Рассветы над Вавилоном

– Мне кажется, это не очень сложно, – произнесла Валя, – для человека, только что поступившего в одно из самых престижных высших учебных заведений страны.

– Но не на аграрный факультет же, – продолжал пустую болтовню Давид, стараясь вывести девчонок из напряжения возникшей ситуации.

Тут в дело вмешался Глеб, спросив у Бурова:

– Вы разве не поедете в офис? К тому секьюрити, который что-то подозревает?

– Глеб, не стоит засыпать меня вопросами. Я же сказал: мы едем в квартиру к моей бывшей жене Елизавете, женщине столь красивой, сколь и умной…

– Все сожалеете? – перебила его Валентина.

– Нисколько, милая. А то, что она подала на развод, лишь подтверждает верность второй части моего высказывания.

– Умная, – буркнул Глеб.

– Да, Глеб. А Артуру, кстати, я уже написал и очень попросил заглянуть в то место, куда мы, собственно говоря, и приедем через каких-нибудь десять – пятнадцать минут.

И действительно, через пятнадцать минут таксист пошел на плавное снижение, а еще через минуту аккуратно посадил машину на крышу высоченного жилого комплекса. Буров, а за ним и его молодые попутчики выбрались из такси и, спасаясь от сильнейшего ветра, друг за дружкой быстро устремились к входу в здание. Давид шел первым, и его мимика говорила лишь о недовольстве порывами воздуха, бившими прямо в лицо. Валентина бежала за ним и, улыбаясь чему-то, щурилась от того же самого. За ней следовал Глеб, и на лице его читались напряжение и глубокая задумчивость. Карина же, замыкавшая отряд, бледная и расстроенная, угрюмо смотрела в спину студенту. Через несколько секунд группа исчезла внутри огромного кондоминиума, затем, миновав большой красивый холл, на лифте спустилась вниз и оказалась в маленькой, но уютной квартире – сразу и не определишь, что жилец приезжает сюда нечасто. Квартира делилась на три зоны: кухонную, гостиную и спальную; вход во все эти зоны осуществлялся из общего, достаточно широкого коридора, по стенам которого были размещены различные встроенные шкафы. Давид усадил Карину на диван в гостиной, а Валю и Глеба отправил на кухню с репликой:

– Поищите там, может, найдете что поесть…

Сам он также приземлился в гостиной на кресло и первым делом залез внутрь встроенного в стену бара, завуалированного под репродукцию Мане. Давид вытащил оттуда уже далеко не полную бутыль виски и два стакана и, поставив все это на журнальный столик справа от кресла, открыл книжку. Карина сидела молча, уставившись в одну точку, а ребята затихли на кухне: похоже, действительно нашли что-то вкусное.

Буров открыл файлы Стаса и вчитался в его завершающую информационную справку. В отличие от предыдущих сообщений в последнем документе сведений о пропавших не было, просто текст, написанный, по всей видимости, Стасовым. Если дословно, то документ гласил следующее. «Про Барбару Доллс ты уже знаешь, хронологически она четвертая. Но есть еще кое-что. Точнее, кое-кто. Об этом факте не писали в СМИ, его сразу засекретили. Подобный случай зафиксировали впервые, а исчезнувший парень оказался сиротой, поэтому трубить в трубы Иерихона о нем было некому. Произошло все двадцать пять лет назад. Семнадцатилетний воспитанник детского дома пытался переместиться из Петербурга в «Артек». Короче, в Крым. Вместе со своими однокашниками. Подарок такой им сделали. Местные власти да один религиозно настроенный бизнесмен. До «Артека» добрались все, кроме него. Инцидент замяли, а все данные о нем засекретили до такой степени, что теперь их нет даже у нас. Имени – и того не осталось. Короче, это тебе просто для информации, по нему не работай, смысла нет. Только время потеряем. Восемь целей у тебя, две из них точно в России. По крайней мере, яйцеголовые убеждены в этом. Добро?»

Давид дочитал файл и критически посмотрел на свою книжку. Затем взгляд его остановился на бутылке виски, и Буров, взяв ее, аккуратно налил светло-коричневую жидкость в стоявший тут же стакан, наполнив его как минимум наполовину. Потом посмотрел на Карину, которая по-прежнему сидела на диване, словно оцепенев.

– Ты когда-нибудь пробовала двадцатилетний шотландский… – попытался расшевелить ее Буров.

Вопрос его прервал звуковой сигнал из коридора, означавший, что кто-то хотел попасть в их временное пристанище. Давид отправился в прихожую и на засветившемся экране в верхней правой части входной двери увидел хмурое небритое лицо Артура Рейнгольда, сотрудника службы безопасности Фатахова. Он открыл и жестом пригласил Рейнгольда в гостиную. Артур невозмутимо оглядел Карину, затем бутылку виски, а Буров все так же молча наполнил и второй стакан до половины и, протянув его вновь прибывшему, кивнул в сторону дивана. Карина, не меняясь в лице, подвинулась, освобождая место для гостя. Артур взял стакан, сел и провел левой ладонью по немного взъерошенным каштановым волосам.

– Удобно ли говорить? – спросил Рейнгольд, косясь на Карину.

Буров сделал небольшой глоток виски и, улыбаясь, ответил:

– Неправильно, мой друг, как мне кажется, что-либо скрывать от нее. Она уже взрослый человек.

Карина по-прежнему хмуро молчала, а Рейнгольд, тоже отпив немного, сказал:

– Ну неправильно так неправильно. Факты таковы: ему стало плохо вчера около четырех часов вечера.

– Потерял сознание?

– Да. Шухер подняла его секретарь Ангелина. Вызвали эскулапов. Те прилетели минут через десять. Сразу забрали.

– Обедал?

– В том-то все и дело, что нет.

– Посетители?

Давид отпил еще немного виски.

– В первой половине дня. Часов в десять приехали поставщики из Нидерландов. Беседовали минут тридцать.

– Чаи гоняли?

– Нет. Те от кофе отказались.

– А около двенадцати приехала незнакомая никому дама и просидела у него примерно десять минут.

– Как выглядела?

– Маленькая, худенькая, темненькая. Лет сорок.

– Имя есть?

– Наверняка есть. Но нам оно неизвестно. Для нее он попросил кофе.

– А себе?

– Себе нет. Дама уехала, а Гариф вышел из кабинета только один раз – в районе двух – и попросил Ангелину принести ему информацию по продажам за текущие сутки. Она принесла. А потом около четырех к нему постучалась: юристка ломилась на аудиенцию. А он без сознания на полу. Она в скорую…

– Значит, когда это случилось, точных данных нет? – спросил Буров.

– Точных нет.

– А с чего ты взял, что имеет место внешний фактор?

– Баба эта…

– А что с ней не так?

– Ты понимаешь, во-первых, ее никто не знает и никто никогда не видел у него. Такого, чтобы к Гарифу Зарифовичу приходил некто совершенно незнакомый, такого ну ни разу не было. А тут на тебе! И через какое-то время после ухода обморок…

– Никто не знает! – проворчал Давид. – Так давай узнаем! У вас там, как я помню, камера на камере и камерой погоняет. У меня сейчас в связи с особым поручением есть карт-бланш и допуски почти ко всем базам. Показывай ее фото.

Рейнгольд ухмыльнулся:

– По ходу движения от паркинга снизу (кстати, она приехала по земле) до кабинета Гарифа ее зафиксировали четыре камеры. Вот снимки, смотри.

Сотрудник службы безопасности Фатахова протянул Бурову свою книжку, на экране которой были размещены одновременно четыре фотографии женщины. На первой она шла к входу в здание по подземному паркингу и, наклонив голову, казалось, что-то рассматривала у своих черных, на высоком каблуке туфель. На второй, в приемной, стояла спиной к камере. В лифте тоже спиной. И наконец, перед входом в кабинет Гарифа что-то сосредоточенно искала в сумочке. Ни на одной из картинок не было видно ее лица.

– Интересно… – протянул Давид. – Машина?

– Черный «порше»…

– Номера, Арчи, номера? – перебил его Буров.