Однако никаких поручений не было, главный был настроен доброжелательно. Прежде всего представился – Агапий Агафонович Акиндин. Своих сотрудников представил: в защитном жилете – старший лейтенант Назар Матвееич Наумов и его напарник – лейтенант Мефодий Онуфриевич Кимкурякин.
Сообщил, что за сгоревшие приборы никто материальной ответственности не понесёт. Рассказал о подобной ситуации в лаборатории великого Резерфорда, которая сгорела во время экспериментов с электричеством. В телеграмме-отчёте на имя учителя Пётр Капица лаконично сообщал, что лаборатория уничтожена полностью, но зато они теперь представляют, что такое электрическая дуга в шесть тысяч вольт.
– Нас интересует, откуда берётся и что это за энергия, которая напрямую материализует мысль экстрасенса? Материализация из ничего – что это?!
Кеша почувствовал, что ему трудно дышать. Вопрос адресовался как бы ему одному. Но он и сам хотел бы знать – что это? Казалось, что сейчас сосуды лопнут или сердце выскочит из груди. «Никогда, не буду, не хочу!» – непонятно к кому мысленно воззвал Кеша, и сразу по телу разлились успокаивающие слабость и бессилие. Безвольно свободный, не имея ни карт, ни ветрил, он словно бы поплыл на волнах невесомости.
Между тем Агапий Агафонович напомнил о задачах, стоящих перед лабораторией, о долге каждого учёного перед человечеством. О недавней трагедии в Юго-Восточной Азии, масштабы которой хотя и ужасны, но всё же мизерны в сравнении с предстоящей катастрофой.
– По последним сведениям, до так называемого времени «Х», то есть до столкновения с астероидом Фантом, осталось ровно три года и сто дней.
Агапий Агафонович поинтересовался: всем ли известно, почему, собственно, астероид 2004VD17 больше называют Фантомом, нежели обозначают цифрой в соответствии с присвоенным ему номером открытия?
Оказывается, в секретных инструкциях разъяснялось, что, используя методику русского астронома Н.А. Козырева о фиксации реального местоположения звёзд на небе, учёные НАСА с помощью телескопа Хаббла установили, что в 2102 году состоится ещё одно столкновение с Землёй. То есть спустя почти восемьдесят лет после ожидаемого нами столкновения. Получается, что, перестав существовать после первого столкновения, астероид каким-то образом опять возникнет в будущем небе 2102 года. Ну чем не причудливый призрак, то есть фантом?
Выдержав паузу, Агапий Агафонович немножко порассуждал на тему последствий столкновения.
– Конечно, человечество выживет, но как минимум будет отброшено в каменный век. К сожалению, человечество находится на таком уровне развития, что не в состоянии гарантировать спасения даже для миллионной части флоры и фауны Земли.
Остановился на последних решениях ООН.
– Хотя для предотвращения паники среди населения во всех СМИ имеются инструкции, а по сути, наложено табу на публикации материалов о предстоящей катастрофе, всё же встречается недопонимание со стороны некоторой части молодёжи. А есть и попросту деструктивные силы, готовые ради своих амбиций положить на жертвенный алтарь весь мир.
Поэтому Агапий Агафонович призвал всех к бдительности и сразу же принёс извинения за предстоящие неудобства – для работы в лаборатории будет введена новая схема допуска. И здесь же пообещал, что у амбициозных сил ничего не получится.
– Однако всем надо стараться. Как ни банально звучит, но спасение утопающего – действительно, дело рук самого утопающего.
Посоветовал посмотреть на всё происходящее с простых человеческих позиций, чтобы потом, в ответственный момент, не оказаться слишком близорукими.
В заключение (теперь это не казалось странным) предоставил слово Богдану Бонифатьевичу. Завлаб очень волновался, краснел, потел (вытирал платочком лоб), но высказал надежду, что опыты по изучению сверхчувственного продолжатся. А пока на две недели он отпускает всех на каникулы. Попросил Зиновия Родионова и Иннокентия Инютина задержаться, подняться к нему на кафедру. В общем, неубедительно выступил, как-то враз бросилось в глаза, что отныне в лаборатории не он полновластный хозяин.
Да и на самой кафедре, в своём обширном кабинете, он любил, беседуя, прохаживаться взад-вперед. Вдруг застывать напротив собеседника, сомкнув руки на круглом животике. Сейчас же утомлённо и безучастно сидел в своём кресле, а расхаживал Агапий Агафонович.
– У меня один вопрос к вам обоим – каким образом письмо Богдана Бонифатьевича, отправленное в урну и всё это время действительно находившееся в урне, оказалось в руках адресата?
– Элементарно, – сказал Зоро. – Была копия письма, которую я передал Инютину – догнал его в подвале, как раз перед дверью в лабораторию.
И пояснил, что любая бумага, согласно постановлению СОИС, должна оставаться на кафедре, а им, аспирантам, предписано работать только с копиями. И если руководитель опустил оригинал в урну, то это его не касается. Лично он, Зиновий Родионов, если бы не встретил Инютина, просто подшил бы копию в спецпапку, а содержание ввёл в свой компьютер.
– Прекрасно, – сказал Агапий Агафонович, потирая руки. – Теперь остаётся только сравнить наши индикаторы истины.
Он открыл шкатулку головного компьютера и усмехнулся.
– Самые плохие показатели мои и Богдана Бонифатьевича. Что касается вас, молодые люди, вы свободны.
Глава 9
Фиве привиделось, что она малышка, сидит у лесного ручья и ожидает синеглазого мальчика, с которым ей предстоит посадить синюю луковицу волшебного цветка. Увидев её, мальчик обрадовался, а потом смутился, боялся даже взглянуть на неё. Они очень старались, а когда посадили цветок, решили прибегать к нему каждый день, чтобы смотреть, как он растёт. Но с тех пор мальчик не появлялся у ручья, и Фива забыла о нём.
Теперь она стояла в саду, и ей почему-то вспомнился синеглазый мальчик, который даже боялся взглянуть на неё. Она стояла под раскидистой яблоней, а дедушка с дымарём в руках наклонялся над ульем, вынимал рамки и над тазом обрезал лишки сот с мёдом. Вокруг царила небесная благодать: щебет и порхание птиц, танцующий полёт бабочек и, конечно, пчелиный гуд, звучащий в пространстве ветвей, цветов и россыпей солнечного света.
– Дедушка, а что это за время Звёздного Ребёнка, которого в миру называют индиго? Кто он такой? И почему он уже не ребёнок? – спросила Фива почти скороговоркой, показывая всем своим видом, что эти вопросы для неё малозначимы.
В ответ дед даже головы не приподнял, чтобы взглянуть на внучку, – как работал, так и продолжал работать с тою же неторопливостью. Он тоже сделал вид, что и для него её вопросы обыденные.
– Время Звёздного Спаса – это и есть Время Звёздного Ребёнка, или индиго. Это время испытаний человека, его человеческого смысла, когда благодаря Звёздному Ребёнку он сможет входить в любое из пяти пространств, соответствующих его телу, а точнее, пяти телам. Но у нового человека, индиго, должно быть шесть тел, как шесть граней у медовой соты. Потому что шестигранник – это самая оптимальная и самая устойчивая конструкция.
– Звёздный Ребёнок – кто он такой? – повторив вопрос, дед невольно призадумался. – У него шесть тел, он таким родился. Он – сердцевина будущего человека. Ему дано входить в любое из наших пяти пространств. Это талант, положенный ему Богом. А в остальном нет никакого отличия от нас. Мы ведь тоже в своих телах как матрёшки. Умрёт физическое тело, и вместе с ним все энергетические тела отомрут, но духовное, Божие, – никогда, оно вечно. По свидетельству древних мудрых книг, мы здесь, на Земле, для совершенствования своего духовного тела, для нарабатывания духовного ключика. Все святые мученики нарабатывали и получали от Бога свой ключик. В древних книгах ещё называют этот ключик Звёздным, отсюда и Звёздный Ребёнок.
– А почему он уже не ребёнок? – повторила свой вопрос Фива и незнамо чего смутилась, и, пряча смущение, отвернулась – будто разглядывала яблоневые листочки.
Дед не торопясь, поставил дымарь на уголок открытого улья, стянул с лица защитную сетку (отбросил назад, словно капюшон плаща) и весело, но совсем не обидно засмеялся, мол, того не знает. И потому, что не знает, Фива ещё больше смутилась. Она вдруг почувствовала, что Звёздный Ребёнок – Кеша. И вновь, как при разговоре с бабушкой, ей вдруг стало смешно и весело.
– А как его станут называть, когда он перестанет быть Звёздным Ребёнком?
– Думаю, его будут называть Новым Адамом или, в соответствии с его синей аурой, излучаемой шестым телом, Адамом-индиго. Именно он укажет человечеству путь, как обрести утраченный рай. С него-то и начнётся новое небо, потому что наше солнце и наши планеты вошли в пору такого воздействия мировых пространств, что человеку, чтобы выжить, надо уже внутренне перестроиться. Наступает время созревания человека, его духа, которое позволит создавать из хаоса материи одухотворённые формы жизни.
– Кеша – Новый Адам, Адам-индиго?!
Ей хотелось воскликнуть: не смешите меня! Но она осеклась – никто ничего не должен знать про Кешу. Но, к её удивлению, дед сказал:
– Смешите, не смешите, но, ежели духовные силы пробудятся в нём, именно с него начнётся новое племя людей – Человечество с большой буквы. Но вот пробудятся ли?! Это, как говорится, бабушка надвое сказала. Может – да, а может – нет. Потому что мало повстречать земную любовь, надобно ещё разрушить заслон великим силам, который в самом раннем детстве был установлен ему. Установлен не по злому умыслу, как заклятие, а как спасительный родительский оберег. Воистину, воистину сказано, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
Фива коротко взглянула на деда и испугалась – это не её дед. Седовласый, в голубоватом плаще с откинутым капюшоном, он был не то чтобы страшен – чужд ей, она почувствовала необъяснимую угрозу.
Внезапно чёрная туча, словно тень Змея Горыныча, набежала на солнце, Фива ощутила мелкую-мелкую дрожь яблони, под которой стояла. И внутренний мир, и всё-всё вокруг внезапно стало сворачиваться и сбегаться как бы в огромный вращающийся шар. Шар отдалялся и сжимался, а главное – ускорялось его вращение, и ускорялся бег времени. Он превращался в некую исчезающую пронзительную точку, исчезновение которой связывалось с исчезновением всего земного, в том числе и её самой.
– Всегда, буду, хочу! – неожиданно для себя воскликнула Фива, и мир как бы взорвался новым великолепием россыпей цветов и солнечного света.
– Вот-вот, произошло небывалое – время ускорилось. Теперь только эти слова Звёздного Ребёнка имеют великую духовную силу. Да-да, если однажды он вдруг скажет в сердце своём, навсегда скажет: всегда, буду, хочу! – затворы рухнут, а вместе с ними – и ваши сегодняшние мечты.
– Но почему мечты? Мы что, умрём? И почему мы должны умереть, если в Звёздном Ребёнке проснётся великая духовная сила? Это нелогично.
Ей показалось, что её и Кешино будущее во многом зависит от этого строгого старца.
К её удивлению, он смутился – ей следует самой спросить у своего суженого обо всём, что на сердце. Потому что её суженый и есть Звёздный Ребёнок, которому, чтобы исполниться, всего-то и надо отвергнуть – никогда, не буду, не хочу. И принять как данность – всегда, буду, хочу!
Теперь смутилась Фива. Она, конечно, не против спросить, но его нет рядом. Старец, улыбнувшись, указал глазами на стену.
Это было так странно, вдруг увидеть дверь, которой здесь не должно было быть. Обитая дерматином, с вырванными клоками поролона, она была самой непритязательной на лестничной площадке. Но как раз это сразу и убедило Фиву, что перед нею дверь именно в Кешино жилище. Повеселев, она сказала старцу, точнее – хотела сказать, что узнала её, потому что когда-то она здесь уже была. Впрочем, сказать было некому, старец исчез.
Она постучала. Дверь отворилась довольно быстро, в проёме нарисовался Кеша в накинутом на плечи пальто.
– Фифочка – ты?! – испуганно воскликнул он.
Впрочем, его испуг мгновенно сменился радостью и даже восторгом. Почувствовав, что он совсем уже ошалел от встречи, она засмеялась и, явно стро?жась, приказала, чтобы немедленно собирался – они пойдут в лабораторию, посмотреть его обезьянок.
Пока ждала Кешу, не покидало чувство, что она уже когда-то здесь была. Странно это: не была, а была. Ей даже вспомнилось расположение мебели в его комнате. Кажется, она подняла с пола тысячерублёвую банкноту, подала Кеше, а он смутился, стал складывать её в гармошку, словно шпаргалку. Фива даже отняла банкноту и, положив на письменный стол, на раскрытый словарь, придавила её сверху небольшим прозрачным диском.