Звёздный Спас

Ему вдруг открылось, чем были напуганы девушки. Они были напуганы психокоррекцией пространства, в котором, грубо говоря, мог нормально себя чувствовать только ненормальный. Гармония антигармонии – вот в чём была причина страха. Причём такого, что, ступив за двери клуба, тут же хотелось бежать из него. Да-да, куда угодно, лишь бы бежать. Даже расставание с жизнью казалось вполне приемлемым избавлением от этой так называемой потусторонней гармонии.

– Присядем, – предложил усатый.

В полумраке огромной проходной комнаты, уставленной столами с лампами под зелёными абажурами, сидели какие-то загадочные личности, как будто бы кого-то ожидавшие и в то же время настолько погружённые в себя, что не замечали окружающих. Во всяком случае, на появление Кеши никто из них не среагировал: как сидели, как манекены, так и продолжали сидеть.

– Вам не стоит бежать, вы – наш, – сказал служитель клуба, усаживаясь за круглый стол напротив Кеши. – Вы вернётесь к нам потому, что от себя не убежишь.

Кеша почувствовал по всему телу как бы мельтешаще-пляшущие уколы иголочек, какие случалось чувствовать в сауне после ледяной купели. Иголочки пробегали волнами, как бы разбегаясь и скатываясь с плеч. Единственное отличие: в области висков и шеи они образовывали некий устойчивый полукруг, от которого как раз и исходили наподобие волн от камушка, брошенного в воду. Ощущение этих мельтешащих по телу иголочек не было в диковинку. Им сопровождались почти все лабораторные опыты, в которых он участвовал как «катализатор».

– Я и не думаю никуда бежать, – ответил Кеша и сказал: – Все эти люди находятся здесь под очень мощным экстрасенсорным воздействием. Чьим? Кого они ждут?

Служитель клуба с бесцеремонностью хищника цепко ухватил запястье Кешиной левой руки.

– Вас, вас ждут! Под чьим воздействием? Мо-им!

Он оскалился. Очевидно, хотел засмеяться в лицо Кеше, но внезапный спазм перехватил его дыхание, служитель застонал, синяя жила на лбу вздулась от напряжения.

Кеша вспомнил, что во время итоговых опытов Богдан Бонифатьевич непременно брал его за руку и тоже за запястье. Они вместе ходили по лаборатории в поисках наиболее сильной энергетической зоны. Тогда ему была в удовольствие цепкость пальцев научного руководителя. Сейчас же прикосновение служителя клуба было похоже на прикосновение оголённого провода. Кешу словно ударило током, да так, что чуть не вскрикнул: никогда, не буду, не хочу!

Мысленно произнося эти слова, он всегда, быть может подсознательно, преследовал одну цель – ослабить силу паранормального воздействия. И оно всегда ослабевало.

Кеша и сейчас хотел таким образом защититься от внезапного экстрасенсорного нападения странного индивидуума, но в сознании, как-то независимо от него, вдруг мелькнуло, что во имя Фивы ему надлежит не гасить свои способности, а, напротив, обнаруживать их и овладевать ими. Словом, наперекор себе он изменил направление мысли: «Всегда, буду, хочу!» И время остановилось.

Глава 13

Время не может остановиться или бесследно исчезнуть. Если принять его за некое вещество, то закон сохранения энергии более всего справедлив именно к веществу времени. Но что это за вещество, если его нельзя взвесить или измерить линейкой? Если оно не обнаруживает себя, а стало быть, и не поддаётся измерению? Конечно, нельзя взвесить обоняние, зрение или слух, но измерить их остроту – вполне по силам. Вот здесь и обнаруживается самое непостижимое, мы принимаем за единицу измерения то, о чём понятия не имеем, то есть опять же время.

Мы говорим: этому человеку пятьдесят лет, а этому дереву – сто пятьдесят. До этой звезды расстояние пять световых лет, а до этой – десять парсеков. (Естественно, нашего, солнечного времени, с тремястами шестьюдесятью пятью днями в году.) Мы как бы пользуемся временны?м стандартным метром или стандартной гирькой, но самоё время как вещество живое здесь не улавливается. Тут для расчёта потребовался бы некий коэффициент квинтэссенции сегодняшнего дня. Потому что время как вещество живое – это сила воздействия и сила ответной реакции на воздействие. То есть взаимодействие между предметом возмущения, скажем так, и возмущающейся средой, на которую воздействует предмет.

В упорядоченном мире природы сила вещей воздействия и сила реакции на воздействие (противодействие) – всегда пропорциональны. Поэтому движение времени осуществляется как бы по прямой, из прошлого – в девятисекундный миг настоящего, и дальше – в многовариантное будущее. Но бывает, что сила предмета воздействия (возмущения) столь велика, что локально, в одном каком-то месте, предмет нарушает геометрию пространства. Он поглощает среду, точнее, втягивает в себя её вибрацию и превращается в «вещь в себе». А «вещь в себе» имеет свойство находиться вне связи с окружающими предметами. То есть быть и в то же время не быть, что свойственно вибрациям будущего.

Если же во взаимодействии произойдёт преобладание силы среды, то есть она поглотит силу воздействующего предмета, то он сейчас же утонет в ней, как бы провалится в прошлое.

Впрочем, в упорядоченном, но невидимом мире природы и среда, и предметы, хотя и находятся в виде однородных электромагнитных полей, сами поля, скажем так, строго пронумерованы характерной для них вибрацией. Как бы далеко в прошлом или будущем ни оказался предмет воздействия (возмущения), он непременно вернётся в настоящее, как только амплитуда колебаний его временно?го поля совпадёт с амплитудой колебаний временно?го поля среды. Предмет как бы выпадет в осадок, явится из ничего. Но в соответствии с вибрацией среды он может навсегда остаться в будущем. То есть как бы в будущем, а на самом деле, не вписавшись в девятисекундное пространство настоящего, сразу окажется в прошлом. Стало быть, будущее может накапливать прошлое, как и прошлое – нереализованное будущее. Целые материки и даже планеты непроявленного пространства, не пересекаясь с настоящим, существуют невидимыми объектами, точнее, некими многомерными энергетическими нишами прошлого и будущего. Движение литосфер, вулканы, вздыбливание и понижение земной коры и как результат землетрясения и цунами – во всём этом или за этим – живое вещество времени, которое мы не улавливаем. Не видим и не предвидим, то есть видим лишь последствия излившейся энергии времени. Мы слепы, а потому наши объяснения времени отрывочны и сумбурны. Живое время неодушевлённого мира даже в катастрофах (в некотором смысле одушевляясь) проходит у нас сквозь пальцы, как вода сквозь песок. Мы уверены, неодушевлённый предмет возмущения не оставляет в ином времени следов присутствия. Во всяком случае, он не способен мыслить, а стало быть, и осмыслить своё присутствие в ином времени и своё возвращение в настоящее время. Его как бы нет нигде: ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Да его и нет, потому что его присутствие – это только присутствие в нём амплитуды колебания вибрации настоящего времени, а лишаясь её, предмет превращается в пыль, в ничто. Неодушевлённый предмет – это только кусочек пространства, завёрнутый в некий пергамент времени. Рвётся пергамент, рассыпается форма предмета, увеличивается пустота пространства – временна?я ниша.

Одушевлённый предмет, тем более человек, наделён душой, Божией искоркой, которая с самого рождения теплится в человеке. Познавая плоть, она являет пример прозрения и лицезрения живого времени. Ведь тело человека без души – тоже не более чем пергамент. Где бы человек ни был (в прошлом, будущем или настоящем, на Земле, на Марсе или на неведомой планете, отдалённой от Солнца на тысячи парсеков), пока он хранит в себе душу, Божию искорку, – спасён. Потому что Бог повсюду, в любой многомерности. И в нас, и вокруг нас. И Он для своей искорки всегда рядом. Потому что Он и есть Живое Время Мироздания, Его Слово, которое было у Бога. Помните:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Оно было в начале у Бога.
Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков;
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (От Иоанна. 1, 1–5).

Да и как она может объять, если свет есть жизнь человеков, а жизнь – живое вещество времени? Изнашивается тело, умирает человек. Рвётся пергамент, обнажается Божия искорка, чтобы слиться со своим Создателем, который всегда рядом, потому что для Него нет времени, Он бессмертен, Он Сам – Время, в котором нет ни прошлого, ни будущего, а есть единое многомерно проявляющееся настоящее, которое и есть Он Сам. «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний».

Кеша сел в поезд на станции метро «Университет» в расчёте на «Охотном Ряде» перейти на «Театральную», а там уже без пересадок доехать до «Речного вокзала». В принципе, до «Ленинки» – его обычный маршрут на квартиру Никодима Амвросиевича. Однако сейчас он ехал не на квартиру, а домой, к отцу. И с первой минуты, как только вошёл в вагон, почувствовал большую разницу между своей обычной поездкой по этому маршруту и нынешней. Странно это, те же станции: «Спортивная», «Фрунзенская», «Парк культуры», «Кропоткинская», а всё как бы внове. И вагоны, и люди, и даже станции кажутся другими. Чем это объяснить? Настроем. Но что такое настрой? Наверное, это мысль, которая содержит в себе ощущение времени. Его выпуклость, составляющую каждого человека, живущего сегодня, сейчас. Именно это ощущение выпуклости времени, составляющее нас и нашу цивилизацию, является своего рода меткой, родимым пятнышком, которое отличает его от любого другого времени, делает его единственным, неповторимым. Если бы человек будущего под воздействием способствующих сил окунулся в психоэнергию нашего времени, то, несомненно, он оказался бы рядом с нами. Время как физическое вещество обладает массой, а стало быть, тяготением. Попасть в сферу тяготения того или иного времени или светила – это очень понятно поэтам и физикам.

Кеша, как и планировал, перешёл на станцию «Театральная» и продолжил путь. Он и прежде любил в вагоне мечтать или обдумывать какие-нибудь задачи. Сейчас же поймал себя на том, что его мысли, по сути, сентенции, уже кем-то обдуманные и каким-то образом предоставленные ему, он лишь обживает, приспосабливает для своего пользования. (Усмехнулся.) Интонация, как у докладчика на диске, чересчур назидательная.

Он опять отвлёкся, чувствуя не рассудком, а каким-то выходящим за пределы его «я» надсознанием, что в нём уже началась невидимая подспудная работа, которая должна если не объяснить его паранормальные возможности, то хотя бы предостеречь от нервного срыва. Который, увы, возможен, и явное тому свидетельство – клуб «Сталкер».

Кеша мысленно увидел сузившиеся зрачки человека в серебряных лампасах. Они смотрели глаза в глаза. Обычно так смотрят, когда состязаются, кто кого пересмотрит, кто первый не выдержит и отведёт взгляд.

Человек отдёрнул руку, которой вот только что держал Кешу за запястье, цепко ухватился за край стола. Его словно уносило ветром или какой-то иной невидимой силой. Во всяком случае, на его лице застыла напряжённая гримаса человека, противоборствующего стихии. Тем более странным было, что изо всех сил он пытался навязать Кеше, чтобы он упал на колени, бил поклоны и чтобы ещё и заскулил по-собачьи. Последнее показалось Кеше особенно возмутительным.

Ну это уже слишком, подумал он и сказал:

– Сила, с какою вы обрушиваете удар на стену, – с тою же силой этот удар будет возвращён вам. Тут даже придумывать ничего не надо.

Кешино замечание не столько прибавило сил ему самому, сколько отняло их у человека в серебряных лампасах. Он от напряжения оскалился, глаза вылезли из орбит, казалось, что вспухшая на лбу вена вот-вот лопнет.

– Напротив, я предлагаю вам заскулить, раз уж вам так хочется, – сказал Кеша.

И сразу почувствовал ужасное давление крови и звон в ушах. Боль была не сильной, но какой-то стягивающейся в тяжёлый комок, голова сделалась как бы металлической. Он потерял нить разговора, мысль ускользала, да и был ли сам разговор?! С некоторым усилием вспомнил о своём предложении.

– Да-да, сделайте сами то, что требуете… Это избавит вас от невыносимых мучений, и мы, так сказать, приватно побеседуем на любые темы.

Кеше показалось, что он не думал ни о чём. Тем более о невыносимых мучениях. Он определённо чувствовал, что мысль пришла извне. Её словно бы нашептал некий искуситель, а Кеша лишь смягчил её, сделал более приемлемой.

Оторвавшись от столешницы, человек в серебряных лампасах швейцара внезапно тявкнул и, откинувшись на спинку стула, облегчённо обмяк.

Некоторое время он и Кеша сидели молча. Они словно бы отсутствовали. То есть сидели отключившись, подобно загадочным личностям, неизвестно кого ожидающим под зелёными абажурами. Кстати, личности зашевелились, ищуще заозирались по сторонам и, не скрывая своей внезапной воинственности, уставились на Кешу.

– Не отвлекайтесь – всё хорошо, – успокоил их Кеша.

И опять почувствовал, что переиначил чужую мысль, в которой главным было: «Уничтожим! Всё плохо! Конец!»

Теперь Кеша не сомневался, что, подобно телепату, улавливает чужие мысли. Отсюда и ощущение, будто они являются откуда-то извне, словно кто-то их нашёптывает.

– А что если всю негативную энергию, к которой вы имеете доступ и которую направляете на людей, взять бы да направить на вас, извините, не знаю вашего имени.

– Моё им-мя?

Человек в серебряных лампасах замолк, словно бы поперхнулся, и, обхватив живот, внезапно скорчился в болезненных судорогах.

– Я не сказал, что направить именно сейчас. И именно на вас как на одного-единственного. Уверен, что за вами стоят более важные персоны.

Человек в серебряных лампасах опять откинулся на спинку стула и опять обмяк. Однако чувствовалось, что после встречи с магнетической силой он не был напуган, нет. Скорее он был озадачен и теперь заученно расслабился, чтобы побыстрее восстановиться.

Неожиданно подал голос.

– Если бы вы были агентом СОИС, я бы знал вас.

Он сидел с закрытыми глазами и всё так же безвольно уронив руки.

– Нет, я не агент СОИС, – ответил Кеша.

– Но, возможно, вы, как и я, из аналогичной фирмы? Я знаю, что такая имеется в стенах МГУ.