Звёздный Спас

Его недовольство мгновенно сменилось радостью и восторгом. Он и сам словно опять очутился во сне, потерял дар речи. Синеглазая и розовощёкая Фифочка была как бы из сна, но гораздо красивее.

Почувствовав Кешино волнение, она засмеялась и, явно строжась, приказала, чтобы немедленно собирался – они пойдут в лабораторию, посмотреть его обезьянок.

– Каких обезьянок?! – воскликнул Кеша. – Сейчас шесть утра.

Он поинтересовался – встретился ли ей человек в шубе и унтах?! Это хозяин квартиры, едет в Озёрки, а рейс в Озёрки по расписанию в шесть тридцать. И это ей должно быть известно лучше, чем ему.

Фива сказала, что всё ей известно. И мужчину в шубе и унтах она не только встретила, но даже подъехала с ним на «Икарусе» прямо к подъезду, потому что собиралась ехать домой, а потом передумала.

– На «Икарусе», домой, – растерянно повторил Кеша. – Но автобус идёт в Озёрки в шесть тридцать утра.

– Вот и не угадал, – засмеялась Фива. – Не в шесть тридцать утра, а в семнадцать тридцать вечера, потому что это автобус дополнительный.

– Ах, вот оно в чём дело! – наконец-то дошло до Кеши.

Он пригласил Фиву в квартиру, но она отказалась, сказала, что подождёт на лестнице. А он пусть поторопится, ей не терпится взглянуть на обезьянок.

Кеша не стал спорить, побежал одеваться. За четверо суток, проведённых с Фифочкой, он много чего рассказал ей, чего прежде никому не рассказывал. А именно, что он аспирант кафедры философии, занимается изучением сверхчувственного, проводит психологические опыты с обезьянками, а потом моделирует их поведение на компьютере.

Они шли по длинному коридору, и Кеша никак не мог решить – надо ли говорить Фифочке, что лаборатория у них закрытая и достаточно большая (в ней работают ещё пять аспирантов и научный руководитель Богдан Бонифатьевич Бреус – философ-идеалист, кандидат наук, кроме того, выдающийся биоэнергетик).

Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Тем более что лабораторию «закрыли» такие же аспиранты, как они, во времена, когда Богдан Бонифатьевич сам был аспирантом. А «закрыли» потому, что все кому не лень, узнав об их опытах по изучению сверхчувственного, откровенно смеялись над ними как над шарлатанами, сумевшими обвести вокруг пальца не только ректорат МГУ, но и Академию наук.

Естественно, никто никого не обводил, им позволили создать лабораторию только потому, что в других странах уже были созданы подобные. Особенно после того, как НАСА, Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства США, провело ряд опытов по телепатической связи с астронавтами.

Да-да, их не жаловали, Кеша сам не раз был свидетелем, мягко говоря, ироничного отношения к ним. Однажды по поручению Богдана Бонифатьевича он отнёс в ректорат заявку на новый компьютер для лаборатории и был унижен до крайности. Какая-то секретарша проректора по хозяйственной части, по сути завхоза, беря у него бумагу, прыснула едва не в лицо: это от философа Брехуса?

Впрочем, сейчас это не имело никакого значения, то есть имело иной смысл.

Если он откажет ей – она вправе обидеться, подумать, что он не хочет знакомить её со своими коллегами. А стало быть, его отношение к ней несерьёзное. И у него на примете есть другая девушка, которую он уже познакомил с ними или собирается познакомить. Но всё это не так, кроме Фифочки, Кеше никто не нужен. Да никого и нет у него, и не было никогда. Потому что он – недотёпа, с отсутствием всяких способностей. Если признаться, он потому и пошёл в парапсихологию, что уверен – однажды либо из окна высотки выпадет, либо под машину угодит. В общем, с ним что-нибудь такое произойдёт, после чего в нём просто обязательно откроются паранормальные способности. Как ни странно, но чувство открытия в себе каких-то новых необычных способностей не покидало его никогда. Так что, идя по длинным лабиринтам коридора, он только и нашёлся сказать, что все его коллеги, включая и завлаба, страшные остряки и оригиналы. В особенности любимчики Богдана Бонифатьевича: Зоро, Зиновий Олегович Родионов, и его подруга Седна, или МКС, Мавра Ксенофонтовна Седнина. Кстати, в присутствии Мавры Зоро всегда выпендривался. Правда, МКС – Международной космической станцией – называл по-за глаза, а в её присутствии величал Седной, эскимосской богиней океана. Слава богу, что её не будет (перед праздниками уехала домой в Великий Новгород).

Ещё о Зоро надо сказать, что внешне он ничем не походил на своего киношного тёзку, созданного Аленом Делоном. Конопатый и рыжий, с красными, как медь, волосами, коротко стриженными и всегда стоящими дыбом. С широким и слегка приплюснутым носом, он, между тем, подобно своему тёзке, был статен и привлекателен. И уж совсем как у настоящего Зорро, в нём чувствовалась геройская, то есть весёлая, почти бесшабашная удаль. А его уникальные способности вообще поражали. Он мог глазами, точно рентгеном, просвечивать людей, указывать им с абсолютной точностью, где и что болит, и даже изъяснять, почему болит. И при этом обладал вполне нормальными тёмно-карими глазами, во всяком случае, из них не сыпались искры и молнии. Что касается его неровного, а точнее, нервного отношения к Мавре, то это объяснялось идентичностью их экстрасенсорных способностей, которые у Мавры были развиты намного слабее, чем у Зоро, зато в её присутствии сенсорика Зоро всегда усиливалась вдвое.

Понятно, что их способности удивляли всех, а особенно Кешу. В отличие от коллег, каждый из которых по-своему и в известной степени обладал какими-то уникальными способностями, Кеша, как говорится, был чист. Единственное, что ценил в нём Богдан Бонифатьевич, – с его появлением приборы, регистрирующие биополя обезьянок, да и сами обезьянки, вели себя более устойчиво, так что и результаты опытов получались более приемлемыми. Из-за этого свойства Богдан Бонифатьевич довольно часто водил его по лаборатории за руку и просил постоять то здесь, то там. И неукоснительно требовал, чтобы Кеша ежедневно приходил в лабораторию и нужную литературу прочитывал не в читальном зале, а здесь, среди приборов. А уж если у него была причина пропустить занятие, то завлаб просил, чтобы он сообщал о том загодя, и некоторые опыты отменял до его возвращения.

Кеша только потому и пошёл с Фифочкой, чтобы предупредить Богдана Бонифатьевича, что Сочельник и всю рождественскую неделю, вплоть до двенадцатого (понедельника), он будет отсутствовать по семейным обстоятельствам. Что за обстоятельства, он ещё не придумал, в конце концов, и у фанатиков науки должны быть праздники.

Перед дверью в лабораторию Фива остановила Кешу и взялась за среднюю пуговицу его нового пальто.

– Иннокентий, – строго сказала она. – Если произойдёт что-нибудь непредвиденное, то знай, эту пуговицу я вырву с мясом, на память, чтобы в следующий раз неповадно было.

Они вошли в огромное помещение с высокими потолками, окнами и длинными трёхъярусными столами, на которых размещались металлические клетки с приматами, мониторы, компьютеры и всевозможные штативы с электроприборами и разноцветными проводами, скрученными и собранными в пучки, с тонкими прозрачными трубочками из полимеров.

Первым вошёл Кеша. На его приветствие почти никто не отозвался (у них всегда так – пришёл и пришёл) – каждый занят своим делом. Но он задержался в дверях. Все приподняли головы – ба!.. Да с ним красавица, похлеще «Мисс Вселенной».

– Здравствуйте, знакомьтесь – Фива, – сказал Кеша, увлекая Фифочку к своему столу.

Она, конечно, смутилась, но обезьянки в клетке, заверещав, отвлекли. Кеша тоже немного растерялся, но тут вмешался Богдан Бонифатьевич.

– Извините нас, сударыня…

Он сделал красноречивую паузу.

– Фива, меня зовут Фива, – подсказала Фифочка и так застенчиво улыбнулась, что Кеше захотелось приободрить её, но Богдан Бонифатьевич не дал.

– Извините, Фива, через минуту я верну вам вашего кавалера. Впрочем, вы можете следовать за нами.

Он взял Кешу за руку и подвёл к обезьянке из контрольной группы.

– Как всегда, высший предел интеллекта, даже немного зашкаливает, – выглянув из-за стола, весело сообщил Зоро.

Желая удостовериться, Богдан Бонифатьевич поспешил к нему, а Фива подошла к Кеше и осторожно оперлась на его плечо. Кажется, даже ещё и не оперлась как следует, а все в лаборатории враз испуганно вскрикнули: дескать, кирдык приборам – сгорели. А потом удивлённо вышли из-за ярусных столов и многозначительно уставились на Фиву. На их лицах читалось, что они подозревают её главной виновницей аварийного сбоя приборов.

Тогда в ответ Кеша демонстративно обвёл всех презрительным взглядом и крепко-крепко обнял свою Фифочку. Он ещё ощущал ни с чем не сравнимую гибкость её тела, а в лаборатории опять что-то произошло. Отстраняясь, она держалась за пуговицу пальто, а прямо перед ним, наполовину высунувшись из клетки, сидела обезьянка. Уцепившись хвостом за верхний прут, она тщательно осматривала свои маленькие ручки. При этом с таким завораживающим интересом, что не сразу улавливалось, что она напевает:

– Фифа, Фифочка моя!

Фифа, Фифочка, я – твой!

Кеша почувствовал, как волосы зашевелились на голове, – он опять проснулся.

Глава 4

Они шли по тропке через лесок, чтобы спрямить путь. Фива спросила у бабушки – как у неё получается, то она маленькая, обыкновенная, а то вдруг становится как боярыня, высокой, статной и неприступной – даже боязно подходить к ней.

– А ты вот так вот встань, носки врозь, а пятки сдвинь на ширину ладони и, насколь сможешь, выпрями шею, – сказала бабушка и застыла перед Фивой как изваяние. – И от пяток и ладоней мысленно направь потоки крови к своим плечам и ещё дальше вверх, чтобы за ушами они прошли и, не соединяясь, как бы пронзили небо.

– И я сразу подрасту? – удивилась Фива.

– Подрастёшь и не боярыней будешь, а царевной, – уверенно сказала бабушка.

– И это у всех людей так или только у нас с тобой? – спросила Фива.

– У всех, – ответила бабушка.

И тогда Фива решила удостовериться в правоте её слов, проверить их истинность на себе.

Она действительно вся выпрямилась, внутри будто стержень стальной обнаружился. Конечно, саму себя она не вполне могла видеть, но бабушка сказала, что точно, пока стояла как памятник, была не царевной даже, а царём, начальником полевой экспедиции, потому что в соответствующем обмундировании.

Они рассмеялись, а потом Фива спросила – почему так происходит, если происходит? И бабушка объяснила, что у человека кроме видимого тела есть ещё невидимые.

– Их ровно пять, как пальцев на руке. Мы в них, одно в другом, как матрёшки. Когда они в совпадении – мы сильнее и крепче. Так что потоки крови промеж ушей – это только способ для соединения всех пяти тел в одно единое тело, в одну общую матрёшку, или, скажем так, общую материю. Причём у каждого свой способ: у меня и у тебя – такой, а у кого-то – другой. Бывает, что по болезням, по недоразвитию все эти тонкие невидимые тела обретаются вокруг нашего видимого тела подобно вееру и лишь мешают нам передвигаться в этой жизни. Человеку, знающему, чего он хочет, впятеро легче добиться своего потому, что он впятеро сильнее обычного человека за счёт собранности своих тел в единую матрёшку, как бы в сжатый кулак из пяти пальцев.

А ещё она сказала, что в каждом теле человек уже пребывал, и каждому телу соответствовал определённый мир, и небо соответствовало. И эти миры, и небо и сейчас существуют. И человеку надо вспомнить себя всего – и видимого, и невидимого. И научиться овладевать каждым телом, чтобы пребывать в них, как он это прежде делал, потому что реальный мир перестраивается – и уже близится и новая земля, и новое небо. И много будет всяких космических катастроф, и, чтобы человеку не пропасть, Бог дал ему множество тел, чтобы, в каждом из них пребывая, сотворил себе новое тело. Сам сотворил, потому что он, человек, создан по Божиему подобию и ему дана полная свобода во всём.

– Ой, бабушка, как это интересно! И как страшно! И откуда ты всё это знаешь?

– Оттуда, – ответила бабушка. – Я там была и краешком глаза уже видела и новое небо, и новую землю.