Как в той далекой тишине,
Где мир был полн,
И мы, любя,
Шли, озаряясь дивным светом,
Мечтали, верили приметам…
Где я боготворил тебя.
«Свет фонаря смешался с январем…»
Свет фонаря смешался с январем.
Чужая тень в летящих искрах снега
Пригнулась как на старте для забега…
Как странно – свет и тень под фонарем!
Как странно – свет, и тень, и легкий снег…
Как будто некто вышел на мгновенье
Под этот свет и замер без движенья.
Тень видима – невидим человек.
Тень видима, а человека нет…
Но тень жива, пульсирует и дышит.
Так молятся, но кто молитву слышит?
Ушел хозяин, забусило след.
Ушел туда, где зябко и темно,
Где гроздья звезд висят у изголовья,
Где всё объединяется любовью,
И ненавистью всё разобщено.
Из детства
Если тяжек путь, надо с воза слезть,
За собой коня в поводу повесть…
Осень. Топкая грязь.
Правлю парой, как князь,
К трехаршинным лесинам спиной прислонясь.
Еду словно во сне,
И не весело мне
Наблюдать, как ступают грачи по стерне.
Где-то дом далеко,
Пахнет в нем молоком
И горбушкой, натертою злым чесноком.
Как хочу я домой,
Где уют и покой,
Где Есенин раскрыт на странице восьмой.
У печи близ огня
Он заждался меня,
Но кнутом не ударю по крупу коня,
Просто с воза сойду
И с наказом в ладу
Лошадей за собой поведу в поводу.
Ладога зимняя
В каждой лунке свои движения,
Свои окуни и плотва…
Лед под буром шуршит в кружении,
Выговаривает слова.
– Ой, ты, Ладога, боль крученая!..
Улетает под лед блесна
И качается золоченая
На две четверти ото дна.
Рыба глупая полосатая
Верит этой блесне простой…
Окунь черный, спина горбатая,
Янтарем зрачок налитой,
Вмиг покроется белым инеем,
Затрепещет на льду,
Потом
Изогнется и небо синее
Подопрет огромным хвостом!
«Водопад… Парабола… Дуга…»
Водопад… Парабола… Дуга…
За кривой арктического круга
В час, когда над миром правит вьюга,
Водопад – колючая шуга.
Трогаю колючую шугу.
Острый лед в ладонях растирая,
Всю суровость северного края,
Кажется, понять сейчас могу.
Вот – струя!
Могучая, бурлит!
Мощное изогнутое тело!..
Капля оторвется, отлетит
На мгновенье и… заледенела.