Женщины виноваты!

– Я его не выгоняла, – немного помолчав, ответила мать. – Мы просто культурно разошлись. Я даже не хотела, чтобы он платил алименты, но присудили, и я их откладывала на сберкнижку целых восемнадцать лет и, если бы не перестройка, ты была бы богатой невестой, – она грустно покачала головой и замолчала.

– А с твоим отцом мы не ругались, – продолжила она. – Просто он не достоин быть твоим воспитателем, – закончила мать и, поджав губы, отвернулась от дочери.

– У вас с бабушкой прямо-таки патологическая ненависть к мужчинам. Почему? Чем они вас обидели? Вы постоянно ими недовольны. Чем мой дед и отец провинились перед вами? Деда я знала: нормальный человек был, бабушке даже квартиру оставил. Я уверена, что и отец такой же. Но ты так его ненавидишь, что даже ничего мне о нем не рассказываешь.

Лена замолчала, искоса поглядывая на мать. Она не ожидала от себя, что сможет высказать матери то, о чем думала давно. Но вот довели, и она высказала.

Мать на первый взгляд казалась тщедушной и слабовольной женщиной, но на самом деле она была упрямой и почти всегда добивалась своего. Не торопясь, изо дня в день, болезненным и тихим голосом она просила, требовала и снова просила. Она не ругалась, не говорила громко, не злилась. Но лучше бы она кричала, била посуду, хлопала бы дверью, чем это тихое, настойчивое, проникающее во все поры тела: «Послушай меня». Оно звучало десятки, сотни раз за вечер и никуда от него нельзя было деться. Лена уговаривала себя не слышать его, убеждала себя, что это обычные слова, что она уже привыкла к ним и что они уже ее не трогают, просила мать, чтобы та их не произносила, но все без толку – они звучали вновь и вновь, и Лена в конце концов соглашалась с матерью.

– Не будем говорить о моем прошлом, о котором ты ничего не знаешь – и слава Богу, – после долгого раздумья мать решила ответить дочери. – Не будем, – и снова замолчала.

Лене стало жаль ее. Действительно, возможно, между родителями произошло что-то такое, о чем ей не следовало знать, но все же у нее отец был, и мать могла бы что-нибудь рассказать о нем.

Мать продолжала молчать, и Лена подумала, что тема о замужестве на сегодня закрыта. Она перевернула назад лист книги, которую пыталась читать, разговаривая с матерью. Но мать встрепенулась и продолжила, приостановившийся было разговор.

– Послушай меня, ты бы нашла тогда сама мужчину поприличней, чтобы без всяких отклонений, если не хочешь тех, кого мы предлагаем. Например, Миша. Очень хороший человек. И напрасно ты … – но Лена не дала ей закончить.

– Мама, пожалуйста, прекрати этот разговор. Не нужны мне твои ни Миша, ни Паша и никто мне не нужен.

– И я говорю, что постоянно они тебе не нужны, – подхватила мать.

– Временно, как оказалось, мне тоже не нужны, – сказала Лена и с шумом закрыла книгу.

Ее большие черные глаза наполнились влагой, и, чтобы не потекли слезы, она откинула голову на спинку кресла и молча уставилась в потолок. Мать внимательно смотрела на нее, осмысливая сказанное.

– Что ты этим хочешь сказать? – Помолчала, не отрывая глаз от дочери. – Ты хочешь сказать, что ты уже спала с мужчинами?

– Мама, мне уже двадцать шесть лет. – Лена еще внимательней принялась разглядывать потолок.

– Ну и что? Я вышла замуж девушкой в двадцать девять лет. Все было прилично.

– Тогда время было другое. Общество другое.

– Послушай меня, те, кто собирался замуж, всегда хранили свою честь. – Мать поджала губы и отвернулась от дочери.

– Но я же не собираюсь выходить замуж.

– Тем более надо блюсти себя.

Помолчали, думая каждый о своем. В такие минуты неплохой мир, в котором жила Лена, тяготил ее, и хотелось его изменить, но решимости и сил не было, и она просто молча плакала, глотая слезы.

– Так это правда, что ты уже не девушка? – вновь вернулась к разговору мать, искоса поглядывая на дочь.

– Я пошутила, мама. Успокойся, – горько усмехнулась Лена.

– Ну, слава Богу. Я уж подумала, что плохо воспитала свою дочь.

Заверения дочери, которые мать хотела услышать, успокоили ее, и, боясь, что это не так и при дальнейших расспросах все станет ясным, она окончила разговор.

– Пойду прилягу. Устала что-то я. Спокойной ночи, – попрощалась она с дочерью.

– Да, мама, я уже спала с мужчинами, но мне это не доставило никакого удовольствия, – прошептала она, вытирая слезы подвернувшейся салфеткой.

Она вновь раскрыла книгу, но читать о чужой любви почему-то не хотелось. Посидев бездумно несколько минут, она встала, подошла к окну и долго смотрела на окна соседних домов. За каждым окном была своя жизнь: кто-то веселился, а кто-то плакал, как она, где-то ссорились, а где-то мирились, объяснялись в любви или ненависти; кто-то уходил из дома, а кто-то возвращался; где-то, конечно же, занимались любовью, зачинали ребенка. Ребенок… Она не испытывала материнских чувств, и ей было все равно будет у нее ребенок или нет. Но противиться матери уже не хватало сил. Надо было что-то решать, иначе ее жизнь с каждым днем будет становиться все хуже и хуже. Сегодня еще не было бабушки. Когда приезжала бабушка или они ездили к ней, то выступающие одним фронтом мама и бабушка всегда доводили ее до истерики.

Лена вспоминала свои связи с мужчинами, которые всегда быстро заканчивались в основном по ее инициативе. Ничего хорошего в этих знакомствах она не находила. Возможно, она не опытна в этих делах, и здесь какой-то особый подход нужен? Ведь некоторые мужчины были интересными, но все равно уходила от них она. «Самой, видно, мне не справиться», – думала она. Воспользоваться услугами подруг из «малого общества» она не хотела, да и не могли они ей помочь: сами в таком же положении.

«Здесь нужен опытный человек», – сделала вывод она.

– Мама, – Лена заглянула в спальню, – я схожу на полчасика к Даше.

– Что ты там забыла у этой гулящей девки? Всех мужиков к себе переводила, а замуж никак не выйдет. Да кто ее возьмет такую?! – послышался недовольный голос матери.

– Нормальная женщина. Это ты просто ее не любишь, вот и придираешься. Мне надо с ней по работе поговорить. Я ключ взяла, так что звонить не буду.

II

Даша жила этажом выше. Жила весело, и мать была права: мужчины бывали у нее часто и разные. Но Лена в личные дела Даши старалась не вникать. До сегодняшнего вечера.

Даша и Лена работали на одном предприятии, и столы их стояли рядом. Близкими подругами они не были, но общительный и доброжелательный характер Даши располагал к себе, и их отношения были хорошими. Однако вопросов, с какими шла Лена сейчас к ней, они не касались: Лена – следуя своим принципам, а Даша – зная отношение Лены к мужчинам. Сейчас, поднимаясь к ней по лестнице, Лена пыталась сформулировать свою просьбу так, чтобы она не выглядела смешной и не унижала бы ее. Но все оказалось значительно проще – Дарья была понятливой и опытной в этих вопросах. Она с первых же слов все поняла: для нее не было секретом желание мамы и бабушки Лены.

– Ты давай расскажи мне все. Нам, женщинам, чтобы облегчить душу, надо кому-нибудь поплакаться в жилетку. Вот ты мне и поплачься – сразу станет легче, – говорила Даша, расставляя чашки для чая на кухонном столе.

Немного полноватая, но стройная ее фигура, не останавливаясь, быстро перемещалась по кухне. Дашу нельзя было назвать красавицей, но русые от природы волосы, светлая матовая кожа, серые глаза, полные губы делали ее привлекательной. Ее слегка полноватое лицо, чуть раскосые глаза, выразительный рот излучали такую доброту и участие, что обязательно задержишь взгляд на ее доброй улыбке, на приветливых глазах. И сама она имела привычку подолгу всматриваться своими светлыми глазами, окаймленными густыми, черными ресницами, в глаза и лицо собеседника, чем часто приводила того в замешательство.

Скоро чай был готов, и они уселись за стол. Даша не торопила Лену с рассказом, болтала о всяких пустяках.

– Ты знаешь, что от меня требуют мама и бабушка, – наконец начала Лена. – Мне нужен временный муж, чтобы родить ребенка. Потом надо будет развестись. Тогда в нашей семье будет все прекрасно.

– Да, конечно, знаю. Все соседи, наверное, об этом знают. – Даша отпила немного чая. – А плюнуть на их уговоры ты не можешь?

Лена отрицательно покачала головой, как-то жалобно улыбнулась и сказала:

– Бесхарактерная я. Все боюсь обидеть кого-нибудь. Мне спокойнее, когда я сама страдаю от этого, а не кто-то другой.

– Ты что, святой мученицей хочешь стать? Много же тебе придется терпеть.

Посмотрев на готовую заплакать Лену, Даша смягчила свои слова.

– Извини. Я не хотела тебя обидеть. А вот слезы в твоем деле не помогут. Ты себя не ценишь: фигурка точенная, глазки – чернослив сладенький, губки алые – мечта мужчин. Давно бы замуж вышла, но ты настолько положительная, что ребята тебя опасаются. У тебя, наверное, в школе по поведению «пять с плюсом» было. На уроках ты держала руки на парте, а на переменах тихо стояла у стеночки, сложив руки на груди. Ведь так было? – Дарья весело, не изменяя своей привычке, смотрела прямо в глаза гостье.

– Да, примерно так и было, – улыбнулась та. – Я была отличницей, а по поведению все учителя меня в пример ставили. Мне, правда, попадало от ребят за это, но я на них никогда не жаловалась и никого не выдавала, если что натворят. Мне и сейчас никто не нужен: я бы сидела дома одна, читала бы книжку или вязала – и чтобы меня никто не трогал.

Сказав это, Лена как-то испугано посмотрела на Дашу. Та, вопреки своему обыкновению, сейчас смотрела в окно, подперев голову рукой, и вид у нее был совсем невеселый.

– Знаешь, раньше я не могла долго быть одна, – проговорила Даша, не отрывая глаз от уже посеревшего окна. – Мне всегда хотелось в компанию, к друзьям или просто к знакомым, где шум, веселье, мужчины, а сейчас все чаще и чаще хочется побыть одной. – Вздохнула: – Старею.

– А почему ты не замужем? – спросила Лена у приумолкнувшей хозяйки.