– Иди сюда! За мной!
Мы прошли через спальню хозяйки, судя по широкой металлической кровати, и оказались в дальней комнате, практически пустой, за исключением двух здоровых, уже вскрытых деревянных ящиков и нескольких картин, выставленных у стен.
– На них смотри!
«Ни фига себе! Он что, в Эрмитаже их спер?!» – не успел я так подумать, как снова раздался гортанный говор «сына гор»:
– Потом туда смотреть будешь! Сейчас на меня смотри и слушай, что я скажу! Список всего этого сделаешь! Художники там и прочее! Чтобы все написал правильно! Понимаешь?!
– Мне что, составить опись этих картин?
– Опись-мопись! Не знаю, но чтобы все правильно было! Художник там! Сколько стоят! И не только про картины! Вот здесь еще смотри! – и он рукой указал на ящики.
Я подошел к ящикам. Моим глазам предстала мешанина из тщательного упакованного старинного фарфора, древних фолиантов и других предметов антиквариата.
«Точно! Спер, гад! Поэтому не стал искать специалиста, а студентом решил обойтись. Хм. Тогда интересный вопрос напрашивается: что потом с этим студентом будет?»
– Чего смотришь! Меня слушай! Перепиши, потом цены поставь! Понял?! Три дня тебе на все!
– Три дня?! За это время еще с картинами, наверное, можно определиться, а насчет ящиков сразу скажу, мне на них и двух недель будет мало! Не разбираюсь я в старинном фарфоре…
– Ты не говори! Ты давай работай! Делай свою опись, а цены поставь – какие знаешь! Теперь последнее. Смотри сюда! – он достал из кармана удостоверение сотрудника госбезопасности. – Слово лишнее кому скажешь – поедешь на Колыму! Знаешь, как у нас в управлении говорят: был бы человек, а статью мы всегда найдем, – сказав, он весело, от души, засмеялся, потом посмотрел на меня: – Что, не смешно?
– Не смешно.
«Сын гор» смерил меня недовольным взглядом, хотел что-то резкое сказать, но, видно, передумал: я ему еще был нужен.
– Ладно. Теперь еще. Если здесь хоть что-то пропадет и я узнаю… Лучше сразу вешайся! Понял, студент?!
– Понял.
– На все тебе десять дней! Все! – он сделал небрежный жест рукой, словно барин, подгоняющий своего слугу. – Иди, работай!
Больше не обращая на меня внимания, он пробежал глазами по содержимому ящиков, потом бросил взгляд на картины, стоящие у стены, и вышел из комнаты. Спустя несколько минут я услышал, как хлопнула входная дверь. Какое-то время я стоял, разглядывая все эти произведения искусства, и думал о том, что, продав на аукционе, на всем этом можно неплохо заработать.
«Мысль неплохая, но для начала надо прояснить ситуацию», – и я пошел искать хозяйку.
Нашел я ее на кухне. Вот только стоило мне ее увидеть, как стало понятно, что разговора не получится. Блестящие глаза, побледневшее лицо, рука, прижатая к сердцу, стакан воды, стоящий на столе рядом с каким-то порошком, – все это говорило о том, что женщине плохо.
– Сердце?
– Да. Не волнуйтесь, сейчас… пройдет. Я лекарство… приняла.
Я прислонился спиной к раковине, в которой лежали две немытые тарелки и ложка, и приготовился ждать. Спустя несколько минут ее лицо порозовело и глаза ожили.
– Краем уха я слышала, как он с вами разговаривал, – женщина посмотрела на меня в ожидании моей реакции.
Я только хмыкнул в ответ.
– Я понимаю вас. Скажу вам честно: сама его жутко боюсь.
– Извините, как мне вас звать?
– Наталья Витальевна.
– Наталья Витальевна, скажите мне, пожалуйста, откуда в вашей квартире произведения искусства?
Она ничего не ответила. Просто закрыла лицо руками и заплакала. Тихо, горько, безутешно. Спустя несколько минут, я понял, что разговора не будет.
– До свидания. Я к вам завтра приду.
На следующий день я пришел не с пустыми руками. Принес бутылку вина, бутерброды с колбасой, печенье и немного сливочного масла к чаю. Увидев продукты, она сделала вид, что обрадовалась, но я-то видел, что у нее в глазах стоял страх. Она боялась меня, боялась моих вопросов. Сначала мы разговаривали на нейтральные темы. Говорили о нехватке продуктов, о больших ценах, о длинных очередях в магазинах, о том, что на ее зарплату ткачихи в 420 рублей можно было прожить только впроголодь. Хотя разговор шел как бы неспешно, но при этом чувствовалось, что женщина с каждой минутой все больше нервничает. Чтобы успокоиться, она даже махом выпила полстакана крепленого вина, но, похоже, ей это не помогло, и она, не выдержав, спросила:
– Скажите мне, Костя, что вам рассказал этот человек обо мне?
– Ничего не сказал. Но согласитесь со мной, Наталья Витальевна, что это вопрос напрашивается сам собой.
Она грустно качнула головой.
– Понимаю я. Еще как понимаю, молодой человек. Вы боитесь. Но раз вы здесь, значит, ему тоже чем-то обязаны и поэтому исполняете его указания, иначе бы вы во второй раз сюда не пришли.
Мы некоторое время молчали, потом хозяйка продолжила:
– Вчера весь день оплакивала свою судьбу, потом ночь не спала, все думала… и решила: чем так жить – лучше умереть.
Ее заявление меня несколько озадачило, хотя бы потому, что от хозяйки веяло какой-то черной безысходностью, а в глазах стоял страх.
«Похоже, хозяйка до ручки дошла».
Тут же изобразил тревогу и озабоченность на своем лице.
– Вы это… бросайте, Наталья Витальевна! Вам еще жить да жить!
– Да не могу я больше жить как хочу! Только смерть теперь в моей власти!
– Погодите! Может, вы мне объясните…
Она будто не слышала меня. Вино, смешавшись со страхом и распаленным воображением, на какое-то время отключило ее от реального мира.
– Ею он теперь распоряжается!! – тут она резким жестом ткнула рукой в сторону входной двери. – Он хозяин моей жизни! Захочет, выбросит меня из квартиры на улицу! Захочет, в лагеря отправит! Захочет, жизни лишит!
Мне пришлось с силой хлопнуть ладонью по столешнице, чтобы прекратить зарождающуюся истерику. Она вздрогнула, замолчала, испуганно глядя на меня.
– Извините меня, но так будет лучше, – я налил ей еще половину стакана вина. – Выпейте. И успокойтесь.
История ее жизни вначале была стандартной, и только в последние годы переросла в самый настоящий кошмар. Двадцать лет тому назад она познакомилась с советским служащим Владимиром Бушинским. Сыграли свадьбу. Бушинский показал себя хорошим специалистом и со временем вырос до начальника отдела какого-то главка. Выступал на совещаниях, что-то распределял, подписывал важные бумаги. В доме появились продукты, вино, конфеты. Из комнаты в коммуналке они переехали в однокомнатную квартиру. У него появились новые знакомые, но при этом он стал стесняться ее, простой ткачихи, стараясь ходить в гости без нее. Со временем стал приходить поздно, отговариваясь тем, что у него много работы, но при этом она стала замечать, что от одежды мужа пахнет духами. Женскими духами. Будучи женщиной прямой и открытой, она прямо спросила мужа о другой женщине в его жизни. Тот не стал отрицать, и вскоре они развелись. Она переехала к своей матери в коммунальную квартиру и думала, что навсегда выкинула его из своей жизни, но оказалось, что она ошибалась. Где-то спустя полгода бывший муж снова появился на пороге ее комнаты. Он пришел в тот момент, когда ее мать сильно заболела и ей были нужны дорогие лекарства. Бушинский помог не только достать, но и оплатил их, а в качестве ответной услуги попросил изредка бывать в трехкомнатной квартире, которую купил. На вопрос, откуда у него такие большие деньги, сказал, что у него теперь важная и ответственная работа, после чего исчез и месяца четыре не появлялся. В следующее его появление Бушинский принес бумаги на квартиру, которые собирался оформить на ее имя. Она отказывалась, но он так настойчиво просил «во имя их прежней любви», что женщина не выдержала и сдалась на его уговоры. После оформления бумаг он повез ее на квартиру, где показал два деревянных ящика и несколько завернутых в плотную бумагу картин. Объяснил их присутствие он так: в Государственном музее сейчас идет реорганизация, поэтому часть предметов достали из запасников, но для них не оказалось места, куда их поставить.
– Мне, как ответственному работнику, разрешили какое-то время держать народные ценности у себя.