискованно: возможны мели. Все смотрят на капитана-наставника Ивана Петровича Пискунова – он здесь старший. Пискунов дает «добро».

Сделав круг по чистой воде, ледокол врезается в ледяную целину. Дело пошло веселее: позади коридор почти без плавающих льдин, есть возможность для маневра. Впереди судна по солнечному снегу шагает с непокрытой головой дублер капитана – Геннадий Иванович Любимин. Жарко: он долбит лунки, промеряет глубину. Глубоко – два с половиной, три метра.

Я тоже иду по льду. Интересно посмотреть на работу ледокола со стороны. Вот «Портовый-1» берет разгон и грудью, похожий на огромные салазки, выскакивает на снежную целину. Затем, словно обессилев, всей массой налегает на лед и проваливается, подминая его под себя. Под ногами трещит и качается ледяное поле, по нему бегут трещины.

На целине лед пошел тоньше – 30—40 сантиметров. За один набег судно продвигается почти на полкорпуса. Это обнадеживает, и я начинаю думать, что этак мы к вечеру дойдем до завода имени Октябрьской революции. Но впереди самый трудный участок – перекат возле строящегося мелькомбината. Именно от него ледокол два раза возвращался назад.

Перекат и в самом деле оказался орешком. «Портовый-1», несмотря на его рули, сносит вправо – с нетронутого поля в битый лед. Снова начались топтание на месте, попытки вырваться из ледяной каши. Спасением оказалась большая проталина, чернеющая на снежной целине. С большим трудом ледокол пробился к ней, заскользил по открытой воде.

Но позже огромная полынья обернулась западней. Выбраться из нее не удавалось. «Портовый-1» тыкался носом во все стороны и снова возвращался в проталину. С высоты рубки я видел странную картину: судно откололо от ледяного массива большую льдину, но та не отжималась на чистую воду, а стояла на месте.

– Это шуга, – пояснил капитан-наставник Пискунов. – Льдина не сдвигается потому, что под ней до самого дна набился лед и снежная масса. И весь перекат тоже зашугован – смотрите на гряду торосов.

Включилась раскачивающая установка. Судно задрожало крупной частой дрожью. Два маховика в носовой части производили 160 вертикальных колебаний в минуту, однако ледяная стена не поддавалась.

«Портовый-1», ответьте, где проходите», – в который раз спрашивали по рации. «Иду там же, на перекате», – невозмутимо отвечал капитан Брехоткин.

Сопротивление реки словно передалось людям. «Надо идти до конца, назад не поворачивать», – вернувшись после промера глубины, высказал свое мнение Любимин. Других мнений не было. Решили не кидаться из стороны в сторону и пробиваться в одном направлении.

Надрывались все шестьсот «лошадей» в машинном отделении ледокола. Набегам взад-вперед не было конца. У пульта управления Брехоткина сменял Любимин. Любимина – Брехоткин. В нескольких метрах по курсу, как маяк, на снегу лежало желтое рыбачье ведро. К нему ползли буквально по сантиметрам. На третий час упорной работы, к всеобщей радости, ведро осталось позади. А еще через час ледокол проутюжил зашугованный перекат и вышел на слабый лед.

Теперь перед «Портовым-1» лежала кое-где почерневшая, с проталинами у берегов, широкая лента реки. Ей ледокол должен был помочь вскрыться раньше срока, чтобы в этот выигранный у природы период речники смогли перевезти сотни тонн грузов. А в затоне у завода имени Октябрьской революции его ждали закованные в зимний панцирь суда.

Под вечер я покинул «Портовый-1». Пробрался пешком к берегу, у прибрежной полоски воды увидел рыбака и перекинул ему ботинки. В ответ на лед передо мной шлепнулись резиновые сапоги. Через несколько минут под ногами была земля. Я посмотрел на реку: ледокол шел вперед.

    В. САВЕЛЬЕВ.
    Источник: газета «Вечерняя Уфа», 3 апреля 1974 года.

РЫБООХРАНА

Эти репортажи были самыми опасными

Авторское предисловие к разделу «Рыбоохрана»

Этот раздел книги составлен из репортажей о борьбе с браконьерством на реке. По моей собственной «шкале опасности», «рыбоохранные» репортажи превосходили по риску все другие мои выезды, в том числе с уголовным розыском

Трудна и опасна работа у инспекторов государственной службы рыбнадзора – нужна смелость, чтобы в одиночку или вдвоем задержать ночью посреди реки компанию браконьеров, вступить с ними в острый конфликт: отобрать запрещенные орудия лова, составить протокол…

А конфликты на воде, особенно ночью, ужас как нехороши: черная вода, из которой не выберешься, если опрокинут лодку и добьют тонущих веслами, отсутствие свидетелей и близкой милиции, иной раз отчаянное сопротивление закону со стороны ловцов сетями… На моей памяти пропал «без вести» в глухих местах водохранилища уехавший один в дозор инспектор рыбоохраны Золотарев (по-видимому, та же черная вода без посторонних глаз). Его так и не нашли…

Не раз и не два я стоял в моторной лодке посреди реки при абордаже браконьерских лодок, однажды был сбит с ног на берегу подлым ударом браконьера в спину…

Поэтому мои репортажи 70-х—90-х годов – это записки участника событий, а не наблюдателя. В этом «соль» раздела «Рыбоохрана»!

ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ

1.Туман

Два часа назад ничто не предвещало тумана: ночь была ясная, в вороненой воде отражались слабые звезды и темные берега с фосфоресцирующими кострами рыбаков. Но потом словно влили молоко – все высветилось призрачным, нереальным светом. Клубы сырого тумана пошли по воде, образуя островки, заливчики, полянки – как всегда бывает, пока туман окончательно не отвоюет реку. Первое время мы шли, выискивая бреши в белой пелене, но вскоре попали в такую густую «облачность», что еле различали буруны за бортом лодки.

Сидевший за мотором Махмут Исмагилович Ризванов для верности еще минут пять делал петли в поисках видимости – все напрасно. Теперь мы неслись в кромешном тумане – неизвестно, вдоль реки или поперек ее, рискуя с разгона выскочить на берег. Пару раз неожиданно возникали и проносились мимо борта черные головки бревен-топляков. Мы с Фларисом Рафиковым лежали на носу лодки и до рези в глазах всматривались в сплошную белую мглу. Продолжалось это час или два, не знаю. Под конец в тумане стали мерещиться тараном вылетающие бакены, а в перестуке лодочного мотора слышались мощные двигатели теплохода, который вот-вот подомнет под себя, как скорлупку, нашу лодку…

…Теплоход и в самом деле возник, как привидение, мерцая размытыми зелено-красными огнями. Осадив свой бег, моторка осторожно прошла мимо него. Туман сыграл с теплоходом роковую шутку – он сидел на мели. Люди на борту судна, тыкавшие в дно шестами, на миг оторвались от своего занятия: куда это несет шальную моторку? Они не знали, что в ночь, а тем более в ненастную, для моих спутников – участковых инспекторов рыбоохраны – самая работа. Ведь браконьер выжидает именно такого часа…

Но встреча с теплоходом словно послужила нам предостережением. Вскоре завизжало речное дно под дюралевым днищем, натужно загудел мотор. «Все! Приехали! – заглушил его Ризванов. – Здесь, на мели, и дождемся, пока туман развеется. Всем спать».

Он лег поперек лодки на задней скамье у мотора, свесившись сапогами за борт. Рафиков уже спал, свернувшись калачиком, один я не мог заснуть. Непривычно лежать под утро среди воды и белого «дыма», слушая, как ранняя птаха заводит песнь на близком берегу. Да и события этой ночи не из тех, что убаюкивают. Перед самым туманом мы возле песчаной косы наскочили на браконьеров. Трудная была встреча…

…Тогда поначалу я даже не понял, зачем Ризванов крутанул лодку вправо. Наплывал темный берег, других лодок не было. И вдруг увидел стоящего по пояс в воде человека. А нос моторки упруго ткнулся в мокрый бредень. Инспектора спрыгнули в воду: «Спокойнее. Рыбоохрана!» Рыжеватый парень в расстегнутой на груди рубашке рванул на себя бредень: «Куда забираешь?!» Другой трусовато пятился, а с берега в воду бежал третий – немолодой уже, высокий человек. Обстановка накалялась.

Оформление репортажа в газете.

Если в тот момент взглянуть сквозь темноту с высоты птичьего полета: ночью, в пустынном уголке реки – без свидетелей – сошлись по колено в воде в недобром споре две группы людей. Если дать крупным планом эпицентр: лицом к лицу худенький Ризванов и высокий. В руке у высокого топор.

Тут я в который раз отметил удивительное спокойствие Махмута Исмагиловича: не отступил, не рванул под пиджаком кобуру (инспектора рыбоохраны ездят на задание вооруженными). Только надвинулся на высокого: «Топор лучше отдать!»

– Да я ничего, – сглаживает обстановку тот и откидывает руку.

Топор летит на берег и шаркает о гальку. Но браконьеры еще не сдались: не садятся в лодку рыбинспекции, спорят из-за бредня. Спор будет продолжаться и на Удельно-Дуванейской переправе через Белую, куда высокого – мастера Уфимского дорожного ремонтно-строительного управления Леонида Ермолаева – привезли на опознание, а потом и в самой государственной инспекции рыбоохраны.

…Я лежу в лодке среди тумана, иногда пробую веслом дно – не снесло ли нас течением с мели, и снова и снова вспоминаю события двух ночей, проведенных со службой охраны наших рыбных запасов. Нелегка, порой сопряжена с риском, но благородна работа рыбинспекторов. Думаю и о тех, кто встал на скользкую дорожку браконьерства, словно вижу их руки, воровато гребущие в лодку живое серебро. Таких еще немало на реке. Кое-кто из них ходит по улицам нашего города.

2. Промысел

Из Уфы выехали вечером, решив проплыть вниз по течению Белой до Кушнаренково.

Красива река на закате: розовые блики от последнего солнца, зеленые – от берегов, на ряби – пляшущая россыпь первых электрических огоньков. Но постепенно ночь берет свое: краски густеют, гаснет небосклон, от воды ощутимо тянет свежестью.