Ошибка олигарха

Ошибка олигарха
Виктор Васильевич Кабакин

«Внешне – это детектив: острый сюжет, увлекательная интрига, неожиданные ситуации, в которые попадает следователь, выясняющий обстоятельства гибели влюбленной девушки. Отмечу также ловко закрученное действие. Все это вовлекает читателя в водоворот ошеломляющих событий, которые происходят на яхте олигарха, в Москве, Ейске, на трассе „Дон“. Повесть не отпускает до самого конца».Владимир Грибов, член Союза писателей РФ.

Ошибка олигарха

Виктор Васильевич Кабакин

© Виктор Васильевич Кабакин, 2020

ISBN 978-5-0051-7276-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ошибка олигарха

Часть 1. Катя

1

Эдуард Матусович терпеть не мог общаться с журналистами. Потому что хорошо знал их натуру. Им только дай повод позубоскалить. Гоняются за сенсациями, грубо вмешиваются в то, что их совершенно не касается, часто извратят все, наворотят груды лжи.

Впрочем, дело даже не в этом. Он не любил публичности, не любил давать интервью, не любил никого впускать ни в свою личную, ни в деловую жизнь. По опыту знал: настоящие, серьезные дела не терпят гласности и суеты, они должны вершиться по-тихому и узким кругом. Не надо высовываться. Едва появляется шумиха – тут же возникают разные сложности. Уже потом, постфактум, можно кое-что сделать достоянием общественности, бросить кое-какой кусок на потеху публики. Причем весьма и весьма дозировано.

Этому правилу он строго следовал еще с того времени, когда только начинал свое восхождение на сложный, опасный, но такой заманчивый Олимп бизнеса и финансов.

Эдуард Аркадьевич поморщился. Нет, этот настырный журналюга явно его достал. Как по-идиотски он сформулировал по телефону вопрос: хочу спросить у вас, зачем вам столько денег?

Матусович усмехнулся. С таким же успехом он мог бы спросить, например, у художника Марка Шагала, если бы тот, конечно, был жив, – зачем он рисовал столько картин? Или скульптора Энтони Гормли…, или музыканта Элтона Джона…? Можно быть гением в литературе, музыке, живописи, архитектуре, науке. Он же, Матусович – гений в бизнесе. Иначе как бы он стал одним из самых богатых людей не только российского уровня, но и в мировом масштабе! Да еще за такой короткий срок.

Нет, настоящий талант не имеет границ и не терпит остановки. Он требует все новой и новой пищи. Застой равносилен гибели. Но быть гением непросто. Хотя бы потому, что ты становишься объектом самого пристального внимания и зависти. А зависть уничтожает в человеке все живое и тесно связана с подлостью. Любой готов поставить тебе подножку. Любой злорадствует, если вдруг у тебя что-то пошло не так. Поэтому гении, как правило, не имеют друзей. Они – одиноки. Да, есть компаньоны, партнеры по бизнесу, временные союзники, есть толковые исполнители, организаторы… Но только не друзья, ибо едва речь начинает идти о больших деньгах, бывшие друзья тут же могут стать непримиримыми врагами. Уж он, Матусович, знает это лучше других.

Конечно вначале, когда только вступаешь на тернистый путь бизнеса, деньги являются самоцелью. А как иначе? Их надо заработать и много, чтобы двигаться дальше. Постепенно из цели они превращаются в средство. В средство для достижения новых целей. Вот такая диалектика. Материальные блага, комфорт жизни? Ну да, конечно. Но не это главное. Основное, несомненно, – это влияние и возможности, возможности и влияние.

Вот вершина, которая доступна единицам. Как в альпинизме – восхождение начинают многие, но пика достигают самые упорные, знающие и опытные. А сколько в процессе восхождения срывается в пропасть и погибает. Стоять на пике непросто, он такой тесный и острый, одно неловкое движение, и ты камнем летишь вниз. Да еще кто-то нарочно стремится тебя локтем подтолкнуть…

Зато, какое упоение охватывает на вершине. Ощущение безграничного простора, осознание того, что перед тобой практически нет преград, неоткрываемых замков и запоров… Тебе доступно и дозволено все. Ну, почти все. Крупные политики, ученые, люди искусства считают за честь общаться с тобой. Самые великие мира сего… И ты один из них.

Как все это объяснить простому журналисту, весьма далекому от понимания жизни гения?

Матусович любил этот утренний рассветный час, когда так хорошо, глубоко и умно думалось. Час, как говорят французы, между волком и собакой. В одиночестве стоял он на носу яхты, которая почти бесшумно раскраивала серебристо-серое полотно моря. Прислуга знала, что в такие минуты попадаться на глаза хозяину, и уж тем более его беспокоить, ни в коем случае нельзя. Иначе… «Опять медитирует, – усмехаясь, шептались они между собой. – Значит, снова какие-то неприятности».

Эдуард Аркадьевич замер в предвкушении предстоящего действа, давно знакомого, но всегда действовавшего на него неотразимо мощно. Он испытывал почти первобытный трепет перед сценой, которая сейчас разворачивалась на его глазах.

Заря на востоке разгоралась все ярче и сильнее. Постепенно розовела и морская гладь, торжественно готовясь к принятию нового дня. И наконец, вот оно – чудо, миг появления из глубинных недр кусочка огненного шара, который по мере подъема пламенел и ширился. Солнце неторопливо поднималось, раскидывая повсюду багровую мантию. Постепенно преображая мир вокруг себя, оно само ярко отражалось в зеркале моря, как бы любуясь собой. Море же, до этого скучное, почти однотонное, словно обрадовавшись долгожданному свиданию, ликуя и торжествуя, начинало искриться и переливаться тысячами красочных оттенков. Проснувшаяся природа заново себя воскрешала.

За миллионы лет до его, Матусовича, рождения солнце вот так же всходило и потом, когда его уже не станет, еще миллионы лет будет создавать свои гениальные рассветные картины. Ах, почему так до обидного коротка человеческая жизнь?! И миллиарды долларов тут ничего не изменят… Эдуард Аркадьевич улыбнулся своей, всем известной, немного печальной и задумчивой улыбкой. В какие-то моменты он любил быть сентиментальным. Вот как сейчас.

Увы, привыкаешь ко всему: успехам и неудачам, к славе, богатству, всеобщему вниманию, даже к самой горячей любви, даже к собственной избранности и начинаешь воспринимать их как заурядную повседневность. А вот к этому чуду Матусович никогда не мог привыкнуть. Ему казалось, что именно он, как повивальная бабка, принимает роды нового дня. И если бы его здесь не было, то и день бы не появился. В такие мгновения он явно ощущал сопричастность с таинством и величием природы и испытывал при этом особое благоговение. Его чувства обнажались и обострялись, разум светлел, а после такого величайшего душевного подъема он всегда находил верное решение самых трудных вопросов. Как будто сама природа давала ему правильный совет.

2

Андрей к завтраку не вышел. Матусович, нервно поправляя на коленях белоснежную салфетку, спросил у официанта, где сын. Официант, который лишь несколько дней назад приступил к работе на яхте, испуганно произнес:

– Он остался у себя, Эдуард Аркадьевич. Велел завтрак принести в каюту.

В полном молчании Матусович закончил трапезу, затем вышел из столовой и направился к каюте сына. Несколько дней назад произошел инцидент, после которого Андрей стал окончательно избегать отца.

Дело было так. Спускаясь по лестнице на нижнюю палубу, Эдуард Аркадьевич вдруг услышал некий подозрительный шум. Под лестницей остолбеневший бизнесмен стал свидетелем весьма пикантной сцены. Юбка у молодой официантки была задрана, хорошо просматривались ее стройные, загорелые бедра, сама же она руками уперлась в стенку, а сзади к красавице очень уютно пристроился Андрей. Увидев отца, он усмехнулся, не спеша оторвался от девушки, поправил брюки и медленно удалился. Побелевшая и онемевшая от ужаса девушка никак не могла поднять трясущимися руками трусики с пола… Матусович молча отвернулся и быстро поднялся наверх.

В тот же день официантка была уволена и отправлена вертолетом на землю.

…Андрей лежал на диване, закинув руки за голову и отрешенно уставившись в потолок. Одет он был в светлые джинсы с дырками на коленях и оранжевую футболку с изображением чайки на груди. На столе стоял нетронутый завтрак. При входе отца он даже не повернул в его сторону голову.

Матусович медленно подошел к окну, долго глядел куда-то вдаль, потом, не оборачиваясь, тихо сказал:

– Давай поговорим, Андрей.

– О чем?

– Может, ты все-таки поешь? – Эдуард Аркадьевич почти просительно взглянул на сына. Тот не отозвался. Молчание явно затягивалось. Матусович чувствовал, как его прежняя решимость поговорить с Андреем куда-то улетучивается, а продуманный план разговора явно ломается. Но тут молодой человек быстро соскочил с кровати и, как угорелый, стал метаться по комнате – туда-сюда, туда-сюда.

– Может, ты думаешь, что я сержусь на тебя из-за недавнего случая с официанткой? Уверяю, что нет, – сказал Матусович.

Андрей резко остановился посередине комнаты.

– Причем здесь официантка. Да она сама типа напросилась на палку.

Матусович терпеть не мог излюбленных словечек современной молодежи – «типа», «короче», «прикинь» и прочих, коими изобиловала речь Андрея, и всегда морщился, когда слышал их от сына. Но сейчас к его речевым особенностям – ноль внимания.

– Неужели ты так ничего и не понял? – сын пристально взглянул на отца. – Или, блин, прикидываешься?

– Ты о чем?

– Так ведь это ты убил Катю!

Андрей бросился ничком на кровать и накрылся подушкой.

– Уйди, уйди. Ни видеть, ни слышать тебя не хочу, – замотал он головой.

– Ее никто не убивал, – мягко сказал Матусович. – Она сама покончила с собой. И ты это знаешь не хуже меня.

– А кто ее довел до этого? – Андрей почти истерично засмеялся. – Ты! Ты! Ты!

– Да я никогда в глаза ее не видел.

– Перестань…, – Андрей чуть не сказал – «отец», но быстро спохватился. – Неужели, я такой дурак и ничего не понимаю. Короче, я тебе этого никогда не прощу. Запомни. Никогда!

На скулах Эдуарда Аркадьевича заходили желваки. Он присел на кровать сына и мягко положил руки на его плечи.