Пути Господни

Убийца не стал дожидаться повторного предложения, ретировался мигом. Олег закурил и подошел к окну. Сквозь стекло чернела вода Сунгари, становившаяся коричневой при дневном свете. Кое-где горели фонари, одинокий извозчик прокатил в подрессоренной коляске в поисках ранних клиентов. «Так ведь все складывается как нельзя лучше – решил Денисов – Видимо, комиссар уже после моего убытия из застенка получил депешу от Ягоды. Прекрасно, он не знает, кто я, на этом и сыграем. Вот теперь надо идти к комиссару с утра пораньше».

***

В 9 утра Олег Михайлович Денисов вошел в приемную начальника управления НКВД по КВжд. Мрачный лейтенант открыл рот, как будто желал что-то произнести, да так и застыл. Олег про себя усмехнулся и, кивком головы показав на дверь начальника, спросил? «У себя?». Лейтенант икнул и кивнул головой. Денисов, грубым ударом ноги распахнув дверь в кабинет, вошел и рявкнул: «Встать!» Комиссар от неожиданности вскочил и вытянулся – сказалась привычка к грубым окрикам начальства.

– Ты что же, сволочь, зарезать меня хотел и списать на бандитов? Не вышло и не выйдет, не тот у тебя уровень подготовки. Но я тебя, падаль, не трону, и ни твоему ни своему шефу сообщать не буду. Ты внимательно прочитал письмо? Знаешь, что надо делать? Сейчас закрываешь меня в камеру. Через час демонстративно отпускаешь и посылаешь за мной самую неопытную наружку, чтобы везде, где могли – светились. Своим объяснишь, чтобы не смели трогать, мол, надо выявить мои связи. Больше со мной в контакт не вступай, через месяц вообще забудь про меня.

– Слушаюсь – как-то само собой вырвалось у ополоумевшего начальника управления. Олег неизмеримо далеко нарушил свои полномочия, но, верно выбранные интонации привели к нужному результату. Облажавшийся комиссар не стал уточнять вопросы субординации. Главнее по ранжиру был, конечно же, он. Тем не менее проговорил:

– Все сделаю. И вот еще, не держите зла на меня. Те, кто Вас отправлял, не продумали до конца легенду, вот и подставили и Вас и меня.

– Ладно, проехали.

– Спасибо, до свидания – комиссар протянул руку Денисову

– Да уж лучше прощайте, товарищ комиссар госбезопасности. – Денисов ответил на пожатие.

***

Из 12 лет работы в разведке Никита Колаев, он же Олег Денисов, 7 лет пробыл нелегалом. А это значит, что он каждый день, каждый час находился на грани расшифровки и ареста. Олег ни разу не переступил эту грань, но как ему это удавалось, знал только он один. Иногда начальство, иногда и он сам просили главное руководство дать отдых измочаленным нервам разведчика. Родина же в ответ требовала: надо, побудь еще, ты нужен, потерпи. И он терпел. Бесконечные перевоплощения удавались ему блестяще: чопорный немецкий барон, пехотный немецкий офицер, прошедший мировую войну, французский журналист и прочая, и прочая. Он знал манеры и повадки как богемных, так и финансово-промышленных кругов, был своим парнем в ночных кабаках и среди портовых грузчиков. Свободно изъяснялся на немецком, французском, итальянском языках, хуже – на английском и китайском.

Он был достойным учеником своего начальника, ибо по своему оперативному мастерству Артур Христианович Артузов до конца жизни не имел равных среди разведчиков всего мира.

Сейчас Денисову предстояло изобразить пострадавшего от чекистов и ужасно обиженного на них за это. Первым делом он отправился в китайскую больницу в травматологию, где все его болячки обработали, подвесили левую руку на уровне груди, зафиксировали сотрясение мозга и, как положено, известили о произошедшем городское управление полиции.

Вечером Олег Денисов прошелся по Диагональной, заходя в различные забегаловки и съедая где пирожок, где бутерброд с ветчиной, а где и кусочек жирной рыбы, чтобы вечером подольше не пьянеть. К концу прогулки он был сыт и решил, что пора идти в ресторан, разыгрывать спектакль. Там он подсел за столик, где уже молча ужинали трое, заказал бутылку коньяка, легкий овощной салат и изобразил сцену: «напился до посинения». Ему хорошо удавалось симулировать пьяных. К концу вечера по крайней мере семь человек в ресторане, не считая обслуги, знали о беспределе местного управления НКВД. Утром следующего дня Олег отправился в полицию, где написал заявление о побоях в застенках и изъятии у него документов. Оттуда прямым ходом в городскую управу для решения вопроса о предоставлении политического убежища и принятии китайского гражданства. Процесс легализации был запущен.

А через неделю, выйдя из отеля, Денисов услышал за спиной голос, от которого захотелось развернуться и вбить в глотку комиссарские зубы: «Не оборачивайся. Иди в Линейный поселок, это небольшой район за 2-ой Деповской улицей, найдешь двухквартирный дом номер 41. Заселяйся в первую квартиру. Там жил домовладелец Баскаков Павел Павлович, которого мы вчера со всей семьей принудительно отправили в СССР. Представишься родственником Баскакова и живи себе. Китайцы не тронут. Вторую квартиру снимает довольно безобидная семья». Так Олег Денисов стал соседом Мартына Фокина.

***

Ближе к вечеру, когда июньское солнце не так шпарило, группа «соратников» собралась на берегу Сунгари. Расположившись здесь на выброшенных ящиках, компания подростков занялась решением стратегически важной задачи: когда бить стекла в магазине Вилькицкого. Мнения разделились, и начался спор. Часть «соратников» во главе с командиром Севкой Никитиным настаивала на проведении акции днем и в фашистской форме. Евреи должны понимать, что это не хулиганство, а политическая акция. Большинство же не желало «светиться» и настаивало на ночном битье стекол.

Спор зашел в тупик и в возникшей паузе Иван Фокин спросил:

– Ребята, а за что вы евреев не любите?

– Они, Ванечка, Христа распяли. – ответил один из них.

– Сказки это. Ваша Библия все врет. На самом деле человек произошел от обезьяны. Это доказанный факт, нам в школе это четко рассказали.

– Вот ты и будешь у нас Обезьяной. – озорно крикнул Игнат, шестерка Никитина – Парни! Ваньку Фокина теперь зовем Обезьяной. Это его партийная кличка.

Иван побелел от злости, зашел за спину обидчика, положил руку ему на шею и надавил большим и указательным пальцами на нужные точки. Игнат от боли медленно опустился на колени и униженно согнутый застыл, не в силах сопротивляться.

– А теперь слушать сюда! – еще не окрепший голос Ивана звенел от напряжения – Если хоть один при мне скажет слово обезьяна, я этого придурка – Иван глазами повел в сторону Игната – зарежу. Если он кому насолил, тот смело может подойти ко мне и сказать: «Обезьяна». И этому гаду не жить. – Иван упер свободный указательный палец в макушку обидчика.

Судя по всему, Игнат проникся серьезностью ситуации, прикинул вероятность того, что найдется желающий проверить Ванькины слова, и его штаны намокли, под коленями образовалась лужа. Дружный хохот разрядил обстановку, а Иван произнес: «Все, он свое получил, теперь резать буду не его, а того, кто забудет мое настоящее имя».

Севка подошел к Ивану, положил руку ему на плечо и сказал: «Уважаю. И поддерживаю. – Он обвел взглядом всю компанию и, повысив голос, продолжил – Чтобы все знали: Ванька наш, и я на его стороне»

На этом конфликт был исчерпан, а Никитин решил прояснить ситуацию: «Похоже, не все знают за что мы боремся, если приплетают сюда Христа ни к селу, ни к городу. Цель наша – установление демократической власти в России путем уничтожения большевиков. А евреям мы мстим за то, что они устроили в России революцию и привели к власти бандита Сталина. Причем в каждой стране они пытаются стать во главе и за это их никто не любит. Муссолини в Италии сумел победить их. За ним в Германии пришел к власти Гитлер, который тоже объявил войну евреям. Сталин обязан евреям своему приходу к власти, тем не менее расстрелял тех, кто сделал революцию. Так что мы ничего не придумали. Мы следуем мировым путем. Но, повторяю, это не главная наша цель. Вилькицкому не повезло, что он неправильной национальности, но тут ничего не попишешь. Просто его очередь вставлять новые стекла. Он за других расплачивается, за тех, кто отнял у нас Родину»

Иван в задумчивости тер пальцами ухо. Потом встрепенулся: «Сева, а как же мне быть? В классе со мной учатся шесть евреев и все они отличные пацаны. Они никому не делают зла. И Родину у меня они не отнимали. Я родился в Маньчжурии и отнимут ее у меня скорее японцы, чем евреи. И вот я не понимаю».