– А если не примет?
– Так ты извиняйся так, чтоб принял. А потом я сам с ним поговорю.
Лесун закурил, долго молчал, почесывая загривок. Потом взял в руки бас-гитару, поводил пальцами по струнам. Наконец, выдавил из себя:
– А где я его сейчас найду?
– В полдвенадцатого ночи ты его, конечно, не найдешь. А завтра с утра поедем в институт. Только прошу тебя, не пей пока.
– Да ладно! Я и так чувствую, что спиваться начинаю. Это все из-за Светки. Понимаешь, мы же с ней уже о свадьбе думали. И тут вдруг этот… Что она в нем нашла?
– А в тебе что? – хмыкнул Федор. – Здоровый торс, да кривой нос? Шумилов, предполагаю, ее интеллектом задавил. Светка ведь девушка любознательная.
– Интеллектом, говоришь? А ты знаешь, что я ей даже стихи посвятил.
– Ну-ка, ну-ка! Давненько не слыхал от тебя любовной лирики.
– Да, в общем-то, стихи – это громко сказано, – смутился Лесун. – Так, четверостишие. Но от души.
– Ну, так процитируй!
– Пришла! Очаровала! Победила!
И душу всю перевернула враз!
И в сердце, что доселе не любило,
Надежды маленькая искорка зажглась!
Когда Лесун это читал, в его глазах Федор заметил даже блеск огоньков, трудно было от него ожидать такой нежности.
– Хорошо! Жалко только, что мало! – похвалил Федор.
– Мало! – теперь уже хмыкнул Лесун. – Это ж ты у нас сочинитель, а я только так, на подхвате.
– Ладно, Вадька, поехали по домам, а завтра утром встречаемся у института. И не вздумай отлынить!
– Ну, сказал же, что буду. Блин, ты что, мне не веришь?
На следующий день Лесун подъехал к институту даже раньше, чем Федор, и стоял у входа, ждал друга. Когда Федор оказался рядом, то сразу спросил:
– Ну, нашел Шумилова?
– Я бы хотел, чтобы это сделал ты, Федь. Чо-то мне не копенгаген.
– Ну-ка, дыхни!
– Да нет, я не пил! Просто чего-то струхнул. Понимаешь, он может не пойти на контакт со мной. Вдруг подумает, что я опять пришел это… – он сжал правую ладонь в кулак и покачал им в воздухе.
Федор улыбнулся.
– Ага! В глаз бить препода смелости хватило, а извиняться – струхнул. Ладно, пошли.
Они поднялись на третий этаж, подошли к кафедре русского языка, Федор слегка приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. В кабинете находилось несколько человек. Двое тихо о чем-то переговаривались, аспирантка Вера, стоя у зеркала, приводила в порядок свое лицо с помощью пудры и губной помады. Секретарь кафедры, немолодая, полноватая женщина, работала за компьютером. А в самом углу кабинета, у крайнего от окна стола сидел Шумилов, спрятавшись за раскрытый ноутбук, и быстро перебирал пальцами по клавиатуре. Ему казалось, что таким образом он будет меньше светить своим подбитым глазом, хотя, благодаря купленной Светланой мази, синяка и в самом деле почти не было видно, хотя припухлость под глазом оставалась. Федор оглянулся на Лесуна.
– Он там. Ну что, я его зову?
– Зови! – махнул рукой Лесун и повернул голову в другую сторону.
Федор открыл дверь, вошел в кабинет, негромко, но вежливо поздоровавшись, чем и привлек к себе на пару секунд внимание. Только Шумилов продолжал общаться со своим ноутбуком, то ли не услышав вошедшего, то ли не пожелав услышать. Впрочем, он ни разу Федора не видел, поэтому и никак на него не среагировал. Тем временем Федор подошел к нему и, слегка склонившись перед ним, произнес:
– Здравствуйте, Петр Владимирович! Можно Вас на минуточку отвлечь?
– Добрый день! В чем дело?
Шумилов нажал на кнопку «сохранить» и поднял голову.
– Можно Вас попросить выйти в коридор? У меня к Вам есть одна просьба и мне бы не хотелось обсуждать ее при всех.
Тут снова все разговоры на секунду прекратились и взоры устремились на вошедшего. Вера закончила макияж и подошла к своему столу, пряча в сумочку косметику. Шумилов пожал плечами и поднялся.
– Ну, пойдемте! А вы, собственно, кто? Я вас что-то на своих лекциях не видел.
– Да я уже закончил институт, а зовут меня Федором. Кулиш фамилия.
Они вышли в коридор и тут же наткнулись на Лесуна. Шумилов вздрогнул и побледнел.
– Я не понял! Это что, провокация? – он взялся за ручку двери, но Федор его успокоил.
– Не волнуйтесь, Петр Владимирович, никакая это не провокация. Я друг вот этого вот раздолбая, и хочу, чтобы он перед вами извинился за вчерашнее.
Лесун стоял в позе нашкодившего первоклассника, потупив взор, лишь после слов Федора бросив косой взгляд на Шумилова.
– Мне не нужны его извинения! Пусть он оставит их при себе.
Шумилов вновь взялся за ручку двери, но Федор слегка придержал его за локоть. В этот момент к кафедре подошел еще один преподаватель, молча протянувший руку Шумилову для приветствия. Пожав руку коллеги, Шумилов посторонился, пропуская того в кабинет.
– Я понимаю ваши чувства, Петр Владимирович, но это нужно сделать ради Светы и ради нашего концерта.
Шумилов удивленно посмотрел на Федора и на несколько шагов отошел от двери.
– Я не понял, при чем здесь Света и, тем более, какой-то ваш концерт.
Федор открыл было рот, чтобы все объяснить, но Лесун остановил его жестом.
– Погоди, Федяка, я сам. Во-первых, все-таки я хочу извиниться перед Вами, Петр Владимирович, за свой весьма необдуманный поступок. Знаете, есть такая песня одного парня, Михея Крутикова, покончившего с собой, «Сука-любовь»? Это все она, проклятая. Я понимаю, что я потерял Светку, но мне с этим трудно смириться. А тут еще и выпил изрядно. В общем, говно я, простите меня. И зачет мне, к тому же, еще вам сдавать нужно.
– Не нужно! Я вам и так поставлю зачет, автоматом. Считайте, что я принял ваши извинения. А теперь по поводу связи Светланы и какого-то вашего концерта.