Адский огонь

Признаться, протоколы осмотра и материалы расследования, имеющиеся в прокуратуре и местном РОВД, не дали ни капитану, ни журналисту ровным счётом ничего полезного. Напротив, они внесли в стройный ход Альбертовых мыслей разброд и сумятицу. Так, из протоколов, составленных пожарными, вроде бы следовало, что налицо явные поджоги, а опросы местных жителей, запротоколированные следственным отделом, напротив, ничего сколько-нибудь криминального не только не предполагали, но однозначно отрицали. Две бабушки из Гробовщины утверждали, что видели, как пламя пришло из сосняка и, подхваченное вдруг поднявшимся шквалистым ветром, хищно накинулось сразу на самый крайний дом. Старик из другой деревни, носящей тоже очень странное название – Незасыпайка, рассказал о том, что той августовской ночью ему упорно не спалось, несмотря ни на стакан браги, ни на таблетки, а потому где-то около четырёх утра он услышал на краю деревни, возле леса, пронзительные женские крики. Поскольку было ещё темно, никаких людей возле крайней избы, даже если б они там и находились, он не увидел, но голос узнал наверняка. Кричала хозяйка избы восьмидесятилетняя Марья Никулина. Идти по темени к лесу старик побоялся. Но буквально через пятнадцать минут всё окрест осветилось всполохом большого пожара. Изба занялась так быстро, как будто на неё вылили пару вёдер бензина. Вместе с соседками он подбежал к полыхавшей избе, но было уже поздно. Ещё через минуту-другую рухнул конёк, а от пожарища явно пахнуло горелой плотью. Почему кричала Никулина, он точно не знает, но предполагает, что сошла с ума от горя и одиночества. В июле в Городе в автомобильной катастрофе погибла её единственная дочь. Незамужняя и бездетная, она всю жизнь учительствовала, а потому приезжала в Незасыпайку к одинокой же матери почти на всё лето. Свихнулась, не перенеся внезапной утраты, и подожгла свою избу, считает свидетель, а выйти наружу, может, не успела, а, может, и не захотела. А через сутки в Незасыпайке сгорел ещё один дом, девяностолетней Дарьи Самолётовой. Это случилось в сильную грозу, вечером, когда, как утверждает гостивший у соседей младший школьник из райцентра, по деревенской улице летали шаровые молнии. По всей видимости, одна из них и запалила крытую тёсом пристройку. Но глухая хозяйка (все в деревне её так и звали – Дарья Глухая) этого не услышала, а продолжала хорониться от грозы за печкой. Здесь на топчане и был найден её обгоревший труп. Читая другие протоколы, Альберт также нигде не нашёл ни слова о насильственной смерти и каких-то там простынях, которыми, по словам Линдмарка, якобы привязывали старух. Посовещавшись, командировочные решили разделиться: Семён направится к пожарным, а Альберт – в следственный отдел.

– Тихариться не имеет смысла, – заключил журналист. – Тебя срисовали ещё возле озера, а про меня наверняка стукнули из Города, раз наружку приставили. Поэтому составляем общую картину – и в дорогу. Чую я, нам тут только мешать станут и с толку сбивать. И потом, если я прочту ещё пару таких протоколов, то отправлюсь бить морды всем этим местным сыщикам, мать их…

– Наша задача, Альберт, ещё раз сверить показания следователей и пожарных. Для начала хотя бы точки зрения этих двух уважаемых контор. – С иронией в голосе заключил Семён.

– Да, точки зрения у них могут быть разными. Прокурора Тремайло вот-вот в Город заберут, на повышение, а командира пожарных расчётов Густомесова за мордобой при исполнении отправят на пенсию. – Выразил своё компетентное мнение Альберт.

– Вот, пока не отправили, я его и навещу, – заторопился капитан. – Если не в отъезде, конечно.

– А куда ему нынче ехать? – Подбодрил полицейского журналист. – Ещё наездится на пенсии-то. Вот прокурора повидать проблемнее будет! Он сейчас таких, как я, за версту обходит: как бы чего не вышло! И вообще, прокуроры, Семён, это люди особого свойства. Помнишь, Собакевич у Гоголя в «Ревизоре» своего уездного, ну, то есть районного, прокурора как охарактеризовал?

– По-свински как-то. Собакевич, помнится, ни о ком слова доброго не молвил, но гадать не стану, а точно не знаю. – На лице капитана появилась виноватая улыбка – дескать, чего с мента возьмёшь?

– Да всё ты помнишь, Семён. Именно, что по-свински. Он сказал, что один в Городе и есть хороший человек. Это прокурор, но и тот, если разобраться, свинья. Вот я и попробую разобраться при помощи составленных его подопечными протоколов. Разрешите идти, товарищ капитан?

– Разрешаю, товарищ капитан! – На полном серьёзе ответил Семён и, идеально выполнив команду «кругом!», направился к двери.

Глава тринадцатая. Пожарный считает, что это убийства с особой жестокостью

Начальник местной пожарной охраны майор внутренней службы Густомесов встретил Проектора в своём наполовину заваленном вверенным имуществом кабинете. И чего тут только не было! Горы противогазных сумок, огнетушители, какие-то пропылённые пенопластовые стенды, медицинские аптечки и даже сигнальные ракетницы! Обведя блуждающим взглядом всю эту разбросанную в беспорядке амуницию, Семён озадаченно почесал в затылке.

– Вот, сдаю дела! – Ловко зацепив одной рукой тяжёлый огнетушитель, тяжко выдохнул седовласый пожарный. – Нехай, теперь молодёжь по нашей тайге болтается… Ей это сподручней, а мне уже давно на шестой десяток попёрло, пора и о здоровье своём подумать, не так ли, капитан?

– Старший инспектор УГРО Семён Проектор, – представился капитан. – Извините, Сергей Иванович, что не позвонил предварительно. Так уж вышло. Да, и связь сотовая у вас тут что-то барахлит, а на гостиничном телефоне какой-то ара сидел. Знаете, они коротко не умеют. Вот я и решил, что скорее так вас разыщу.

– Да, не оправдывайся, капитан. Пустое… Ты, я полагаю, по этим пожарам в Гробовщине, Гуляевке и Незасыпайке? – Сразу взял быка за рога Густомесов.

– По ним. Да, ещё там одна деревенька из соседней области под этот замес попала. Вы туда не выезжали? – Сделал заинтересованный вид Семён, хотя читал густомесовские протоколы и по ней.

– Как же? Конечно, выезжали. Нам туда втрое ближе, чем ихним пожарным. – Хитро глянув на капитана, отвечал пожарный. – Они потом, конечно, тоже появились, но мы уж к тому времени в Заиграеве были.

– Сергей Иванович, что вы обо всём этом думаете? Ну, если бы там одна изба сгорела, я понимаю, но семь штук, да с хозяйками, – это чересчур! Ну ладно бы, обложные лесные пожары, как в прошлом году, а тут разве что в Гробовщине, говорят, из лесу пожар пришёл, а в остальных трёх – пока не понятно.

– А что тут непонятного? – Решительно возразил Густомесов. – Думаешь, за что меня на пенсию выпирают? За то, что против ветра писаю! Извини, но это я тебе так, для прояснения ситуации. Там, у себя в Городе, об этом не говори, а то меня здесь со свету сживут. Не думай, я не трушу. Просто, сын у меня в Городе, в ФСБ служит, а дочка – инспектором по делам несовершеннолетних.

– Да, знаю я её. – Радостно воскликнул Семён. – Анна Густомесова. Хорошенькая такая! Она, по-моему, замуж собралась, за капитана из ГИБДД.

– Точно! – С довольным видом подтвердил Густомесов. – Они уж у меня и дозволения спрашивали этим летом, и на квартиру она к нему переехала. А что тянуть, верно? Дело молодое. Сам помню, как со своей в общаге урывками встречались. Разве это дело, так вот, боясь да оглядываясь, совместную жизнь начинать? Весь интим можно нарушить…

– Совершенно с вами согласен, Сергей Иванович. По-моему, вы станете очень хорошим дедом! – Отвечал в унисон капитан.

– Уже стал, Семён… как по батюшке-то? – Вопросительно прищурился Густомесов.

– Борисович, – неохотно ответил Семён, – но зовите просто Семёном. А внука вам, видно, сын подарил?

– В прошлом году ещё. – Расплывшись от удовольствия, сказал майор. – В честь моего отца Иваном назвали. Он ещё жив. Сейчас в аккурат недалеко от Гробовщины живёт, на берегу Нежданного озера. Я там домик поставил, разбил сад, огород, курятник пристроил, развёл пасеку, завёл коровку, полдюжины овечек, а в озере плавают гуси и утки – в общем, крестьянствуем с батей, хоть он и слаб уже. Ну, и жена с сеструхой помогают. Да, ты там наверняка будешь. Я тебе медку сотового накладу, яичек возьмёшь деревенских, они не в пример покупным – и крупнее вдвое и желток имеют ярче, сочнее… Вот сейчас дела сдам и сам туда подамся. Да, совсем я от дела нашего отвлёкся. Извиняюсь, Семён Борисыч!

– Нормально всё. Любая информация мне на пользу. – Успокоил Густомесова Семён. – И от мёда я не откажусь, сызмальства люблю. А у вас цветочный, наверное? Жёлтый такой…

– И луговой есть, и тёмный из гречихи, и, конечно, белёсый, из липового цвету. Так вот, – майор попытался сосредоточиться. – Я в протоколах указал на это особо. Пожары в таёжных деревнях Гробовщина, Незасыпайка, Гуляевка и на хуторе Безносый соседней области – дело рук одних и тех же лиц. Сколько их, я не знаю, но, похоже, трое или даже больше. Видимо, они грабили одиноких старух, а потом огнём уничтожали все улики. Я с такой жестокостью сталкивался ещё в начале службы, в Западной Украине. Но там, как ты понимаешь, политика была. Западэнцы всегда живодёрами слыли, даже немцы им удивлялись. Про Хатынь, я полагаю, ты слышал. Но чтобы наши так зверствовали – причём, заметь, без всякой там политики, я встречаю впервые! Это, если хочешь, визитная карточка какой-то новой преступности, о которой мы почти что ничего не знаем. Видимо, её только-только вырастили, и она в наших краях впервые проклюнулась. Потому из Города, я думаю, и дали установку на природное происхождение: дескать, в прошлом году несколько деревень сгорело, и в этом Москва в то же самое поверит… Им так выгоднее: и хлопот меньше, и ответственности, считай, никакой. Старикам из той же Гробовщины уже предлагали в Дом престарелых переселиться, а они – ни в какую! Ну, значит, сами виноваты. Чиновники о них, так сказать, беспокоятся, а они, упрямые, этого понять не желают. Очень удобная позиция.

– Сергей Иваныч, а остатков простыней или там штор каких, вы у них на руках не видели? – С надеждой спросил Семён.

– Знаешь, трупы очень сильно обгорели, поскольку все избы сгорели практически дотла, но у одной бабки характерные полоски на запястьях я видел. Это в соседней области, на хуторе. И возле щиколоток – то же самое. Она, видишь ли, барыня такая, в кирпичном доме жила, а он выгорел лишь изнутри, то есть такого жара, как в Гробовщине, там не было. – Густомесов задумчиво посмотрел на улицу, на которой буксовал «Газ-53» с уже наколотыми дровами.

– Ветеранам везут, – кивнул на дрова пожарный и добавил к сказанному выше. – Конечно, надо было экспертизу тщательную провести, а они смерть от удушья поставили и быстрее зарывать. Как же, раз начальство приказало. Ради очерёдной звёздочки, бл…, прости Господи, не то, что таёжных старух, мать родную закопают! Словом, тебе надо туда самому съездить, с людьми поговорить, по лесу окрестному погулять… Людей там, конечно, немного и говорить, боюсь, они ничего определённого не станут, но попытайся. Старухи изрядно напуганы и, если им пообещать конфиденциальность, а главное – что область берёт это дело под особый контроль и обязательно доведёт всё до конца, то чем чёрт не шутит. Они доверчивы, как дети! Может, и прокатит?

Глава четырнадцатая. Зам прокурора своего личного мнения не выразил

В прокуратуре, разместившейся в одном с полицией здании, прокурора Тремайло не оказалось. Хмурая неразговорчивая секретарша, всего раз недобро глянувшая на Альберта, сказала ему, что Борис Петрович «ныньше на больнишном», что у него поднялась температура…

– А к заместителю можно? – Не стушевался журналист и положил на секретарский стол двухсотграммовую шоколадину. – Я буквально на пару минут…

– Артур Асланович через двадцать минут должен быть в администрации. – Хмуро отреагировала на просьбу журналиста невесёлая женщина. – Поэтому у вас, и в самом деле, не больше пяти минут. Шоколадка за это время, как успел заметить Альберт, благополучно перекочевала в верхний ящик секретарского стола. Заместитель прокурора оказался молодым, кровь с молоком даргинцем. Он так старательно стиснул Альберту руку, что журналисту почему-то сразу поверилось, что этот пойдёт далеко.

– Артур Асланыч, знаю, что вы торопитесь к главе, – проворно усевшись за широкий уютный стол, почтительно начал разговор журналист, – а потому сразу – к делу. Редактор независимой областной газеты «Курьер» полковник милиции – полиции, да, это, впрочем, неважно, Александр Францевич Линдмарк направил меня в ваш район в связи с чередой странных пожаров в таёжных деревнях Гробовщина, Незасыпайка…

– Можете не продолжать, – авторитетно перебил зам прокурора Гараев. – Расследование по этым дэлам уже в принципе закончено. Предварительные рэзультаты я только что отослал в Город. Тэпер будым ждать реакции из областного слэдственного управлэнья.

– И какой, на ваш взгляд, она может быть? – Поинтересовался Альберт.

– Предполагать у нас, мягко говоря, нэ очень умэстно, а точнеа нэ коррэктно. Думаю, что на этот вопрос и прокурор вам нэ отвэтыт. Наши слэдователи, которые выезжали на мэста, выразыли уверэнность, что эты возгоранья напомынают прошлогодные. Только если в прошлом году в краэ была объявлэна ЧС – чрэзвычайная ситуациа, то в этом очаги возгораный, лэсных пожаров носили более локальный характер. В одном случае набедокурили охотники на открытии утиной охоты: напились пяными и забыли затушить костёр. Сами уцелэли, а бабушки в Гробовщине сгорэли. В другом, на окраине дэревни Гуляевка, мальчишки, измаявшись от каникулярного бэзделья, стали печь ворованную картошку в полуразвалившемся сараэ, что и привэло, в конце концов, к пожару. В Незасыпайке два дома сгорэло по разным причинам: одын подожгла сама хозяйка по причине помутнения рассудка. У неё в Городе дочь погибла. А второй загорэлся от молнии. Там, кстати, на опушке сразу нэсколько сосен со следами этих самых молный стоят. Странное такое мэсто, наэлектризованное что ли? Когда я там на пригорок вышел, то у мэня даже кончики пальцев защипало, и волосы, не повэрите, дыбом поднялись и что-то защёлкало в ных, словно при коротком замыкании. Ну, про хутор Безносый лучше бы у соседей спросыт из Н… го следственного управления. Но в прынципе, там та же причина, что и в Гробовщине. Там примерно такое же озэро поблизости. Ну, и охотники пьянствовали на открытии. Каждый год с ными беседы проводим, но они неисправимы. В прошлом году корову молочную по пьяни застрэлили, в позапрошлом двоэ по сто пятой сели, своего же товарища жизни лышили…

– По-моему не по сто пятой, а за причинение смерти по неосторожности, – не согласился с прокурорским капитаном Альберт.

– Вы читали дело? Очень хорошо! – Искренне обрадовался Гараев. – Сами представляете, что здэс за охотники такие! Нет, у нас на Кавказе, если оружие в руках, не пьют вовсэ, хоть и вина кругом залейся! Оружие – вещь сэрьёзная…

– Ну, оружие к разным людям в руки попадает, – не согласился Альберт. – На Кавказе, кстати, тоже. Я, простите покорно, знаю об этом не хуже вас, потому что по мне в вашем благословенном крае неоднократно стреляли. Кстати, вы про Гуляевку забыли, но время ваше выходит, а потому ещё пара коротких вопросов.

– Скажите, вот вы современный, не сочтите, пожалуйста, за фамильярность, вменяемый человек, и, как я осведомлён, квалифицированный юрист, верите в такие редкие совпадения? И весной, и летом – в тайге всё шло гладко, а тут в течение недели сразу почти десяток, заметьте, однотипных пожаров со смертями? Ведь не было в этом году, как вы заметили сами, в тайге ЧС, а людей сгорело больше, чем в прошлом, когда пылала вся область, даже к окраинам Города пожары подобрались, даже в Москве над Красной площадью всё небо дымом заволокло! – С заметным оттенком несогласия и даже негодования обратился к заместителю прокурора Альберт. – Ну, хоть на ушко мне шепните, а я со своей стороны обещаю об этом никому не говорить…

– Если чэстно, уважаемый Альберт, то у меня по этым дэлам нет определённого мненья. С одной стороны, Вы как будто правы, а с другой – Грива, в чём я не раз сам убеждался, край особенный, со своими сэкретами и тайнами. Вот Вы, судя по всему, воевали в Чечне или Дагестане, и, навэрно, ощутыли, что там возможно такое, чего невозможно даже прэдставит здесь, в России. Но Грива – это не совсэм Россия, это такой особенный островок, жить на котором можно лышь при условии соблюдэнья определённых правил или законов. Это как кому больше нравится. Я бы даже сказал не «жить», а «выживать». Вот Борис Петровича сычас заберут в Город, мне бы радоваться да к его месту присматриваться, но я, если честно, боюсь. Только между нами, – соглашусь, навэрно, если пообещают через пару лэт в Город или в какой иной областной центр. Там, по крайней мэре, всё ясно, без этой таёжной мистики. А тут порой даже самого себя понять не можешь, не то что какую-нибудь полусумасшедшую бабку из Гробовщины…

– И последнее, если можно, – попросил, привставая, Альберт. – Вот вы говорите «эти дела», а не дело. Стало быть, каждый пожар – это отдельный случай? Это я уже, так сказать, официально спрашиваю, возможно, для печати.

– Пока – так точно. Может, в будущем вскроются некие дополнытельные факты, что здесь, на Гриве, неоднократно случалось в прошлом. Например, почти четыре года мы считали, что грибника Дубровина, отставного полковника, задрал и съел мэдведь, потому как в лесу никаких его следов найдэно не было. Но этим летом болотные пузыри в трёх вэрстах отсюда подняли из топей остатки его рубахи и ботинок. Криминалисты прышли к выводу, что тело утопшего полностью разложилось, и метановый поток подхватил часть его высвободившейся одежды. При этих словах они пожали друг другу руки, и Альберт, хоть и не достиг своей цели, остался Гараевым вполне доволен. Тремайло же, даже по отзывам невзыскательных заиграевцев, был человеком вызывающе эгоистичным, а сотрудником весьма посредственным и безынициативным. Может, оно и к лучшему, решил Альберт, что я попал на его заместителя.

Глава пятнадцатая. Обед, после которого ничего не хочется…

– Пойдём – ка, брат, перекусим в кафе, – предложил Семёну Альберт, – а то после твоей ухи всё сухомятка да сухомятка. Так и до гастрита недалеко.

– Говорят, здесь в лесничестве неплохо кормят. – Поделился своей осведомлённостью полицейский. – Там у лесников своя ведомственная столовая, неподалёку от Заиграева, в посёлке Лесное. На выезде обратили внимание на огромный провал посреди улицы, из которого торчал зад красной «Нивы» с местными номерами. Ещё вчера его на этом месте не было.

– Нет, Грива, и в самом деле, место особенное! – Не без пафоса заметил Альберт. – Уж, казалось бы, местный водила, всю территорию вокруг, как свои пять пальцев, изучил, а вот на тебе, угодил в яму. И как его угораздило прямо под фонарём? Тут ведь даже ночью всё прекрасно просматривается!

– Да пьяный, наверное, ехал, к какой-нибудь зазнобе спешил. – Уверенно предположил Семён. – В деревне ведь всё так: пить ни хрена не умеют. Как выпьют, то плотник хватается за топор, охотник – за ружьё, ну, а водитель – за баранку.

– Стало быть, я, если бы здесь жил, схватился бы за компьютер? – Спросил шутливо Альберт.