Рассказ о «Пурге» – выездном измерительном пункте

Началась погрузка техники на эшелон. Количество железнодорожных платформ снова увеличилось, с учетом необходимости перевозки двух комплексов БРС-4МП. В дальнейшем почти всё проходило по уже отработанной методике. Работы в Татищево мы уже проводили. Казалось, что на этот раз использование сразу двух комплексов позволит выполнить их намного быстрее, чем они выполнялись раньше. Сначала всё так и было. Первый комплекс БРС-4МП был сразу размещен на выездной телеметрической позиции. Второй комплекс использовался для проведения автономных испытаний телеметрического оборудования. Старые станции БРС-4 находились на выездной телеметрической позиции постоянно. Сразу по прибытии, еще до начала автономных испытаний, я с помощью двух солдат демонтировал аппаратуру ИС19-15Б из сооружения и установил её в уже подготовленный для этого автомобиль ЗИЛ-131, который все с моей подачи называли агрегат ЧВУ-1. Этот агрегат сразу убыл на выездную телеметрическую позицию.

С использованием комплекса БРС-4МП все испытания проходили намного проще. Особенно это коснулось этапов испытаний, при которых использовалась аппаратура ЗАКР «Муравей». Наличие в автомобиле СПО специального отсека для его установки, наличие уже смонтированного наземного согласующего устройства (НСУ) и уже проложенные кабели для этого прибора позволяли практически не замечать его при выполнении работ. Автономные испытания прошли легко. Для выполнении комплексных испытаний я сам съездил на выездную телеметрическую позицию, где их запись произвели не только станциями СПР, но и старыми станциями БРС-4, информацию с которых для обработки я воспроизвел с помощью агрегата ЧВУ-1. Начальник выездной телеметрической позиции поделился со мной информацией, что на этот раз он планирует использовать новые комплексы БРС-4 МП для приёма телеметрической информации как положено, в соответствии с выданными целеуказаниями, а антенны старых станций планирует направить в ту точку пространства, где будет происходить разделение первой и второй ступеней ракеты. Офицеры-аналитики всегда очень внимательно изучают этот участок. Насколько же он был прав, когда это задумал! Наступил день пуска.       Мы повыходили из фургонов машин, чтобы его увидеть. Такое зрелище никогда не надоедает. Сначала пламя и дым – установленные в Татищево ракеты не использовали минометный старт. И вот она вышла. Сначала шла вертикально, потом немного повернулась и легла на курс. Я зашёл на станцию. На осциллографах отображалась телеметрическая картинка. За ней внимательно следили аналитики. Вдруг один из них подошёл к телефону ЗАС. Неразборчиво что-то пробормотал в трубку, выслушал ответ, потом повернулся к нам и сказал: «Поздравить не с чем. Ракета благополучно упала». И снова стал смотреть на осциллограф. Потом попросил дать ему полученные графики, разглядел их. Передал нам список графиков, которые в связи со сложившейся ситуацией необходимо было сделать дополнительно к тем, что были первоначально запланированы. Я понял, что на этот раз обработка будет длиться до утра. Вдруг аналитик спросил: «Где находится информация со старых станций БРС-4? Хотя у вас на новой технике её воспроизвести наверняка нельзя». Я ответил, что можно. Это как раз и будет дебютом нашего нового агрегата ЧВУ-1. Он сказал, что ему сейчас не до шуток про какую-то «чуву». Я произнёс, что не шучу. Через несколько минут мы вместе с ним уже смотрели графики с воспроизведенных нашим новым самодельным агрегатом записей со старых станций БРС-4, антенны которых были направлены на участок разделения ступеней. Руководитель группы анализа после просмотра этих графиков заявил, что это единственная на сегодня хорошая новость при плохой ситуации. Попросил сделать ему ещё несколько графиков, которые не были предусмотрены программой этой работы, и потом долго говорил по телефону ЗАС: «Возникла проблема. На борту не долетевшей до установленного места падения ступени ракеты было установлено устройство «Муравей», которое кодировало информацию. И так как первая ступень ракеты не долетела до условленной точки её падения, где этот прибор должны были подобрать, надо найти эту ступень и снять с неё бортовой прибор «Муравей». А упала она где-то в Коми АССР». Сразу вспомнилась фраза из популярной в то время песни: «И пошёл я к себе в Коми АССР по этапу в специальном вагоне». По этапу, конечно, никто не пошёл. Однако после того как вся информация была обработана, переписана на внутренний магнитофон, все графики сделаны, сидеть в Татищево пришлось ещё месяц, пока этот прибор искали. Нашли только часть обломков ступени ракеты на болоте. Судя по всему, прибор утонул, его списали. Техника выездного измерительного пункта была погружена на эшелон и отправлена обратно в часть. Я, вместе с записью телеметрической информации на магнитных лентах, полетел из Саратова на Байконур самолетом. А на Байконуре у меня начались семейные чудеса. Супруга вдруг стала рассказывать о том, как ей не хотят давать повышение на работе из-за того, что у неё нет высшего образования, вспомнила, что я когда-то говорил о моем знакомом, который работает преподавателем в филиале «Восход» МАИ на Байконуре, и потребовала, чтобы я, используя это знакомство, помог ей поступить туда учиться на заочное отделение. Помог, поступила, стала студенткой первого курса.

А жизнь продолжалась. В отделение обработки информации был наконец-то назначен инженер отделения – выпускник Ростовского училища лейтенант Потанин. Вначале я хотел один МАЗ СПО сразу закрепить за ним, но потом решил, что будет лучше, если обе машины мы будем эксплуатировать вместе.

Техника после проведения неудачных испытаний ракеты под Саратовом эшелоном была возвращена на Байконур. Оба агрегата СПО прибыли на место. Новый офицер сразу взялся за их освоение. Помимо всего прочего, он был неплохим спортсменом, что позволило ему быстро завоевать авторитет у личного состава.

Следующая работа должна будет проводиться в конце года в Красноярске.

Новому офицеру я попытался дать возможность к ней подготовиться, изучить особенности техники, которые не изучались в военном училище.

Пока было время, мы с Володей Карповым решили ещё немного потренировать наших водителей-операторов и принять потом у них зачеты на предмет знания методов работы с расположенной в установленных на их машины фургонах аппаратурой. Надо сказать, что они в этом поднаторели, и мы решили переговорить с командованием части о том, чтобы присвоить этим парням звания младших сержантов. Через месяц на погонах у них уже было по две лычки – оба стали младшими сержантами.

Наступил ноябрь 1985 года. В конце месяца началась погрузка эшелона для отправки оборудования, необходимого для проведения измерений при проведении запуска ракеты из ракетной части, расположенной в районе Красноярска. Так как опыт выполнения погрузочных работ у военнослужащих срочной службы в нашей части уже был, большинство из них в таких работах уже участвовали. А недавно призванные брали пример со старших товарищей и старались от них не отставать. Хочу отметить это как положительный пример. Когда солдат занят нужным делом и понимает, что дело нужное, ему даже в те времена рисоваться сроком службы было ни к чему. Самым уважаемым считался тот, кто лучше других знал свое дело. А приобретенному опыту всегда можно найти правильное применение. Например, у нас, когда на платформы грузилась техника и закреплялась на них, естественно, у тех, кто уже участвовал в погрузке, это получалось лучше, поэтому мы как руководители следили за тем, чтобы положительный опыт передавался от старших к младшим личным примером, а не матом и зуботычинами. Казалось, что у нас это получается. Может быть, потому, что в части офицеров было 18 человек на 78 солдат и сержантов срочной службы. И разница в возрасте в среднем 3 – 4 года. Технические средства были погружены, эшелон ушёл. Я и новый инженер отделения добирались к месту выполнения работ своим ходом. Прибыли за двое суток до прихода эшелона. Когда он пришёл, стали принимать участие в руководстве его разгрузкой. Сразу после разгрузки все автомобили перегонялись и устанавливались на местах выполнения работ. Самым интересным было то, что на этот раз все машины МАЗ-543 с основным. приемным телеметрическим оборудованием, включая одну станцию СПО, средства измерения траектории, МАЗы-электростанции и основная часть бытового комплекса устанавливались. всего в 5 км от военного городка, который назывался поселок Кедровый, в лесу. Там организовывалась выездная телеметрическая позиция. Одну станцию СПР, одну машину СПО и один МАЗ-гостиницу разместили вообще на обочине дороги, ведущей из посёлка Кедровый в город Красноярск, в двухстах метрах от КПП этого посёлка. В это время в Красноярске стоял достаточно сильный мороз, и необходимо было следить за тем, чтобы автомобили были правильно прогреты и заведены, а личный состав, который этим занимался, ничего себе не отморозил и периодически отогревался у печки-буржуйки, которая была установлена в одном из вагонов. Убедившись, что разгрузка идёт без нарушения правил и мер безопасности, личный состав своевременно обогревается, я включил печку в фургоне своего нового агрегата ЧВУ-1. Он быстро прогрелся, я вышел на улицу. Посмотрел, как съезжают с платформ последние МАЗы, что-то сказал руководившему всей разгрузкой Виктору Михайловичу Андрееву, когда он вдруг подозвал меня к себе. Посмотрел мне в глаза… Взял за руку, отвёл в вагон, где стояла печка-буржуйка. Снял с ремня фляжку, взял у одного из солдат металлическую кружку, из которой тот пил чай. Вылил на насыпь возле вагона то, что в ней осталось. Несколько раз встряхнул её, налил из фляжки больше половины кружки спирта. Протянул мне и сказал: «Пей». Я попытался что-то говорить. Снова, уже настойчиво прозвучало: «Пей». Я выпил. Дальше ничего не помню. Проснулся я на откидной полке своего агрегата ЧВУ-1 на следующий день. Разгрузка была закончена. Все мои машины стояли возле военного городка. Я перебрался в фургон машины СПО, который был уже прогрет.

В фургоне сидели лейтенант Потанин и младший сержант Афонин. Лейтенант сказал, что все внешние кабельные подключения уже сделаны. Помимо электропитания, были подключены кабель передачи информации со станции СПР, которая стояла рядом со станцией СПО, кабель внутренней телефонной связи со станцией СПР, кабель громкой связи со станцией СПР, кабель дальней телефонной связи, кабель связи ЗАС. На вопрос, откуда у нас связь ЗАС, лейтенант ответил, что приходил какой-то капитан и долго что-то искал. На его вопрос, что ищет, сказал, что ему нужно подключить ЗАС. Я показал ему разъем ЗАС, закрытый специальной крышкой, и не удержался, чтобы не похвастаться тем, как начинает выть машина, если эту крышку открыть. Ему понравилось, он сказал, что такая сигнализация решает кучу его проблем. Приходил заместитель командира части, велел мне позвонить ему, когда проснетесь. Я сам снял трубку дальней связи и попросил соединить меня с майором Урядником, который прибыл с Байконура. Когда он ответил, спросил меня, живой ли я, и сказал, что через десять минут зайдёт. Через десять минут от него я узнал, что у планируемой работы будет сразу несколько кураторов. Помимо представителей Москвы и Байконура, контролировать проведение этой работы будут генерал и полковник с полигона Капустин Яр. Я спросил, что же это будет за работа, а он ответил, что сам до конца не знает. Ракета будет запускаться вроде бы как по тематике Байконура, остальное мне знать не надо. Программу обработки измерений дадут. Прибор «Муравей» привезут и установят офицеры из Капустина Яра. Магнитные ленты с записью автономных и комплексных испытаний доставят, моё дело перекодировать их, сделать необходимые графики, а когда ракета будет готова и запущена, обеспечить информацией проведение репортажа о её полете. На следующий день двое гражданских представителей промышленности привезли прибор «Муравей». Я ещё удивился тому, что таким оборудованием занимаются штатские лица. Обычно, если такая техника попадает в армию, она закрепляется за расчётом из офицеров, которые ее никогда никому не передают. Прибор был нового типа. Такой прибор подключается к специально для него установленной стойке АСМ (аппаратура согласования с «Муравьем»), кабелями, которые входят в его комплект. На практике я с таким прибором раньше не сталкивался. Он был знаком мне только тем, что аналогичный прибор использовался на последнем этапе проведения межведомственных испытаний комплекса БРС-4 МП для проверки стойки АСМ. Тогда он был такими же кабелями подключён и выполнил свою задачу великолепно. Меня это радовало. Ведь хорошо, когда не возникает проблем с оборудованием. Однако проверить на практике этот прибор пока было нельзя. Не было записи, зашифрованной на борту прибором такого типа. И запись на магнитной ленте, и ключи для ее расшифровки те же двое гражданских специалистов принесли на следующий день. Прибор «Муравей» входящим в его комплект кабелем подключили к стойке AСM. Ключи установили, запись поставили на воспроизведение. Однако на мониторе, где должна была быть картинка расшифрованной информации, присутствовал только белый, то есть абсолютный шум. Вызвали секретчика, прибывшего из Капустина Яра, проверили ключи по документам. Всё равно белый шум. Секретчики сначала сказали, что они ни при чём. Их оборудование, когда находилось на полигоне, работало. Я заявил, что моя аппаратура тоже работает безукоризненно, и это подтверждается прохождением всех тестов. Пришел полковник из Капустина Яра. Он сразу заявил, что у представителей промышленности, которые привезли прибор «Муравей», большой опыт, они ошибаться не могут в принципе. Секретчики тоже не могут ошибаться – у них большой опыт. И все проблемы в том, что скорее всего либо неисправна закреплённая за мной техника, либо я не умею с ней работать и где-то нажал не ту кнопку. Ему уже звонил военный представитель завода, на котором эти гражданские специалисты работают. Сообщил, что один из них начальник отдела, а другой – заместитель директора завода. Это высокие должности. Конечно, у гражданских нет такой иерархии, как у военных. Однако заместитель директора огромного завода стоит в одном иерархическом ряду с заместителем начальника управления на космодроме, а начальник отдела на таком заводе стоит на одном уровне с начальником отдела управления космодрома. И скорее всего при выполнении работ будет ошибаться старший лейтенант, чем они. Потом я узнал, что этот полковник был начальником отдела 3-го управления космодрома Капустин Яр. Он ушёл. Через 10 минут появился майор Урядник, он пояснил мне ситуацию. В случае срыва этих работ и на голову прибывшего сюда генерала, и на голову этого полковника упадут две огромные дыни. Поэтому полковник заранее делает всё, чтобы дыня, предназначенная генералу, упала на его, Урядника, голову, а дыня, предназначенная этому полковнику, упала на мою. Поэтому мне надо не нервничать, а разобраться в ситуации, найти причину возникшей неприятности и устранить ее. Помощи ждать неоткуда. Вас трое: ты, твой подчиненный, неопытный лейтенант, и водитель, слава Богу, понимающий парень. Причину неприятностей я определил довольно быстро. Она заключалась в повреждении при перевозке из Капустина Яра до Красноярска кабелей, которыми прибор «Муравей» соединялся со стойкой АСМ. Но там в системе кабелей с обеих сторон куча разъемов. Эта система кабелей входит в состав прибора «Муравей». Их схемы находятся в его комплекте документации, которая секретная, и, естественно, её никто никогда с тобой не возит. Неисправность можно устранить двумя способами: либо узнать причину повреждения кабелей, либо заменить в них провода методом подбора. Это долго и сложно. В конце концов этот прибор эксплуатируем не мы, а гражданские специалисты, которые его привезли. Вдруг зазвонил телефон ЗАС. Я снял трубку, представился. Женский голос из трубки сказал: «А что, рядом никого нету повыше в звании, чем старший лейтенант? Через 20 минут вам будет звонить Главнокомандующий». Благо, Урядник далеко не ушёл. Я послал водителя догнать его. Тот вернулся. Снова зазвонил телефон ЗАС, Урядник снял трубку и представился. Из трубки донеслось: «Толубко. Здравствуйте. Что у вас там происходит? Мне доложили, что из-за ваших гражданских деятелей нет возможности подготовить ракету к запуску. У вас там есть военные, пусть они сделают». Урядник ответил: «Здравия желаю, у них тоже пока не получается». – «Не давайте им спать, пока не сделают, когда сильно захотят спать, всё получится», – резюмировал Главнокомандующий. Телефон выключился. Урядник спросил меня, нужно ли повторять

Через пару минут раздался стук в дверь, я открыл. Перед машиной стоял генерал. Я предложил ему войти. Он вошел и заинтересованно рассматривал аппаратуру. Следом за ним в машину поднялся полковник из Капустина Яра.

Генерал спросил меня о причинах задержки в выполнении работ по обработке информации. Я ответил, что причина в неисправности прибора «Муравей» и отсутствии его схем. Генерал сразу задал вопрос полковнику о том, почему он не обеспечил наш расчёт схемами. Тот замялся. Генерал повторил свой вопрос более строгим голосом. Было видно, что в душе полковника началась паника. Он сказал, что схемы остались в Капустином Яру и попытался перевести стрелки на меня – мол, это я забыл там схемы. В это время распахнулась дверь машины. В проёме двери показался Урядник. На вопрос генерала: «Вы кто?» – он чётко ответил: «Заместитель командира части майор Урядник». Генерал сказал ему, что он получил от старшего лейтенанта информацию о том, что у расчёта не хватает схем. Урядник ответил, что старший лейтенант ошибся и у нас всё есть. Тут же приказал мне показать схемы. Я спросил его, где их взять. Он ответил: «Рисуй. Только быстро». Я включил дурака. Дал команду: «Афонин, принеси схемы». На его вопрос о том, где их взять, ответил: «Рисуй». Он был парень смышлёный. Тут же подал мне схему подключения электропитания. Я передал её Уряднику. Тот взял лист со схемой в руки. Перевернул изображение вверх ногами и показал генералу. В это время полковник истошно завопил: «Это документ, утверждённый Генеральным конструктором!» Генерал сказал: «Ну, раз всё есть, пусть люди работают». И ушёл.

Я попросил Урядника дать мне возможность переговорить с представителями завода. Через час они оба были у меня в машине. Разговор был тяжёлый. Косяк упороли они, а списать всё решили на выездной измерительный пункт. На выездном измерительном пункте крайним оказывался я. Надо было восстанавливать ситуацию. Они в возможность ее восстановления не верили. Через неделю заводом уже был заказан самолет АН-26, для того чтобы привезти к месту выполнения работ новый прибор «Муравей» в комплекте. За сутки он долетит до Красноярска. Через 7– 8 дней, когда гражданские лишатся премии, а военные получат свои взыскания, продолжим.

Я верил в лучшее и продолжал восстанавливать кабели – третьи сутки.

Решение я принял радикальное. С кабелей была снята внешняя общая изоляция и металлическая оплетка. После этого из жгута выплетался и проверялся каждый провод.

В то время была популярна песня «Четвертые сутки пылают станицы».

Я загадал, что на четвёртые сутки, несмотря на отсутствие схем, восстановление кабелей закончу.

Как в воду глядел. Через трое суток после начала работ мною было обнаружено, что один из выплетенных проводов порван внутри собственной изоляции. Кабель был опять сплетен в жгут, а оборванный провод был задублирован другим, взятым из ЗИП. Я старался не терять чувства юмора. Дублирующий провод был не белого, как все остальные, цвета, а красного и располагался не внутри жгута, а был прикручен изолентой к нему снаружи. Представители завода всё это время находились у меня в аппаратной. В общем, когда начались эти самые четвёртые сутки, кабель был восстановлен. Необходимая информация была декоммутирована, расшифрована и переписана на магнитофон системы Спектр-Б1. Инженерам-заводчанам я предложил отправиться в военный городок. У них там были забронированы номера в гостинице. Сдать в штаб ключевые документы, немного отдохнуть. Сам секретный прибор поставить в предназначенный для этого специальный отсек машины, который закрыть и опечатать, что и было ими сделано. Необходимые графики получены. Работы вошли в ритм. Доложил майору Уряднику. Он доложил представителю главка и сообщил полковнику из Капустина Яра. Тот велел делать с расшифрованной ленты копию – на всякий случай. Урядник передал это приказание мне. Я уже валился с ног. Поручил сделать копию лейтенанту, спустился в свой агрегат ЧВУ-1, от усталости вырубился. Когда проснулся, удивлению моему не было предела – лейтенант вместо того, чтобы сделать копию, стёр запись с магнитной ленты

В принципе не было ничего страшного. Но я с расстройства решил тяпнуть немного спирта. Достал фляжку, положил её на стол, поверх схемы электрических подключений, которую мы показывали генералу. Вернуть гражданских специалистов из гостиницы было несложно. Стертая информация предназначалась исключительно для тестирования аппаратуры перед началом работ. До начала реальных работ оставались почти сутки. Все технические средства были исправны и готовы к применению по назначению. В этот момент раздался стук в дверь фургона. Я открыл. На ступеньках металлической лестницы стоял полковник из Капустина Яра. Он посмотрел на стол, увидел фляжку, которая лежала на схеме, и спросил, чем это мы тут занимаемся. Я ответил, что работаем с документацией, которая утверждена генеральным конструктором. Потом он потребовал предоставить ему копию магнитной ленты. Я попытался ему объяснить, что оригинал случайно стёрли. Однако в ответ услышал, что он так и знал. Он сразу говорил, что мне доверять нельзя, – и вот он результат. Он оказался прав, поэтому отстраняет меня от должности и назначает старшим расчёта на время выполнения работ лейтенанта – инженера отделения. Даёт ему команду запись на ленте восстановить и сделать с неё копию, которую передать ему. И чтобы всё было сделано в течении двух часов. Слава Богу, после этого ушёл. Я по телефону доложил ситуацию Уряднику. Тот спросил, как я себя чувствую, смогу ли дождаться представителей промышленности, которых сейчас разбудят и из гостиницы направят ко мне в машину-аппаратную, чтобы они поставили свои секретные ключи, и сделать еще одну запись – не для полковника из Капустина Яра, а для того, чтобы она была готова к началу выполнения реальных работ как тестовая вместо той, которую стерли. Я спросил, нужен ли второй экземпляр. Он ответил, что на моё усмотрение. После того как тестовая лента будет готова, мне можно идти отдыхать. Если идти некуда, отдохнуть можно в МАЗе-гостинице. В гостинице военного городка наверняка нет свободных мест – слишком много народу приехало на эти испытания. После того как была сделана тестовая лента и её копия, я решил рискнуть и пойти в гостиницу военного городка. Дежурная в гостинице сказала, что действительно мест нет. Пришлось задействовать все свое обаяние и шоколадку. В конце концов удалось уговорить её поставить для меня кровать в бытовой комнате, которая, слава Богу, закрывалась на ключ. Перед тем как я лёг спать, она даже угостила меня чаем. После этого я зашёл в комнату, упал на койку и вырубился. Проснулся от стука в дверь. На входе в комнату стоял майор Урядник, а за его спиной полковник из Капустина Яра, который сразу стал возмущаться тем, что я ночую вне расположения части. Это возмущение довело до бешенства Урядника, который ответил ему, что именно он, целый полковник из Капустина Яра, должен был обеспечить возможность всем офицерам нашей части во внеслужебное время отдыхать вне рабочего места. Он для этого сюда и прибыл, а не для того, чтобы пытаться руководить работами, в которых он ничего не понимает, и давать указания, которые могут привести к их срыву. Потом сказал мне, что через час ждёт меня в агрегате СПО. В указанное время я уже был в своей аппаратной, где и встретил Урядника. Он сказал мне, что скорее всего в следующем году всю нашу часть переведут с Байконура в Капустин Яр и этот полковник, возможно, будет нашим начальником, так что обращаться с ним нужно по возможности аккуратно. После этого позвонил по телефону ЗАС и доложил, что все средства выездного измерительного пункта готовы к продолжению работ. Я понял, что это касается не только моего расчёта. В дальнейшем всё было как обычно, за исключением того, что записи телеметрической информации о подготовке изделия в РТБ делали гражданские специалисты.

Какими техническими средствами, я не знаю. Мне привозили магнитные ленты. Их обработка проходила быстро. Работы по подготовке изделия проводились круглосуточно. Однако был выходной – после завершения автономных испытаний и после того, как были проведены комплексные испытания в РТБ.

Выходной я решил использовать для экскурсии по городу Красноярску, набережной Енисея. Вечером пошёл поужинать в ресторан. Особенно удивили меня в то время красноярские пельмени. В бульоне они были на первое, без бульона – на второе, а с ягодами вместо мяса внутри пельменей – на третье. В ресторане познакомился с интересной, очень красивой девушкой. Она была моего роста и поэтому не носила каблуков. Пару раз с ней потанцевали, познакомились, разговорились. Она оказалась офицером МВД, причём стала носить погоны без особого желания. Несколько лет назад она училась в Ленинграде на юридическом факультете университета

На четвёртом курсе влюбилась в молодого человека, студента этого же вуза. И хватило же ума помогать ему переписывать антисоветские прокламации! Он говорил ей, что текст их придумывает сам. Однако потом оказалось, что он занимался фарцовкой, и распространять эти прокламации, придуманные совсем не им, взялся тоже за деньги. Через месяц они с ним разошлись. А еще через месяц к ней пришли сотрудники КГБ. Молодой человек попался ещё раньше, причём он сказал, что всё делал по ее инициативе.

Но сотрудники комитета государственной безопасности своё дело знали. Молодого человека привлекли к ответственности за антигосударственную деятельность. Однако ей тоже досталось. Из института выперли со справкой о незаконченном высшем образовании. К уголовной ответственности не привлекли, но в Ленинграде жить запретили. Пришлось уехать в Красноярск. А здесь, с её незаконченным высшим юридическим образованием, можно работать только в МВД. Сначала была сержантом потом заочно доучилась в институте и стала офицером. Теперь мечтает вернуться в Ленинград, где живёт её мать.

Выходные закончились. Началось проведение комплексные испытаний.

Обработка информации комплексных испытаний проводилась с использованием агрегата СПО, который находился на выездной телеметрической позиции. Туда представители завода перевезли многострадальный прибор «Муравей» с уже исправленной кабельной системой. Там же будет производиться и обработка информации о полете ракеты.

Вообще, во время выполнения данной работы было много чудес.

В это время американцы запустили новый спутник радиотехнической разведки, который каким-то образом засек включение для настройки нашей станции «Кама», расчёт которой не был предупреждён о его пролете. И потом целый месяц американские империалисты на весь мир вопили о том, что русские размещают под Красноярском комплекс радиотехнических средств противоракетной обороны. Министерство иностранных дел СССР их еле успокоило.

А мы после обработки информации о комплексных испытаниях изделия закончили подготовку к обеспечению телеметрическими измерениями учебно- боевого пуска ракеты из Красноярской дивизии, который был проведен строго в назначенное время. Я до сих пор не знаю, какого именно типа ракета была запущена – жидкостная или твердотопливная. Запустили её ночью – с 24 на 25 декабря. С нашей позиции было прекрасно видно, как она взлетает. Мне показалось, что факел двигателя не совсем обычный, не такой, как у жидкостных ракет, но это только предположение. Когда на выездной телеметрической позиции я начал в соответствии с полученной программой производить обработку информации и вывод графиков на бумагу, поинтересовался у тех, кто эти графики анализировал, что за ракета была запущена. Мне ответили, что будет лучше, если я останусь в неведении. Я в неведении до сих пор. После окончания обработки до меня довели, что за правильные и грамотные действия при подготовке телеметрического оборудования для учебно-боевого пуска ракеты мне объявил благодарность Главнокомандующий РВСН. Я спросил Урядника о том, действительно ли нашу часть планируется передислоцировать из Байконура в Капустин Яр. Он ответил, что скоро мне самому станет всё известно. Обработка информации была закончена около часа ночи 26 декабря, вся техника была погружена на эшелон 27 декабря. Лейтенанту из моего отделения полагалось следовать эшелоном. Командование части привлекло его для работы с личным составом. В 18 часов офицерам, не задействованным в сопровождении эшелона, было разрешено самостоятельно убывать в город Ленинск.

Перед этим солдаты срубили, упаковали и подарили мне небольшую, но очень красивую, настоящую красноярскую голубую ёлочку. С ней я и отправился в аэропорт, куда меня взялись подбросить представители промышленности, участвовавшие в этой работе. С собой они везли магнитную ленту с декоммутированной информацией для её отправки, однако на этот раз на вычислительный центр не Байконура, а полигона Капустин Яр, поэтому в аэропорту наши дороги разошлись. Хотя до Нового года оставалось ещё больше 4 суток, добраться из Красноярска до Байконура в то время за такой период было проблематично. Мне сразу удалось взять билет до города Фрунзе (ныне Бишкек). Самолёт взлетел. Я обрадовался, что скоро буду дома, но когда казалось, что он вот-вот уже заходит на посадку, пассажирам объявили: аэропорт города Фрунзе закрыт по техническим причинам, а самолёт сделает посадку в Алма-Ате. Для меня это было даже лучше. После приземления я получил сданную в багаж ёлочку, взял такси от аэропорта до железнодорожного вокзала и через час уже ехал поездом Алма-Ата – Москва до станции Тюратам – Байконура. Домой я добрался 30 декабря, Новый год встретил дома. После новогодних праздников я прибыл на службу.

Как выяснилось, пока мы были в командировке, замполита нашей части перевели служить в политотдел второго управления Байконура.

Володю Карпова назначили с повышением на должность инженера- испытателя В отношении его обещание уже ставшего генерал-майором Ковальчука было выполнено. Из тех лейтенантов, кого он определил на «Пургу», остался я один. Правда, все мы были уже старшими лейтенантами.

Через 10 дней возвратился эшелон из Красноярска. Новый лейтенант из моего отделения получил полное боевое крещение.

Жизнь продолжалась, эшелон разгрузили, технику разместили на 38-й площадке. После выполнения работ она нуждалась в регламентном обслуживании. Снова всплыла проблема недостатка тёплых боксов для проведения работ по техническому обслуживанию.

Я опять поднял этот вопрос перед майором Урядником и подполковником Ивановым – командиром части.

В ответ командир части мне сказал, что пришло изменение штатного расписания. Должность начальника моего отделения сокращена, зато введена должность начальника отдельной станции СПО, категория капитан, и есть мнение поставить на эту должность меня, а на мою должность поставить уже успевшего себя неплохо зарекомендовать инженера отделения. Его нынешняя должность пока останется вакантной. Не знаю, где как, а на Байконуре слова «есть мнение» означали, что решение уже принято и осталось уладить только формальности. Для меня такое «повышение» могло аукнуться тем, что на «Пурге» придется служить еще долго, несмотря на обещание начальника управления. Видно, в этот момент моё лицо исказила какая-то гримаса, потому как заместитель командира части посмотрел на меня и сказал, что возьмёт исполнение обещания начальника управления на себя, если, конечно, я не начну «чудить». Немного подумал и уточнил: «Пообещай, что сильно чудить не станешь». Я пообещал, что не буду. Честно говоря, сначала я собирался по приезде мотовозом домой приговорить как минимум бутылку водки, а потом устроить драку в центре города. Пусть выгоняют из армии. Через месяц буду жить дома – на Донбассе. В те времена там был рай.

Однако надежда умирает последней. И я надеялся, что в дальнейшем мне еще удастся послужить в нормальных условиях – не зря ведь я поступал в военное училище.

После той командировки до всех офицеров выездного измерительного пункта довели, что 1441 отдельный выездной измерительный пункт будет передислоцирован с пятого научно-исследовательского испытательного полигона Министерства обороны (Байконура) на четвертый научно-исследовательский испытательный полигон Министерства обороны (Капустин Яр). Пятизначный номер войсковой части (выездного измерительного пункта) изменится с 49505 на 22501. Полное наименование (1441отдельный выездной измерительный пункт) останется тем же. Для перевозки личного состава, автомобильной техники и имущества части, семей и личных вещей военнослужащих будет сформирован воинский эшелон.

Началась подготовка к передислокации. Она планировалась на июнь. Однако для этого необходимо было решить целый ряд организационных вопросов – как общих, так и личных для каждого офицера. Любой профессиональный военнослужащий по виду своей деятельности всегда готов к переезду. Однако на этот раз наряду с обычными личными бытовыми трудностями возникала проблема с передислокацией целой воинской части, всего военного имущества. И если с автомобилями проблем не возникало, хотя на новом месте их тоже необходимо было где-то разместить, подготовить место для технического обслуживания как самих машин, так и установленного в них оборудования, но ведь в части было ещё и другое имущество, которое находилось на складах и которое нужно было подготовить к перевозке, загрузить в эшелон, обеспечить его перевозку целым и неповрежденным. А на новом месте снова разместить уже на других складах. Кроме этого, необходимо было собрать, упаковать и подготовить к перевозке личные вещи военнослужащих. Когда переводится к новому месту службы один офицер, он старается сам решить все вопросы, связанные с передислокацией, перевозкой личной мебели и личных вещей, жильем на новом месте службы. На этот раз приходилось думать не только о личном, но и о служебном, хотя и собственных проблем хватало. Казалось, первым решением личных проблем была максимальная распродажа имущества: на старом месте всё, что можно, продать, а на новом купить. Однако гладко было на бумаге. Покупателя тоже ещё найти надо. Часть мебели для перевозки командование разрешило разместить в закрепленных за офицерами машинах. Остальное необходимо было загрузить непосредственно в грузовой вагон эшелона, что и было сделано. Кое-что, конечно, продали, но немного, а то, что осталось, поместилось в закреплённые за мной МАЗы. Вещи лейтенанта из моего отделения поместились в ЗИПовые ЗИЛ-131. К переезду мы были готовы.

Перед отъездом командир части вспомнил, что у меня есть опыт проведения рекогносцировки. Приходилось в своё время ездить вместе с Урядником на проведение рекогносцировочных работ для выездного измерительного пункта в боевые ракетные части. Сейчас Урядник будет задействован в руководстве эшелоном. Мне ставится задача: до прихода нашего эшелона обычным поездом вместе с супругой прибыть в Капустин Яр, взять у ответственного за размещение нашей части подполковника согласованные со всеми службами как В Капустином Яру, так и в Москве документы о том, что должно было быть сделано к нашему приезду, постараться определить, сделано ли это, а после прихода эшелона доложить реальную ситуацию ему и Уряднику. Получив приказание, военнослужащий отвечает «есть» и выполняет его. Я ответил «есть», купил билеты от аэропорта Кзыл-Орда до аэропорта Астрахань и вместе с женой самолётом убыл туда. От Астрахани до Капустина Яра добрались поездом. Потом выяснилось, что Капустин Яр ближе к Волгограду и лететь надо было туда, но первый блин всегда комом. В Капустином Яру выяснилось, что службы Капустина Яра к передислокации нашей части готовы. В автопарке выделено место для размещения нашей техники, для ее обслуживания выделен отдельный бокс. Подготовлено место для наряда по парку. Размещение личного состава можно произвести в уже выделенной казарме. Для офицерского состава подобраны квартиры. Квартиры не новые, и большинство из них требует косметического ремонта, но самое главное, что сразу по приезде все будут обеспечены жильем. Очень оперативно! Мне предложили двухкомнатную квартиру на следующий день после приезда, еще до прибытия остальных офицеров семьями, правда, в двухэтажном доме, который был старше меня. Для того чтобы вселиться, необходимо было сделать очень серьёзный ремонт и завезти вещи, которые перевозились эшелоном. На перевод нашей части отреагировали все службы тыла. После того как я передал туда продовольственный и вещевой аттестаты на личный состав срочной службы нашей части, начальник тыла полигона распорядился поставить на вещевое и продовольственное довольствие солдат и сержантов нашей части сразу по прибытии эшелона. Эшелон прибыл через десять дней. Ещё три дня проводилась разгрузка техники, которая сразу размещалась в автопарке. Сразу после разгрузки все офицеры получили ключи от квартир. Квартиру получил также сержант сверхсрочной службы Борис Тенишев, имевший ещё до призыва в армию высшее образование и ожидавший в ближайшее время получения воинского звания «прапорщик». Он совсем недавно закончил срочную службу, и для него это была первая квартира, которую он получил лично.

После разгрузки эшелона все те, кто получил квартиры, выгрузили из эшелона мебель и всё неслужебное время полностью использовали на их ремонт. Причина торопиться была. На последнюю декаду августа было запланировано обеспечение измерениями учебно-боевого пуска ракеты из ракетной дивизии, которая расположена в районе посёлка Татищево Саратовской области. По-моему, естественно, что до этого хотелось привести своё жилье в надлежащий вид, отремонтировать его и по возможности дополнить какой-нибудь новой мебелью. Всё-таки любой переезд – это половина пожара. Я до отъезда для выполнения работ успел завершить хороший ремонт и вдобавок к имевшейся мебели приобрел в кредит небольшой мебельный гарнитур-полустенку. К моменту отъезда для выполнения спецработ всё было готово – и кухня, и обе комнаты.

Перед самым отъездом у меня произошел неприятный инцидент с начальником политотдела управления. Он вызвал меня к себе и сообщил, что в нашей части намечаются кадровые перестановки и мне предлагается стать на должность начальника отделения, это повышение – майорская должность. Я сказал, что на Байконуре мне было обещано, что через 5 лет службы на выездном измерительном пункте, при отсутствии взысканий, я могу рассчитывать на службу в обычной воинской части, где служба большую часть времени будет проходить в одном месте. По-моему, я это уже заслужил. На что услышал от начальника политотдела: «Если ты отказываешься от повышения, то не получишь его никогда. Закончишь службу капитаном». Я доложил об этом по команде. И командир части, и Урядник дали мне один совет: главное – не сорваться, не начать пить, продолжать служить, и всё образуется. Из этого разговора я узнал ещё и о том, что командир части, подполковник Иванов, увольняется в запас, как достигший предельного возраста нахождения на военной службе, и его место займет майор Урядник.

Вообще вопрос с политотделом должен решаться через замполита, но наш замполит остался в Ленинске, а нового нам ещё не прислали. Да Бог с ним, с этим начальником политотдела. Его дело говорить, вот он и говорит, а наше дело – проводить испытательные работы.

Началась погрузка техники на эшелон. Надо отметить, что в Капустином Яру железнодорожная рампа для погрузки техники была намного удобнее той, которая находилась на 37-й площадке Байконура. Однако погрузка всё равно процесс достаточно сложный. Как ни странно, на этот раз погрузка прошла достаточно быстро. Личный состав ещё не забыл опыт погрузочных работ при передислокации части. Сержанту Тенишеву присвоили воинское звание прапорщика. Мне, наверное, уже традиционно, было разрешено добираться до места выполнения работ вне эшелона. Саратовская область находится недалеко от Астраханской, поэтому добраться до Татищево можно было междугородним автобусом, что я и сделал. На третий день после моего приезда прибыл эшелон с техникой, после разгрузки эшелона стало известно, что выездная телеметрическая позиция будет находиться в Петровском районе Саратовской области, недалеко от совхоза «Сталь». В эту командировку был направлен штаб нашей части во главе с его начальником. Предполагалось, что при проведении испытательных работ будут издаваться ежедневные приказы по части. Один из автомобилей с фургоном был определён как штабная машина и установлен на выездной телеметрической позиции, которую развернули в Петровском районе Саратовской области недалеко от совхоза «Сталь». При проведении этой работы использовались оба комплекса БРС-4 МП. Один комплекс был установлен на выездной телеметрической позиции, которая на этот раз была размещена в пригороде райцентра Петровск Саратовской области, недалеко от местного совхоза в полном составе (три станции СПР и станция СПО). Из состава второго комплекса на ВТП установили две станции СПР. Третья станция СПР и станция СПО этого комплекса на первом этапе подготовки учебно-боевого пуска ракеты будут использоваться для её подготовки в ТРБ. После окончания подготовки изделия к пуску они будут перемещены на выездную телеметрическую позицию для приема и анализа телеметрической информации о полете этой ракеты. Практически для неё будет выполнена полная полигонная программа телеметрических измерений на этапах предстарта, старта и полета. Хочу отметить, что от Татищева, где мы выполняли первую часть работы, до совхоза «Сталь» расстояние чуть больше 100 километров, а при подготовке изделия в нашей части нам машина не выделялась, предлагалось ездить на работу и с работы транспортом дивизии. Туда в 6.30 утра обратно в 21.00. В первый день мы со старшим инженером расчёта так и сделали. На следующий день работы выполнялись в ТРБ. Закончились они днём в 15.00. Мы решили добираться до гостиницы на перекладных. Проезжали через сам поселок Татищево. В одном из дворов я увидел стоящую машину – «Запорожец» старой модели, светло-зеленого цвета, он, видно, стоял там много лет. Постучал, вышел незнакомый мужичок. Я поинтересовался, на ходу ли этот транспорт. Мужичок сказал, что последний раз заводил его 8 лет назад. Потом на этом агрегате умер аккумулятор. Он долго стоял, и у него полностью сгнили пороги. Сейчас он наверняка уже не заводится, и оживлять его уже нет смысла. И действительно, из проржавевшего насквозь порога торчал пучок проводов. Я спросил мужичка, что он собирается с этим транспортом делать. Он ответил, что не знает. Я предложил ему 300 рублей, он запросил 500. Договорились на трехстах рублях и трёхлитровой банке спирта. На следующий день я на попутных машинах добрался до ВТП, устроил ревизию в своём МАЗе-СПО. Три литра спирта никак не набиралось. Попросил у начальников станций СПР, добавили. Ещё через день мы провели с владельцем «Запорожца» взаиморасчёт: я ему – триста рублей и спирт, а он мне «Запорожец» со всеми документами и заверенной у нотариуса доверенностью на право управления и продажи этой машины. Аккумулятор в этот автомобиль я привёз и поставил из фургона aгрегата ЧВУ-1, который мы собрали ещё на Байконуре Он был далеко не новый, занял половину багажника, который в этой машине находился перед пассажирским салоном, там, где у обычных машин располагается двигатель, который в этом автомобильчике находился сзади. Несмотря на свою старость, «Запорожец» завелся с первой попытки и уехал своим ходом. Всю эту командировку наш расчёт добирался к местам выполнения работ на моем личном транспорте.

Средства траекторных измерений были размещены, как обычно, на позиции, рядом с распределительным узлом связи, на окраине города Петровска. Надо отметить, что на этот раз места выполнения измерительных работ находились на приличном расстоянии друг от друга, что создавало некоторые проблемы в обеспечении продовольствием. Хотя приготовление пищи выполнялось в агрегатах 15т118 (столовая-клуб) на шасси автомобиля МАЗ-543, которые были расположены один – на выездной телеметрической позиции, а второй – на позиции средств траекторных измерений. Это создавало дополнительные трудности в снабжении необходимыми продуктами, за которыми надо было посылать машину, как правило ГАЗ-66, которая должна была привезти их как на выездную телеметрическое позицию, так и на позицию траекторных средств. Продукты привозились с продовольственного склада, который находился в Татищево. Ответственным за подвоз продовольствия был назначен прапорщик Тенишев, который при этом одновременно выполнял функции старшего машины, которая еженедельно ездила за продуктами больше чем за сотню километров в одну сторону. В один прекрасный день солдат-водитель этой машины приболел, и Тенишев, у которого было водительское удостоверение соответствующей категории, решил сесть за руль сам, чтобы вовремя привезти необходимое продовольствие. Но, как говорится, где тонко, там и рвется. На обратном пути в ГАЗ-66 врезался выехавший на встречную полосу для обгона автомобиль «Москвич», водитель которого при столкновении сильно повредил руку. Приехал автомобиль ГАИ. Сначала инспекторы определили, что в ДТП виноват водитель «Москвича». Однако после тщательного изучения путевых документов их мнение изменилось. Тенишев, несмотря на наличие водительского удостоверения, не был вписан в путевой лист как водитель и соответственно не имел права садиться за руль. Таким образом, он становился виноватым в ДТП по существовавшим в те времена законам. Водитель Москвича мгновенно вник в ситуацию. Обращаясь к сотрудникам ГАИ, стал требовать отвезти его в больницу, иначе ему станет плохо. Больница находилась в Петровске, и Тенишев попросил по дороге довезти его до ВТП. На выездной телеметрической позиции он по телефону дальней связи доложил о случившемся Уряднику, изложил ситуацию. Урядник по телефону позвонил руководству в Капустин Яр и попросил о помощи. Очень удивился, когда в ответ на свою просьбу получил указание от того самого полковника, который был с нами в Красноярске, а теперь являлся официальным куратором выездного измерительного пункта, – замять инцидент своими силами. Водитель автомобиля «Москвич» не должен иметь претензий. С инспекторами ГАИ необходимо договориться так, чтобы они никуда не сообщали об инциденте по команде, до вышестоящего руководства в Капустином Яру сведения о случившемся также не должны дойти. Такое было указание, а указания руководства в армии выполняются. В это время на подполковника Иванова уже были отправлены документы на увольнение из армии. На майора Урядника готовилось представление о назначении его командиром части. Его место должен был занять майор Андреев, начальник 1-го отделения, которому Урядник и поручил выполнение указания нашего куратора из Капустина Яра. Сначала водитель «Москвича» требовал, чтобы ему за то, чтобы он не поднимал шум вокруг случившегося, купили новую машину, иначе он будет обращаться в военный трибунал. А это закончится для нашего прапорщика уголовной ответственностью за нарушения правил эксплуатации военного автомобильного транспорта, которые привели к травмированию человека и серьезному повреждению гражданского автомобиля. Потом, видно поняв, что может не получить ничего, запросил на ремонт полторы тысячи рублей. Для примера, в то время я, как старший лейтенант, получал на руки в месяц около двухсот пятидесяти. В общем, где брать деньги, было непонятно. Однако Тенишев пользовался авторитетом у солдат, с которыми совсем недавно, перед тем как стать прапорщиком, жил в одной казарме. Старшина погрузочной команды попросил майора Андреева разрешить поработать этой команде на строительстве коровника в расположенном относительно недалеко от выездной телеметрической позиции совхозе «Сталь». Выполнить так называемую шабашку, которую выполняли сезонные рабочие-шабашники. Ведь до окончания спецработ, в которых погрузочная команда не принимала участие, оставалось ещё полтора месяца, полтора месяца до того, как вся эта команда будет задействована на погрузку эшелона. Выполнять такую шабашку было незаконно, но указание куратора не сообщать по команде о происшедшей аварии необходимо выполнять, что и было сделано. Как это происходило, я не знаю – на выездную телеметрической позицию мне удавалось попасть только во время проведения комплексных испытаний изделия для декоммутации данных о их проведении и затем во время пуска ракеты для обработки информации о старте и первом этапе её полёта, – когда эта шабашка уже была выполнена. Инцидент с автомобильной аварией был улажен.

На этот раз пуск проводился в ночное время. Это всегда очень зрелищно. Кажется, что на несколько минут среди ночи начался день. И сам пуск, и полет изделия прошли без замечаний. Боевые блоки точно поразили предназначенные им цели на Камчатке. Принятая станциями СПР телеметрическая информация была на месте декоммутирована. Графики показаний контрольных датчиков о работе всех основных систем ракеты подготовлены и переданы анализаторам телеметрической информации, которые прибыли с Байконура, магнитофонную ленту с декоммутированной информацией тоже забрали они для доставки её на вычислительный центр города Ленинска, так как подробный анализ полета этого вида ракет и подготовку рекомендаций по их совершенствованию проводили инженеры-испытатели и научные сотрудники 8-го управления Байконура. Технику нашей части было решено переправить в Капустин Яр эшелоном, потому что её было очень много и, следуя своим ходом, колонной, через две области, Саратовскую и Астраханскую, она создавала бы серьезные помехи дорожному движению. (хотя первоначально такая возможность предусматривалась). В кузов одной из грузовых машин перед погрузкой её на эшелон я поставил свой «Запорожец». Своим ходом до Капустина Яра он бы не доехал ввиду старости, а так доедет, и после ремонта в свободное время можно будет кататься на нем по городу. После окончания погрузки я междугородным автобусом вернулся в Капустин Яр.

Дома меня встретила пустая квартира. Пока я был в командировке, жена собрала свои вещи и уехала к себе на родину, в Кисловодск.

В сентябре у меня был запланирован очередной отпуск за 1986 год. Необходимо было поставить все точки над i в семейной жизни. 15 cентября я уже летел самолётом из Волгограда в Минеральные Воды, откуда электричкой добрался до Кисловодска. Разговора с супругой не получилось. Она сказала, что, когда выходила замуж, я жил в Харькове, а не как сейчас, в Тьмутаракани. Она надеялась, что после Байконура мы будем жить в нормальном городе и не собирается угробить всю свою молодость, путешествуя со мной по гарнизонам. Возвращаться из Кисловодска обратно ей ни к чему. В конце разговора ко мне подошла дочка и сказала: «Папа, не уезжай». Я чуть не расплакался. Однако делать было нечего – насильно мил не будешь. Через 3 часа я уже сидел в самолете, который летел из Минеральных Вод в Донецк, рядом с которым в городе Макеевка жили мои родители. Семейная жизнь закончилась. Родителей это расстроило, кажется, даже больше, чем меня. По крайней мере мне пришлось их успокаивать. Отпуск пролетел быстро. Я вышел на службу. Командиром части уже был Урядник. Место заместителя командира занял майор Андреев, теперь уже без приставки И.О. В последних числах ноября он подошёл ко мне и сказал, что часть, подобная нашей, организована под Архангельском, на космодроме Плесецк. И её командование просит командование нашей части поделиться с ними опытом выполнения специальных работ. На мой вопрос, при чём здесь я, он ответил, будто они с командиром части решили послать делиться опытом меня. На вопрос – в качестве кого, получил ответ – в качестве себя. А не захотят перенимать опыт, это их право. Ты в нашей части с момента ее образования и участвовал во всех испытательных работах. К тому же уже развёлся, и тебя ничего не держит дома. Я, правда, ещё официально не развёлся, но спорить было бесполезно. На автобусе доехал до Волгограда, потом самолётом долетел до Москвы. Из Москвы поездом доехал до станции Плесецкая Архангельской области, где уже стоял мороз и лежал снег. Оттуда меня на УАЗике отвезли сначала в третье управление космодрома Плесецк, сотрудники которого планировали, помогали проводить и контролировали выполнение всех измерительных работ, выполняемых техническими средствами космодрома. Измерительные средства нового выездного измерительного пункта не были исключением. А затем вместе с двумя офицерами этого управления, одного из которых я хорошо знал еще по военному училищу (казармы наших курсов находились в соседних подъездах, и мы знали друг друга лично), отправился на площадку, где был расквартирован новый выездной измерительный пункт. Там вообще служил мой однокурсник. На момент моего прибытия этот измерительный пункт был оснащен одним комплексом БРС-4 МП. Условия эксплуатации техники там были райские по сравнению с нашими. Все автомобили комплекса – пять измерительных станций на шасси МАЗ-543 и пять автомобилей ЗИЛ-131 с комплектом ЗИП для них, пять мобильных электростанций и бытовой комплекс в составе двух автомобилей-гостиниц и автомобиля столовая-клуб – располагались в отдельных гаражах-боксах, в которых были предусмотрены даже специальные трубы-дымоходы, которые надевались на глушители машин и электростанций, чтобы их можно было заводить прямо в боксах для подготовки к выходу на маршрут и техническому обслуживанию на месте. Нам о таком оставалось только мечтать. Наши автомобили МАЗ-543 не были избалованы гаражным хранением, а электростанции заводились исключительно на свежем воздухе.

Оказывается, дело было в том, что для размещения нового выездного измерительного пункта была передана площадка, на территории которой до этого размещалась ракетная часть, вооружённая мобильными стратегическими ракетами, устанавливаемыми на шасси автомобиля МАЗ, и на которой сохранилась вся инфраструктура, необходимая для обслуживания и хранения таких автомобилей. Я прибыл на этот выездной измерительный пункт, когда там были спланированы учения, которые включали в себя три этапа. Первый этап – марш к месту условного выполнения измерительных работ. Второй этап – развертывание выездной телеметрической позиции, организация жизнедеятельности личного состава, подготовка средств измерений к применению по назначению, выполнение необходимых для этого кабельных соединений согласно инструкции по эксплуатации комплекса БРС-4 МП. Третий этап – прием, регистрация и обработка в полевых условиях тестового сигнала, который формировался входящим в состав комплекса имитатором. Последний этап – свертывание выездной телеметрической позиции и марш к месту постоянной дислокации. Я попытался отметить, что при выполнении реальных работ существовал, как правило, ещё и такой элемент, как перевозка технических средств эшелоном с их погрузкой и разгрузкой, а перед проведением марша неплохо было бы провести дополнительные занятия с водителями по изучению ими всех особенностей предполагаемого маршрута. Но ведь руководство нового выездного измерительного пункта просило прислать для консультации командира части, или его заместителя, а не умничающего старшего лейтенанта. При проведении марша к месту условного выполнения работ одна из станций СПР съехала на заснеженную обочину дороги и упала набок. Несколько часов оставшимися машинами её вытаскивали и ставили на колеса. После этого учения были завершены, все машины отправлены к месту постоянной дислокации, и, хотя окончательная цель их не была достигнута, личный состав нового выездного измерительного пункта приобрел бесценный опыт в проведении марша технических средств к месту выполнения работ, учете особенностей пути следования, действий в неожиданно возникающей аварийной ситуации.

После того как техника была приведена в исходное положение, я купил билет на поезд, через Москву и Волгоград вернулся в Капустин Яр. Там я узнал, что солдаты нашей части решили хорошо отремонтировать приобретённый мною по случаю «Запорожец». Он стоял в дальнем углу одного из боксов автопарка и был отгорожен шторой из рогожи. Меня попросили за штору не заходить. Честно говоря, я и не собирался. Функцию, для которой эта машина приобреталась, она выполнила.

Через некоторое время меня вызвали в отдел кадров. Там сказали, что, если начальник политотдела запретил повышать меня в должности, можно сделать так, что я в конце лета наступающего года переведусь на должность инженера отдела управления на Камчатку. Там такая должность имеет категорию «капитан». Следовательно, я переведусь без повышения, как и требует политотдел. Но там выслуга лет идет год за два, платят два оклада, и работа научная, о которой я мечтал. Я подумал и согласился. До Нового года оставалось 10 дней. На этот раз я встретил Новый 1987 год в шумной компании. Мне давно не было так весело. Сначала был вечер с танцами в Доме офицеров, который находился в двух кварталах от моего дома, потом ёлка на площади перед ним. В конце концов вся компания оказалась у меня на квартире. А под утро, когда все разошлись, осталась одна молодая женщина, которая сказала, что ей некуда идти. Она с мужем жила на квартире у ее родителей, потом развелась. Родители с её сыном сидят, но развод не одобряют, постоянно ругают за это. В общем, до начала лета она жила на два дома – то у родителей, то у меня. Кроме постели нас ничего не объединяло. Оба уже были научены горьким опытом семейной жизни и поэтому не искали никаких общих интересов. Да их и не могло быть, слишком разными людьми мы были.

Поездка на Северный полигон заставила меня всерьёз задуматься над вопросами применения измерительных средств выездного измерительного пункта. Ведь происшествие, которое там произошло с автомобильной техникой, в случае проведения реальных работ вполне могло бы привести к задержке их выполнения, а возможно, и срыву. Изучив мой отчёт о командировке, командир части отдал приказ о проведении постоянных тренировок с водителями автомобилей МАЗ-543 и офицерами, которые назначаются старшими этих машин, по вопросам изучения предстоящих маршрутов следования в целях недопущения возникновения аварийных ситуаций. В марте в части были запланированы и проведены учения, связанные с большим перерывом в выполнении опытно-испытательных работ и необходимостью тренировки личного состава для безукоризненного их выполнения в будущем. Все технические средства выездного измерительного пункта были выведены в полевой район, где провели прием и частичную обработку телеметрической информации одного из космических спутников.