Лига добровольной смерти

Два месяца желающий получить право на эвтаназию живёт в пансионате по мягкому режиму, имея возможность обдумать решение, написать заявление с просьбой поставить на учёт и подготовить договор с Лигой. За два месяца клиент вправе отказаться от своего намерения и вернуться к прежнему продолжению бытия и мирски наслаждаться, совершая прежние деяния и поступки. Или стать затворником, посвятить себя служению Господу.

Администрация пансионата и обслуживающий персонал придерживаются строгого правила: никакого принуждения, никаких уговоров. Человек волен распорядиться своей жизнью так, как ему подсказывает разум. Задача коллектива пансионата – не только предоставить клиенту возможность самостоятельного выбора, но и охранять это право от постороннего вмешательства.

Подав заявление и получив разрешение поселиться в пансионате, клиент в Доме прозрения не лишён возможности посещать театр, ходить на выставки, волен встречаться с родными. Последнее особо приветствуется администрацией, поскольку беседы в кругу близких людей либо убеждают человека в правильности задуманного, либо родня делает всё возможное, чтобы отговорить сбившегося с пути не бросаться головой в омут.

В том и другом случае обе стороны остаются удовлетворёнными. Специалисты пансионата не испытывают вины, а родственники после эвтаназии не поднимают скандала, не бегают по судам, доказывая, что их мнением никто не интересовался.

Тут Колчин делает важное уточнение. В Доме прозрения клиент в обязательном порядке проходит психологическую обработку. Врачи должны точно определить психическую устойчивость личности, твёрдую его уверенность в избранном пути. Проще говоря, врачи либо подтолкнут клиента к эвтаназии, либо на всю оставшуюся жизнь отобьют охоту играть со смертью. И те, кто вернулся из пансионата ЛДС, после пережитого в Лиге остаются счастливы до конца дней своих. Общество получает от них только пользу, что надо поставить Лиге в заслугу.

Работая с клиентами, специалисты Лиги Добровольной Смерти нередко получают ценную информацию о членах правительства, сенаторах и лордах, крупных бизнесменах. И случается так, что иной политик или министр, выступив с критикой в адрес Лиги, через день-другой читает в утренней или вечерней газете скандальную информацию о собственной персоне.

Нечто подобное произошло, в частности, с председателем Следственного комитета. Что о нём знали?

Видный юрист, доктор наук, высказался нелицеприятно в адрес Лиги Добровольной Смерти, заявив, что не следует торопиться с размещением филиала Лиги в Подмосковье, мол, в делах ЛДС много тёмных пятен, есть подозрение на нелегальную торговлю человеческими органами.

И тут же на страницах газеты «Московский комсомолец» появилась статья Александра Хинштейна «Богемское право». В ней подробно рассказывалось о том, что главный следователь России много лет тайно ведёт собственный бизнес в Чехии, у него есть фирма «Богемское право», она занимается торговлей недвижимостью. Три квартиры в центре Праги, а одна за городом – собственность четы. «Словом, есть, где разгуляться, – возмущался автор статьи. – Цены на пражскую недвижимость растут как на дрожжах – три тысячи евро за квадратный метр… Понятно, что за хозяйством нужен глаз да глаз. Вероятно, по этой причине председатель летал в Чехию с завидной регулярностью. При этом умудрился оформить себе… двухлетнюю предпринимательскую визу. Она была выдана чешской полицией и продолжает действовать до сих пор. Причём поставлена она в… его служебном паспорте»…

Следователю пришлось спешно оставить кресло председателя Следственного комитета, чтоб самому не оказаться под следствием.

«Благими намерениями вымощена дорога в ад, – указывал в одном из репортажей Колчин, – дни, которые провёл в пансионате, доверительные беседы со специалистами, имена и фамилии кого по вполне понятным причинам назвать не могу, но готов представить по требованию Международного трибунала, дают мне право утверждать: в деятельности Лиги Добровольной Смерти случались ошибки. Как юридического, так и медицинского характера. Возможность злоупотреблений, измены профессиональному долгу не исключена, чем и не пренебрегают воспользоваться при случае не чистые на руку. Опытному врачу без надобности доказывать, что существует много способов спрятать концы в воду, выдав желаемый для кого-то диагноз как истинный и отправить на смерть человека, у которого есть все шансы на выздоровление.

Десятки клиник в Европе и США стоят в очереди за донорскими органами, платят немалые деньги за печень или почки, чтобы пересадить их состоятельному больному, который лежит в ожидании спасения, ждёт и не дождётся, когда кто-то повесится. Или попадёт под поезд, колёса автомобиля. Что жалеть разочаровавшегося в жизни или покалеченного, если толстосумы готовы платить миллионы, только бы пожить дольше. Извечна простая истина: одни едят, чтобы жить, а другие живут, чтобы есть. Бесчисленные аварии на дорогах – поставленная на конвейер торговля человеческими органами. Одни устраивают аварии, другие отправляют пострадавших на тот свет, изымая их органы для продажи.

В этом нет ничего удивительного. Спрос на донорские органы растёт во всех западных странах. По оценкам специалистов, почти 60 тысяч больных в Западной Европе ждут орган для пересадки. Среднее время ожидания выросло до 10 лет, говорится в докладе Парламентской ассамблеи Совета Европы.

Эми Фридман, профессор хирургии медицинского факультета Йельского университета в British Medical Journal пишет: «Спрос на трансплантацию органов для спасения жизни настолько опережает предложение, что ожидающие пациенты в отчаянии»…

Деньги не пахнут… Мудрое изречение императора Веспасиана и сегодня в обиходе. Император так ответил сыну, который укорил отца в жадности. Римский император Тит Флавий Веспасиан первым додумался ввести плату за пользование туалетами»…

Прогуливаясь по городу, Говард обдумывал репортажи Колчина, и невольно сворачивал к пансионату Лиги, проходил мимо глухих ворот проходной.

Территория с постройками за высоким забором с охранной сигнализацией и камерами видеонаблюдения, ухоженная и безлюдная, с аккуратно подстриженными газонами и лужайками впрямь напоминала тишиной приют свидетелей Иеговы. Там тоже всё тихо и пристойно, только к вечеру стекается молчаливый народ – женщины и дети, мужчины – и проваливаются в распахиваемую дверь, исчезают беззвучно.

Не оставляла Рона в покое одна мысль: как сумел Колчин втереться в доверие администрации пансионата, затем бежать? Откуда взялся дирижабль? Бежать пришлось, конечно, по простой причине: через проходную охрана не пропустила бы, много знал. Если судить по репортажу «Дом последней ночи», Владимир жил в этом корпусе. Под крышей Дома последней ночи клиенты, заканчивающие свой земной путь, получают право на исполнение любого желания.

Рассказал Колчин о некоей Зинаиде, её многие сотрудники называют русской Клеопатрой. Издевательства и унижения, которые она перенесла в девичестве, подвигли красивую женщину на искреннее служение культу Молоха. Жрица храма Молоха, как Зинаида себя называла, она старалась хотя бы малым восполнить то упущенное, что недополучили в жизни клиенты пансионата. В древности, поклоняясь Молоху, женщины приносили в жертву самое дорогое – детей. Зинаида дарила себя.

Легенда о русской Клеопатре с лёгкой руки Колчина пошла гулять по миру. Поведал репортёр, как ласково и нежно общалась Зинаида с клиентом в последнюю его ночь. Она уединялась с избранником в его комнате. Дежурный персонал не нарушал покой пары, понимая суть происходящего.

Утром журналист увидел, как клиента, с которым общалась Зинаида, повели в операционную. Мужчина выглядел спокойным, на лице не прослеживалось и следа страха.

Через час из операционной отправили на кремацию ещё не остывшее тело мужчины. Колчину открылась вдруг простая истина: жизнь человека зависит от окружающих условий бытия. Меняются условия, в которых ты находишься, меняется и отношение к явлениям действительности. Либо ты цепляешься за самую малую возможность выжить, либо, доведённый до отчаяния, расстаёшься с миром в ожидании, что все метания, наконец, прекратятся, так как жил по принципу: «Да, да – нет, нет, а что сверх того, то от лукавого».

Не всё мог узнать и поведать читателям репортёр из России. Наверное, думал Говард, кто-то из служащих пансионата тайно ведёт дневники с намерением опубликовать их и поведать о пережитом после ухода из пансионата. Или после своей смерти, передав записи кому из родных или знакомых. Один такой, но должен отыскаться в корпусе «X», где приводят в исполнение смертный приговор.

Уж больно заманчивая идея: работать в закрытом заведении, видеть смерть знаменитостей, знать их последнее желание. Знать и молчать? Унести с собой в могилу?

Рано или поздно даже под присягой, которую ты дал письменно и устно, кто-то должен нарушить обет молчания и рассказать о жизни пансионата в обыденной обстановке и в обыденное время. Это будет сенсация большого масштаба. И почему судьба не может обласкать своим вниманием Рона? Оказался бы дневник в руках Рона… Такой случай журналисту выпадает раз. Поймав удачу, Говард получил бы широкую известность. Только поведёт расследование не для удовлетворения журналистских амбиций, думал Говард, а для полного понимания сути происходящего в Лиге, которое скрыто от широкой общественности.

Почему и нет? Рон не лишён был тщеславия, и хотел, чтобы о нём тоже говорили. Говард ощутил потребность ознакомиться с бытом пансионата Лиги поближе и, быть может, собственными глазами увидеть порог, который отделяет человека от вечности. Живёт Говард в Упсале, многократно проезжал, и будет проезжать мимо наглухо закрытых ворот пансионата. Надо действовать, а не ждать, когда удача повернётся к тебе лицом. Везёт тому, кто везёт свой воз.

Так размышлял Говард, склоняясь к одному твёрдому решению: он должен повидаться с Колчиным, о многом расспросить его, чтоб не ломиться в открытую дверь. Процесс захватил его. Поднята большая буча, миром дело не закончится. Оставаться в стороне Рон не хотел.

– Ты какой-то потерянный, – заметила Хилеви за ужином. – Не находишь себе места, что-то бормочешь под нос.

– Как он смог бежать из пансионата Лиги?

– Ты о Колчине?

– О нём. Не зря служил в морском спецназе.

– Намерен встретиться с ним? – догадалась Хилеви.

– Надо лететь в Москву. Встреча с Колчиным многое прояснит. Ты полетишь со мной? А то мы всё врозь да врозь…

– Спохватился! Раньше бы подумал о жене…

– Что имеешь в виду?

– Прости, сорвалось с языка… Нечего мне делать в Москве. Ты расследованием займёшься, а мне сидеть в отеле? Красную площадь с Мавзолеем и храмом Василия Блаженного видела…

В приступе нежности Рон обнял жену, начал покрывать поцелуями лицо и грудь Хилеви.

– Вот всегда так, – ответила Хилеви, – сначала доведёшь до слёз, а затем… – Хилеви уступила…

Порывался Рон и раньше поговорить с Хилеви, приголубить. Часто ли откровенничают? Если виноват Рон, то почему Хилеви не начнёт разговор, чтоб излить душу и расставить всё по местам? Он пытался осознать причину их отчуждения, но что-то сдерживало, вспомнил отца, уж он наверняка подсказал бы выход, пусть и отругал бы Рона.

Этого Рон заслужил. Пора бы взяться за ум, не витать в облаках и не рассчитывать на одинаковое с ним понимание бытия другими. Могут быть расхождения, в них разобраться надо, а не отметать как надуманные. А у него подход, как у многих мужчин: жена должна быть простой и понятной, домоседкой. Так оно спокойнее.

Много ли он знает о жене? Если говорить прямо, Говарду ничего не было известно о том, как прошла молодость Хилеви. Знал, что родилась в Стокгольме, училась в гимназии. В студенческую пору случилось в жизни Хилеви событие, омрачившее существование, но никому она не рассказывала. Рон и не настаивал. Видимо, была у Хилеви любовь, но из этого ничего не вышло, её крепко обидели. Пыталась вырваться из порочного круга, но молодой человек не оставлял в покое, преследовал и мстил.

С переменой места жительства Хилеви вздохнула свободно, выйдя замуж за Говарда, она утаила от него прежние свои неурядицы, надеясь, что ничто больше не заставит страдать. А коль и случится что подобное, сумеет за себя постоять.

Что греха таить, тугодум и упрямец по натуре, Говард не привык плыть по течению и делать поспешные выводы. Он предпочитал учиться на чужих ошибках. Иногда говорил: на собственных ошибках учатся лишь дураки. К числу положительных качеств своего характера Рон относил то, что он не разменивался по мелочам. Неприятности встречал без суеты и паники, не отступал от намеченной цели, стойко преодолевая преграды, не вводя себя в заблуждение. И на пути к истине, когда проявляется ясность, очевидность сущего, не сбить его никакими уговорами или страшилками.

С такой же меркой подходил и к Хилеви, требуя от неё, наверное, больше того, что могла, чем причинял обиду, но не замечал. Как не замечал и того, что Хилеви так и не привыкла к мужу. Не стала для Рона опорой в житейских ситуациях. Оставалась сама по себе, а муж… Сам себе судия и первый ответчик.

Работа с туристами тяготила. Подобрать бы что более значимое, соизмеримое с работой мужа. Тогда бы у них оказались общие интересы, что сблизило бы их, скрасило жизнь. Пыталась Хилеви найти, но ничего приемлемого найти не смогла…

Под конец, уже смирившись с участью, Хилеви неожиданно для себя самой получила предложение от руководства пансионата Лиги. Однако признаться мужу о своём намерении сменить место работы не решилась, сохранила в тайне.

Порой Рона обижало, что Хилеви ни разу не поинтересовалась, как идут его дела в редакции. Что нового узнал, побывав в командировке. И остолбенел однажды, когда девочка из квартиры этажом ниже, обычно доверчиво рассказывающая Рону во дворе на спортплощадке о своих маленьких открытиях, которая только учится жить, вдруг с серьёзным видом взрослого спросила:

– Дядя Рон, а над чем ты сейчас работаешь?

Рон замер от неожиданности, сбивчиво поведал о новой книге, выхода которой ждёт. И даже подтянулся внутренне, чтоб выглядеть достойно.

Весь вечер он просидел за письменным столом, потерянный и поражённый искренностью девочки. Этой маленькой женщины.