Разведчик Линицкий

– Где мои сапоги, доктор?

– Не волнуйтесь! Ваши сапоги ждут вас в палате. Это, кстати, единственные ваши вещи, которые у вас остались. Все остальное настолько пропиталось кровью, что мы их сожгли.

Линицкий кивнул. Его больше всего волновали сапоги. Ведь там, в одном из каблуков были спрятаны его документы, подтверждающие его статус красного лазутчика.

Между тем фамилия Линицкий, которую назвал Леонид, сыграла свою решающую роль. Доктор доложил главврачу.

– Уж не генерала ли Линицкого родственник? – предположил последний. – Вот что, дорогой Сергей Юльевич, отправляйте его с первой же партией в лазарет в Севастополь.

– Слушаюсь, Федор Николаевич.

6.

Севастополь снова, как и шесть десятков лет тому назад, превратился в аорту целой страны, живущей под страхом закупорки тромбом этой жизненно важной артерии. Вся страшная сила противостояния единого еще всего пару-тройку лет назад народа сконцентрировалась в этом относительно небольшом, но героическом городе на берегу Черного моря. 1920-й год – решающий год советской власти, новой России. Выстоит или не выстоит?

Еще в начале октября 1919 года Вооруженные силы Юга России занимали территорию 16–18 губерний и областей с пространством 810 тысяч квадратных верст и населением 42 миллиона человек. Страны Антанты сделали Крым перевалочной базой военных поставок. Франция, требуя компенсации (военное имущество в обмен на пшеницу), превращала помощь в торговлю, военно-политические и экономические отношения с Белым движением из-за этого налаживались с трудом. Однако три обстоятельства объективно подталкивали Францию к более активным действиям в России: угроза большевизма; опасения русско-германского сближения; заинтересованность в уплате долгов российских правительств.

Англичане компенсаций не требовали. Их содействие было всесторонним – материальным, финансовым, политическим, отчасти сугубо военным (инструкторы). Однако неудачи белых, с одной стороны, давление собственных левых и профсоюзов – с другой, наконец, боязнь восстановления «единой и неделимой» России как возможной угрозы британским интересам приводят осенью 1919 года правительство Ллойд Джорджа к уменьшению масштабов помощи и поискам перемирия с большевиками. В конце декабря Антанта, по настоянию Англии, снимает блокаду Советской России.

Помощь Деникину оказывали также США, Италия, Греция и даже бывший противник – Болгария. В начале 1920 года в Севастополе высадились два эшелона болгарских войск. Но, несмотря на столь солидную поддержку извне, Красная армия при неоценимой помощи Повстанческой армии Нестора Махно, наносит во второй половине октября 1919 года ряд серьезных поражений деникинцам, и они начинают стремительно откатываться назад.

21 ноября Южный фронт красных получил приказ об общем наступлении. Ноябрь – декабрь – время отступления Белой армии, численность которой, примерно 50 тысяч человек, равнялась численности войск красного Южного фронта, на всех направлениях. Восток – донцы и кубанцы, а главное – добровольцы генерал-майора В.З. Май-Маевского, западнее – войска Киевского главноначальствующего А.М. Драгомирова и Новороссийского – Н.Н. Шиллинга. Против Махно сражался 3-й армейский корпус Якова Александровича Слащёва.

26 декабря Слащёв получил приказ главнокомандующего – прорываться на юг, организовать оборону Северной Таврии и Крыма. 7 января 1920 года он отдает приказ, согласно которому генералу Шиллингу поручено объединить командование и всю власть в Крыму и Таврии. Силы 3-го корпуса Слащёва составляли: около 2200 штыков, 12 тысяч шашек и 32 орудия. Для обороны Северной Таврии этого было ничтожно мало. Поэтому, нарушив требования Ставки, Слащёв отводит свой корпус за Перекоп. Если главнокомандование смотрело на Крым, как на что-то обреченное, то Слащёв принял решение: оборонять полуостров до последней возможности.

Полуостров, до начала 1920 года, стал глубоким тылом Вооруженных сил Юга России. Теперь Крыму предстояло испытать военную диктатуру деникинских властей. Сразу же были отменены все законы, приказы и распоряжения советской власти, украинского и крымского краевого правительств. Восстановлена Таврическая губерния. Бердянский, Мелитопольский и Днепровский уезды 25 июня включены в ее состав. 23 июля приказом главнокомандующего генерал-лейтенант Николай Николаевич Шиллинг был назначен главноначальствующим Таврической губернии. Позже – и Херсонской, а после успешного десанта в Одессу и захвата ее – главноначальствующим Новороссийской области в составе Одесской, Херсонской и Таврической губерний. Был восстановлен Правительствующий сенат. Деникин распустил городские думы и земства, назначив новые выборы. Возрастной ценз повышался до 25 лет, вводились двухлетний ценз оседлости и двухстепенность выборов.

Впрочем, население отнеслось к выборам почти индифферентно. Так, в Симферополе голосовало 4 тысячи человек – 10 % избирателей, в Ялте – 3 тысячи из 10 тысяч, в Евпатории – 1703 из 12 168, Балаклаве – 384 из 11 340… В городских думах большинство получили правые партии. В Симферополе победу одержали кадеты, в Ялте – домовладельцы, в Севастополе – социалисты. Национальные списки, особенно татарский, потерпели поражение.

Однако при всем своем афишируемом либерализме Деникин оставался убежденным сторонником диктатуры. В Крыму был введен паспортный режим и учет населения. Создаются паспортно-пропускные пункты. 2/3 декабря запрещается свободный въезд в Севастополь.

13 августа свет увидело постановление, которым всякая критика, распространение путем печати или в речах, произносимых в публичных местах, каких-либо сведений, имеющих целью вызвать раздражение или неудовольствие населения ВСЮР, армий Колчака, военных сил союзников, наконец, военных и гражданских властей, запрещалась. Виновные подвергались шестимесячному заключению или штрафу до 20 тысяч рублей. Севастопольским градоначальником предписывалось, под угрозой строгой ответственности, сдать всю литературу большевистского характера в трехдневный срок.

Начались репресии. Расстрелян за службу у большевиков офицер царской армии И.С. Статковский. Приговорены военно-полевым судом бывшие матросы Я. Карнаухов, Л. Каплин и другие. Расстреляно несколько советских работников. На 2 сентября отбывали срок 201 человек политзаключенных, под следствием находились 314; на 1 октября соответственно – 279 и 508. Большевики и сочувствующие им были объектом беспредельной ненависти деникинцев. Но репрессии не миновали и легальные как будто организации меньшевиков и эсеров.

8 августа арестован мировой судья 4-го участка Севастопольского судебно-мирового округа, бывший председатель Центрофлота эсер С.С. Кнорус. При обыске у Кноруса обнаружена корреспонденция, из которой, по словам начальника контрразведки, усматривается, что он вел непосредственные сношения с центральной советской властью. В ночь на 1 сентября по обвинению ни более ни менее как в государственной измене арестован городской голова Севастополя В.А. Могилевский. 2 сентября состоялось экстренное заседание Крымпрофа, исполкома Севастопольского совета профсоюзов и делегатов ряда союзов. Оно было несанкционированным, поэтому председательствующего Н.Л. Канторовича приговорили к шестимесячному заключению. Таким образом, в считаные дни меньшевики лишились почти всех своих вождей. Пострадали и эсеры.

Так Гражданская война, принимавшая всевозможные обличья, делала из человека все более совершенную машину для истребления соотечественников.

Уровень жизни неминуемо катился вниз. Жить стало хуже, чем при большевиках. Закономерно растет смертность, распространяются эпидемии: в 1919 году холера, инфлюэнца, тиф, в 1920-м – то же самое плюс случаи чумы. Все попытки рабочих, крестьян, служащих хоть как-то улучшить свое положение караются беспощадно. В деревнях опять появляется наводящий страх и ужас своими наездами отряд Шнейдера, которого не так давно открыто требовали отдать под суд. В Ак-Мечетской волости крестьяне, не желающие отдавать неподъемную для них арендную плату, оказывают карательному отряду первое в Крыму массовое вооруженное сопротивление. Последовала неизбежная расправа.

Авторитарный жесточайший режим, установленный Деникиным, был обречен. Он не имел никакой полноценной идейной, политической и экономической программы. Он не имел массовой опоры и существовал исключительно приказами, насилием, арестами и казнями. И никакая английская помощь спасти его не могла. 17 марта 1920 года Деникин переносит Ставку в Крым. Остаются считаные дни до его ухода с политической сцены.

13—14 марта агония Вооруженных сил Юга России завершилась новороссийским исходом. Рухнуло государственное образование юга, и осколки его, разбросанные далеко, катились от Каспия до Черного моря, увлекая людские волны. Утром 22 марта барон Петр Николаевич Врангель был в Севастополе. Совет ВСЮР единогласно высказался за Врангеля как преемника главнокомандующего.

Все смешалось в Крыму в разгар весны. На полуостров с Северного Кавказа хлынули остатки деникинских войск. К местному населению, беженцам, тыловым службам прибавилось 25 тысяч добровольцев, 10 тысяч донцов и кубанцев, и число их росло. Состояние войск, прибывших в Крым из Новороссии, было поистине ужасно, это была не армия, а банда. Орудия и обозы были брошены. Ружья и часть пулеметов сохранил еще Добровольческий корпус, в который была сведена Добровольческая армия под командованием Кутепова. Донцы и кубанцы в большинстве и этого не имели.

С утроенной энергией заработали в Крыму контрразведывательные органы обеих противоборствующих сторон, создав сильную агентурную сеть. Красные подпольщики подозревали в связи с контрразведкой Барона-Марсельзе, расстрелянного в партизанском отряде П. Макарова; Мигачева, Хижняченко и Круглова, расстрелянных в 20-е годы по приговору советского суда. Агентом контрразведки был член подпольного обкома РКП(б) А. Ахтырский. О существовании агентурной сети говорят целенаправленные аресты руководства подполья в городах Крыма и немногочисленные отчеты контрразведки и сводки.

Материалы на подпольщиков контрразведка получала во время обысков, некоторые подпольщики не выдерживали пыток и выдавали товарищей. По показаниям арестованной в Симферополе С.Я. Клейман было арестовано 5 человек в Симферополе и 2 человека в Евпатории. Арестованный в августе один из руководителей севастопольского подполья М.Д. Акодис выдал члена обкома РКП(б) Н.А. Глагмана, у которого на квартире были найдены печати областного комитета и партийные документы и т. д. Выявить агентуру было сложно, поскольку контрразведчики строго руководствовались «Инструкцией для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами», утвержденной в августе 1919 года, согласно которой сведения агентурно-розыскного характера получал узкий круг сотрудников, телеграммы отправлялись только шифрованные, и содержание их могло быть известно только начальнику пункта и лицу, ответственному за шифрование документа. Пункт 6 Инструкции гласил: «Все секретные сотрудники, работающие по заданиям контрразведывательных органов, могут быть записанными исключительно только в личную записную книжку начальника контрразведывательного органа, которую он должен всегда иметь при себе и при малейшей опасности ее уничтожить. Вся запись должна состоять в помещении трех слов: имени, отчества и фамилии сотрудника, без упоминания каких бы то ни было слов, касающихся агентуры, ее места жительства и занятий. Запись сотрудников должна быть зашифрована лично продуманным шифром начальника контрразведывательного органа». Для текущих дел в каждом пункте заводилась «Алфавитная книжка секретных сотрудников» с указанием только кличек. Эта книжка также подлежала немедленному уничтожению при малейшей опасности.

С другой стороны, не дремало и руководство Южного фронта. В апреле – мае 1920 года регистрационное (разведывательное) отделение 13-й армии Южного фронта Советской республики успешно внедрило резидентуру в органы Морского управления в Севастополе, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии и запасах топлива на судах, составе команд. Белой контрразведке не удалось раскрыть резидентуру, которая успешно работала до прихода в Севастополь частей Красной армии.

Вконец разложившиеся контрразведчики, осваговцы и тому подобные, предельно избалованные безнаказанностью типы нашли себе кумиров в лице генерала Покровского, а также начальника штаба генерала К.К. Мамонтова генерала Постовского. В конце концов генерал Врангель выдворил всех троих за границу. Работа по наведению порядка предстояла огромная. Врангель взялся за нее с решимостью, энергией, знанием дела. И начал он с самого себя.

Барон работал по 10–12 часов в сутки, требуя того же от подчиненных, с семи утра до полуночи. В восемь открывался прием – начштаба, комфлотом, начальника военного управления, просителей и прочих. С часу до двух – обед, с двух до пяти – опять доклады, вечером – опять приемы, работа за столом, изредка – прогулки, часто посещения воинских частей, лазаретов. Постоянно – выезды на фронт, непосредственное управление войсками.

Врангель совмещает посты главнокомандующего и правителя, то есть военную и гражданскую власти. После соглашения с казачьими атаманами его полный титул звучал так – Главнокомандующий Русской армией и Правитель Юга России. Эвакуированные в Ялту сенаторы и местные правые подали Врангелю записку, суть которой сводилась к тому, что другого устройства власти, кроме военной диктатуры, при настоящих условиях мы не можем принять – иначе это было бы сознательно идти на окончательную гибель того святого дела, во главе которого вы стоите. Само собой подразумевавшаяся диктатура выдвигалась не как временное необходимое зло, а как универсальное средство для спасения Родины. При диктаторе предполагался Совет из пяти начальников управления. Нечто типа деникинского Особого совещания, но не столь громоздкое. Врангель, однако, и без подсказок, сразу открыто провозгласил себя диктатором, то есть вождем, не обремененным законодательством и обладающим неограниченными полномочиями, и никогда не скрывал своей антипатии к демократической форме правления.

Репрессивная машина при Врангеле, как бы приняв эстафету от прежних администраций, работала, не сбавляя оборотов, перемалывая и правых и виноватых. Можно ли было в таких условиях говорить о безопасности населения и защите его прав? Но Врангель все-таки сумел сразу же внести в крымскую жизнь новые ноты, как бы они, приятно или раздражающе, ни звучали. Постепенно, но последовательно, устанавливается дисциплина: замолкают или удаляются из Крыма интриганы, успокаиваются войска, преследуются уголовники.

Фрондировало казачество, не скрывавшее своих чувств к добровольцам после Новороссийска, когда последние захватили корабли, бросив казаков на произвол судьбы. Главнокомандующему, несмотря на жесткие меры по отношению к автономистам, удалось, следуя заявленному курсу на консолидацию всех антибольшевистских сил, подписать 22 июля соглашение с атаманами и правительствами Дона, Кубани, Терека и Астрахани. Суть его сводилась к следующему: казачество получает полную независимость во внутреннем устройстве и управлении, главнокомандующий – полноту власти над всеми вооруженными силами, во внешней политике, в управлении железными дорогами и телеграфом. Исключительное внимание Врангель, как и его предшественники, уделял идеологии. Барон, будучи глубоко верующим человеком, не уставал пропагандировать и насаждать православие как духовную опору будущей возрожденной России. Земельный закон вернул церкви ее владения. Было создано Церковное военное управление во главе с епископом Вениамином, осуществлявшее руководство священниками во всех воинских частях. Врангель, полагаясь отныне на духовенство, ликвидировал армейские политотделы. Крымско-татарский вопрос при Врангеле стушевался, ушел вглубь. Татары неохотно шли в войска, всячески уклонялись от призывов, но никаких враждебных проявлений со стороны населения до сего времени не наблюдалось.

Режим Врангеля мог продержаться только за счет иностранной помощи. Армия целиком зависела от нее. Приходилось брать взаймы товарами под высокие проценты или расплачиваться золотом, валютой, сырьем. Весной армия снабжалась за счет остатков кредита в 14,5 миллиона фунтов, предоставленных англичанами Деникину. Великобритания настаивала на замкнутости Врангеля в Крыму. Врангель обращается к Франции.

Французская республика всецело поддерживала Польшу, ведущую войну с Советской Россией. Завязывался сложный дипломатический узел: Польша, которой Петлюра подарил Галицию и Волынь, желала видеть Украину своим вассалом, но Врангеля это ни в коей степени устроить не могло. Франция настаивала, чтобы Врангель пришел на помощь полякам и ударил в тыл Юго-Западному фронту красных.

Позиция Великобритании была такова: скорейшее прекращение Гражданской войны и установление нормальных торговых отношений с Советами. Поэтому, с одной стороны, британское правительство стало свертывать материальную помощь Врангелю, с другой – связалось с Наркоматом иностранных дел Советской России, имея целью перемирие и в то же время сохранение в Крыму врангелевской армии. 17 апреля министр иностранных дел Великобритании Дж. Керзон обратился к наркоминдел Г.В. Чичерину с телеграммой, в которой угрожал вмешательством британского флота в случае наступления советских войск на юге, и предлагал посредничество в переговорах. 28 апреля Врангель провозгласил создание Русской армии. Армии – не добровольческой, а общенациональной. Врангель не питал иллюзий по поводу своих возможностей за пределами Крыма. Эта психология врангелевской армии, связанная с верой не в свои победы, а лишь в прочность своей организации, которая должна пережить большевиков, психология, создавшаяся еще в Крыму, сохранилась и в изгнании. Всего Русская армия насчитывала до 25 тысяч боевого состава. 25 мая началось общее наступление. Днем ранее, в районе деревни Кирилловка на северном побережье Азовского моря был высажен десант войск Слащёва. Используя внезапность и превосходство в силах, белые развернули наступление. Это было началом затяжных и ожесточенных боев в Северной Таврии с апреля по октябрь.

4 августа подал в отставку Слащёв. Врангель ее принял, а 6 августа удостоил Слащёва приставкой к фамилии – Крымский. 20 августа он был восторженно встречен в Ялте, где городская дума единогласно постановила поднести генералу Слащёву-Крымскому звание почетного гражданина города Ялты.

Италия, Бельгия, США, Япония благожелательно относились к режиму Врангеля, но признавать его не спешили. На это решилась союзница Польши – Франция, выдвинув, однако, ряд условий: признание долговых обязательств предыдущих русских правительств, перехода земли в руки крестьян и создание народного представительства на демократических основах. В начале сентября главнокомандующий принимает делегацию от армии одного из повстанческих украинских генералов Омельяновича-Павленко, приехавшую для информации и выяснения условий возможного соглашения.

Тогда же генерал для поручений по делам Украины при начштаба В.Ф. Кирей, поддерживавший контакты с украинскими повстанцами, набросал контуры отношения правительства Юга России к Украине. Это волеизъявление народа, назначение высшей гражданской администрации только из уроженцев Украины и выборы низшей самим народом, формирование украинских воинских частей. Создается специальная комиссия по украинским делам.

Средоточием украинской политической жизни в Крыму стал в это время Севастополь, где можно было встретить представителей чуть ли не всех направлений, за исключением крайних левых. 2 октября в 7 часов вечера в помещении украинской гимназии им. Т.Г. Шевченко в Севастополе открылся первый и последний съезд блока, получившего название национально-демократического, принявший, по сути, единственную резолюцию об украинской армии.

Немалую роль в крушении врангелевского режима сыграли «зеленые». Массовость этого явления была следствием ненависти к мобилизациям, к войне, желания выжить. Население устало от не имеющей, казалось, конца бойни. Характерной особенностью зеленоармейского движения в Крыму было желание отдохнуть, уйти от какой бы то ни было войны. Именно этот, чисто народный исход проявления стихийного пацифизма подтверждает, что Гражданская война была Крыму навязана, что воинственность и агрессивность чужеродны менталитету его жителей. Бороться с процессом повсеместного уклонения от воинской службы оказалось невозможным. Что только не предпринимали власти – конфискацию имущества, систему заложничества, тюрьмы и расстрелы – все напрасно: количество дезертиров – «зеленых» росло с каждым днем, чему очень благоприятствовал крымский ландшафт – леса и горы. «Зеленые» вызывали всеобщую симпатию, им помогали и многие стражники. С января 1920 года отряды «зеленых» начинают стремительно «краснеть», чему причинами были: усиление репрессий, влекущее жажду мести; бегство в горы большевиков и пленных красноармейцев и коммунистическая пропаганда; наконец, стремление появившихся «красно-зеленых» втянуть в свои ряды как можно больше людей. Так «зеленые», промышлявшие до этого грабежами и набегами, становятся повстанцами.

С августа по ноябрь повстанцы провели до 80 крупных операций. Заметно возросла численность полков. Когда красные войска вступили в Крым, повстанцы, насчитывавшие, по сводным данным, до двух тысяч штыков, оказали им непосредственную помощь, отрезав белым путь на Феодосию и разбив несколько частей.

С сентября у Южного фронта появился новый командир – Михаил Фрунзе. Теперь целью номер один стало освобождение Крыма. В октябре войска Врангеля потерпели поражение в Северной Таврии. Повстанческими частями Нестора Махно был прорван Турецкий вал и было осуществлено продвижение на Крым. Во второй декаде ноября ими были освобождены города Симферополь и Севастополь.

В ноябре отряды Повстанческой армии были влиты в состав армии Красной. 10 ноября в Симферополе власть взял в свои руки ревком во главе с членом ОК В.С. Васильевым. Ревкомы возникают и в других городах Крыма. 11 ноября Михаил Васильевич Фрунзе отправил Врангелю радиограмму с предложением о сдаче белогвардейцев в 24-часовой срок (сдавшимся в плен обеспечивалась жизнь, желающим – свободный выезд за границу; в случае отказа вся вина за пролитую кровь возлагалась на офицеров Белой армии). Врангель на радиограмму не ответил и, со своей стороны, приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами. Тем самым главком Русской армии решает защищать Крым до конца.

13 ноября части 2-й конной армии Федора Миронова вошли в Симферополь. 14 ноября войска 4-й армии вступили в Феодосию, 16 ноября 3-й конный корпус – в Керчь. За время боевых действий – 28 октября – 16 ноября – войска Южного фронта взяли в плен 52,1 тысячи солдат и офицеров. Начинался «пир победителей». Фрунзе обещал амнистию, но Троцкий разрешил своим войскам в течение четырнадцати дней расправляться с «врагами народа» и грабить их жилища. Венгерский коммунист Бела Кун зверствовал так, что сам Троцкий сместил его.

Справедливости ради надо заметить, что и врангелевцы не были пушистыми ангелами: главнокомандующий разрешал командиру Добровольческого корпуса своей армии генералу Кутепову «украсить виселицами для противника весь Крым». По словам очевидцев тех событий, только в Симферополе, в центре города, на трамвайных столбах висело обычно 10–15 полуобнаженных трупов с устрашающей надписью на деревянных досках: «Коммунист». Даже известный идеолог Белого движения В.В. Шульгин отмечал, что «Врангель позволил своим подчиненным карать, грабить и убивать людей, не согласных с ним не во имя тяжелого долга, а, собственно, ради садистского, извращенного, грязно-кровавого удовольствия».

В Севастополе тревога росла с каждым часом. Кавалерия не могла долго сдерживать наступление красных. Город нельзя было узнать. К центру Севастополя нескончаемым потоком тянулись автомобили, телеги, повозки. Этот поток начинался где-то далеко за городом. Ехали в основном тыловики и беженцы, многие с семьями. Иногда в потоке оказывалось несколько подвод, в которых вповалку на сене лежали военные, или проезжали несколько тачанок, запряженных четверкой замечательных лошадей, с пулеметами, укрепленными на заднем сиденье. Это были, по-видимому, остатки какой-нибудь разбитой или разбежавшейся военной части. За подводы платили миллионы… В городе начались погромы, пожары. Горел грандиозный склад Американского Красного Креста на мельнице Радоконаки и склад интендантского имущества. Ночью зарево страшного пожара озаряло город… Власть в городе переходила в руки городского самоуправления. Ввиду начавшихся грабежей и погромов, к Врангелю в гостиницу Киста явилась 13 ноября думская делегация, указывая на необходимость образования городской самообороны.

– Я не допущу этого ни в коем случае, – ответил Врангель, – так как этим могут воспользоваться большевики, чтобы помешать эвакуации.

С утра следующего дня стали проходить на погрузку воинские части. Следовали они в образцовом порядке, не останавливаясь и не растягиваясь. Их встречали специально выделенные офицеры и провожали прямиком к пристани на погрузку. Большинство магазинов были закрыты, а двери покинутых домов раскрыты настежь. Город пустел. Много беженцев скопилось на дорогах, ведущих к Севастополю. Группа учеников Морского корпуса, находившихся в отпуске, пришла пешком из Симферополя.

В Севастополе улицы патрулировали чины комендатуры, казаки и юнкера. Случаи мародерства немедленно пресекались. На улицах, примыкавших к порту, было поставлено оцепление, пройти через которое можно было, только имея при себе специальные пропуска.

Чтобы позволить всем погрузиться, еще 1 ноября армия защищала окрестности города по линии фортификаций 1855 года: генерал Скалон – северную часть, от моря до линии железной дороги; генерал Кутепов – от железной дороги до вокзала и дальше к морю. Флоту был отдан приказ погрузить эти последние заставы в 12 и выйти на рейд в 13 часов.