Ошибка олигарха

– Поясни, что тебе конкретно надо? – худая, стремительная, как молния, Людмила загасила окурок в пепельнице и тут же сунула в рот новую сигарету. Я поморщился.

– Когда ты бросишь курить? Сколько помню тебя – вечная сигарета в губах.

– Хорошо, хоть такую запомнил. А то, не кури я, совсем бы забыл, – отпарировала она. Ей палец в рот не клади. – Ты, верно, с ума сошел. Как по трем коротеньким словам я смогу установить, что собой представляет их автор! Для этого нужен текст не менее, чем на половине листа. Да еще контрольные экземпляры. Более 120 признаков почерка надо выявить, чтобы сделать какие-то выводы.

– Погоди, я объясню. Ты мне нужна сейчас даже не столько в качестве специалиста, а скорее – как женщина…

– Ой-ля-ля! Что я слышу, – тут же насмешливо отреагировала Людмила Алексеевна. – У тебя возникли некие сексуальные проблемы?

– Да выслушаешь ты наконец! – взорвался я. – С тобой невозможно разговаривать.

– Все, – она уморительно повела руками. – После того, как ты заинтересовался мной в качестве женщины, я полностью в твоей власти. Говори.

– Девушка, о которой идет речь, покончила жизнь самоубийством. Перед смертью оставила записку. Вот эти самые три слова. Я нашел образцы ее почерка, написанные ранее. Сравни их.

– Ну и? – Людмила сквозь лупу быстро просмотрела переданные ей тексты.

– Понимаешь, перед тем, как решиться на такой чрезвычайный шаг, как самоубийство, человек обязательно пребывает в состоянии крайнего стресса. Тем более, если это женщина с ее подвижной эмоциональной сферой. Я думаю, что ее состояние как-то должно отразиться в почерке. Однако обрати внимание: текст написан бестрепетной рукой, ровно, безукоризненно. Словно его автор, заметь, это молодая девушка, находился в полном душевном равновесии. Не понимаю, как такое могло быть? Вот я и хотел, чтобы ты мне это разъяснила.

– Так, так – в глазах внимательно слушавшей меня Людмилы зажегся огонек. – Очень интересно. Сейчас посмотрим.

Она включила компьютер, отсканировала текст, вывела его на монитор, увеличила буквы до нужного размера и углубилась в их изучение. Я по опыту знал, что теперь Людмилу ни в коем случае нельзя отвлекать – иначе нарвешься на яростную вспышку ее гнева.

По управлению даже ходила следующая байка: как-то вновь назначенный начальник, знакомясь с сотрудниками, делал обход служебных помещений. Зашел он и в кабинет, где Людмила что-то исследовала. Обычно, в таких случаях подчиненные вскакивают со своих мест и, как говорится, «едят» глазами начальство в ожидании распоряжений.

Людмила даже не повернула голову. Полковник постоял несколько секунд и кашлянул.

– Какого черта! – сердито воскликнула Людмила Алексеевна, не отрываясь от своего занятия. – Не видите, что я занята. Зайдите позже.

Полковнику ничего не оставалось, как развернуться и уйти. Когда позднее Людмиле рассказали, кто к ней приходил, она нисколько не смутилась: ну и что, заявила она, я ведь не бездельничала, а ему надо было заранее меня предупредить…

Пока эксперт увлеченно, что-то бормоча про себя, исследовала текст, я в который уже раз с любопытством оглядывал ее кабинет. Он походил на необычную, удивительную галерею. На стенах комнаты были вывешены десятки портретов одного и того же человека, только с разными «лицами»: начиная от выражения буйного веселья и заканчивая бешеной яростью. А между этими крайностями располагались: спокойствие, печаль, угроза, недовольство, изумление, умиление, усмешка, огорчение… Под каждым портретным снимком – образцы почерка с выделенными признаками, которые соответствовали тому или иному душевному переживанию. Я нашел интересующую меня «физиономию». Она, на мой взгляд, больше других могла бы символизировать состояние, в котором незадолго до смерти пребывала Катя Бежева – трагическое отчаяние…

– Что могу сказать, – наконец повернулась ко мне Людмила, – твоя пассия была явно неординарной женщиной. Ты говоришь, она работала манекенщицей? Вспомни лица моделей, когда они вышагивают по подиуму – на них полное отсутствие какого-либо выражения. Недаром существует характерное определение – «мордочка манекена». У женщины, может, внутри бушует буря эмоций, клокочут страсти, а на лице тишь да благодать, походка идеальная. Это – профессиональное качество и вырабатывается оно долгой тренировкой. Полагаю, что, примерно, то же самое мы имеем в данном случае.

Безукоризненный почерк, которым написана предсмертная записка, свидетельствует, что Бежева умела держать себя в руках даже в самой критической ситуации. Такой человек принимает серьезные решения не в результате временных, пусть и крайне сильных эмоций, а после тщательного и всестороннего взвешивания. И еще, когда примет, наконец, решение, то уже никогда от него не оступится.

– Однако, если Бежева была сильной личностью, какой ты ее характеризуешь, то, очевидно, лишь исключительные обстоятельства могли толкнуть ее на самоубийство. Так ли?

– Ты сам и ответил на свой вопрос, – подтвердила эксперт. – В подобных ситуациях возникает мощный внутренний конфликт личности, который разрешается только чрезвычайным способом…

– Смерть матери могла вызвать у Кати решение о самоубийстве?

– Сколько было лет матери?

– Около шестидесяти пяти.

– Не думаю, – со свойственной ей категоричностью отрезала Людмила Алексеевна, – принимая во внимание не только возраст матери, но и то, что она долго и серьезно болела. Ее дочь в какой-то степени подсознательно была подготовлена к возможному трагическому исходу.

Я вытащил из папки два кружочка со словами «да» и «нет» и поинтересовался у Людмилы, что они могла означать.

– Где они были найдены? – спросила она.

– Лежали в гостинице на столе вместе с предсмертной запиской.

Людмила повертела кружочки в руках.

– Тут все понятно, – сделала она свой вывод. – Девушка решила перед смертью испытать судьбу. Гадала на самую себя, на уже принятое решение. И у нее выпало «да». Видишь, она обвела слово губной помадой. Своего рода психологическое подкрепление, что она поступает правильно.

Людмила Алексеевна заторопилась.

– Если у тебя больше нет вопросов, выметайся отсюда. У меня еще масса работы. Не считай, что раз ты мой друг, то можешь злоупотреблять моим терпением. Подробное письменное заключение пришлю тебе завтра.

9

Участковый инспектор Калиушкин был предупредителен, быстро догадывался, чего ждет от него начальство, и умел отвечать так, чтобы при любом раскладе избежать руководящего гнева. Одним словом – себе на уме. Еще он был аккуратист. На его рабочем столе в крохотном служебном кабинете не было ничего лишнего. Только папка со служебными бумагами и стаканчик с остро оточенным карандашом и шариковой ручкой.

Когда я созванивался с участковым инспектором, то не стал по телефону объяснять ему причину встречи. Решил, что не буду вызывать его к себе, а приеду сам. Хотел побеседовать с Калиушкиным в привычной для него обстановке.

Из окна его кабинета виден был новенький малолитражный автомобиль с полосой вдоль кабины «Участковый уполномоченный». Такой вот подарок сделали недавно полицейскому местные власти, чтобы тот успевал объезжать обслуживаемую территорию и активнее общались с населением.

– Так вы по поводу той девицы, что покончила с собой? – переспросил Калиушкин, когда я объяснил ему цель визита. – А я все думал, с чего вдруг опять начальству понадобился. Как же, помню то дело, будь оно неладно. О нем еще с самого министерства звонили, интересовались…

«Вот так сюрприз!» – отметил я про себя данное обстоятельство и спросил:

– Вы ведь первым оказались на месте происшествия?

– Совершенно верно. Я дежурил в тот день по отделению. Что-то не так? Вроде я все сделал правильно…

Я успокоил его, сказав, что к нему никаких претензий не имеется. Просто надо проверить некоторые факты.

Он подробно рассказал, как выезжал на место трагедии, проводил осмотр, беседовал с работниками гостиницы… Заметил, что позднее прибыл следователь прокуратуры и медицинский эксперт. Но поскольку ничего криминального не было обнаружено, то следователь не стал заниматься расследованием, оставив материал у участкового.

Собственно ничего нового к тому, что уже было известно, Калиушкин не добавил. Меня главным образом интересовало, с чего он решил, что Бежева ушла из жизни из-за своей «безграничной любви» к матери и переживаний на этой почве, так как именно такую причину Калиушкин указал в своем постановлении. Тем более, что разница между двумя смертями – более трех месяцев. Тут участковый вдруг смутился.

– Ну, вы понимаете, материал смотрели мой начальник, прокурор, и не было ни у кого сомнений в том, что она покончила с собой на добровольной основе. То есть никакого тебе состава преступления…

– Ясно, – кивнул я головой, – потому вы и отказали в возбуждении дела…

– Я же говорю, это не только мое мнение. Только нам непонятно было, из-за чего она пошла на самоубийство. Сначала думали, что потерпевшая является дорогостоящей проституткой, которая что-то не поделила с сутенером или со своими товарками… Или, может, наркотиками баловалась. Но вроде ничего подобного не подтвердилось, доказательств не нашли. Ну, а потом поступил звонок с министерства…

– Вот как? Кто звонил и зачем?

– Он представился полковником…, полковником…, эх, забыл фамилию. Спросил, как идет разбирательство по поводу смерти Бежевой.

– Как он разговаривал?

– Так, как обычно говорит начальство с нами. Ну, с теми, кто работает на земле. Очень солидно, авторитетным голосом. Я ему обо всем доложил, и пожаловался, что мы не можем понять мотив самоубийства. Тогда полковник снисходительно рассмеялся и сказал: «Ты, лейтенант, много не думай, чтоб мозги не высохли. У Бежевой ведь мать недавно умерла, которую она очень любила. Я точно знаю, что она места себе не находила из-за переживаний по этому поводу. Чем тебе не мотив?». Вот, пожалуй, и все.