– Нет, сынок, – он вздохнул. – Никто мне теперь не нужен. И я никому не нужен. Ты отдай меня в «дом престарелых». Мне тоскливо … Не могу я… И тебе легче будет.
– Не выдумывай! Давай, лучше споем песню. Вдвоем. Во все горло. Как ты на это смотришь?
– Да-вай, – согласился, всхлипывая, отец. – Ка-кую?
Дмитрий задумался. Он знал много русских народных песен, все они одна за другой всплывали в его памяти. Какой из них отдать предпочтение?
Пока он думал, отец запел:
– Что стоишь, качаясь, тонкая рябина, – донесся до него хриплый голос. – Головой поникла, до самого тыну …
– Но нельзя рябине к дубу перебраться – знать судьба такая … – подхватил Дмитрий в унисон.
– Знать судьба така -кая … отец снова заплакал.
– Знать судьба такая… – пели они и плакали.
Слезинки быстро скатывались по щеке в рот Дмитрию, он чувствовал их соленый вкус, отчего становилось еще горше на душе…
На следующий день, утром, Дмитрий, раздвигая занавески, выглянул в окно. Ярко светило солнце. Приближающаяся весна брала свое. Возле дома «Чеченки» остановилась такси. Из нее вышла женщина лет сорока, она быстрым шагом направилась в дом старухи…
Яблоня и кукушка
Стихотворение отмечено дипломом XXV Всероссийского фестиваля авторской песни «Гринландия -2017» . г. Киров
Промозглый май. Шальной гуляет ветер.
Но «дичка»– яблоня уже в весеннем цвете.
Отшельницей без племени без роду
Сиротка стойко переносит непогоду.
Других здесь яблонь нет по всей округе.
Каким же ветром занесло тебя, подруга?
Одна теперь ты без сестер и братьев
Стоишь в косынке белой и в зеленом платье.
И год за годом так к началу лета,
Ты, зацветая, отцветаешь «пустоцветом».
Здесь нет прохожих, и не ходят в гости
Заброшен дом. Его хозяин – на погосте.
Лишь залетевшая сюда кукушка,
Весть о погоде донесет с березовой макушки.
«Ку-ку…». Ты слышишь? Теплым будет лето –
Такая, говорят, в народе есть примета.
Язва.
Отрывок из романа с рабочим названием «Язва Гиппократа». Отмечен грамотой финалиста конкурса «Автор года-2014» издательства «Ваше издательство», 2014 год. Москва.
Глава первая
Депутат городского Совета Андрей Яковлев быстрым шагом шел по направлению к больнице. В накладном кармане рубашки лежало письмо некоего пенсионера Берестова, которое передал ему в конце рабочего дня внук пенсионера. Старик жаловался на незаконные, по его мнению, действия медперсонала районной больницы и просил принять меры. Фамилию свою разрешил не скрывать, если потребуется.
Письмо требовало серьезной проверки, и, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Яковлев решил сегодня же приступить к расследованию.
Идти оставалось минут десять. На ходу посмотрел на часы. Они показывали без двадцати пять. «В палатах еще тихий час, – отметил он. – Успею». Но темпа не сбавил.
Нещадно палило солнце. Он слегка сощурил глаза, словно что-то пытался разглядеть впереди себя. Черные брюки и белая нейлоновая рубашка, купленные по-дешевке в магазине «секонд-хэнд», были отвратительного качества и практически не пропускали воздуха, все тело покрылось капельками пота, поэтому хотелось быстрее добраться до места, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями. Поразмышлять же было о чем.
Ему как депутату предстояло заниматься подобным расследованием впервые. Правда, имелся опыт работы внештатным корреспондентом в различных изданиях, где нередко приходилось если не расследовать в чистом виде, то уж «копать поглубже» – точно. Этот журналистский опыт и подсказывал ему схему дальнейших действий.
«Вначале нужно встретиться с Берестовым, затем с другими больными, лежащими в стационаре, – размышлял он, – чтобы собрать больше фактов, а затем побеседовать с главврачом, медперсоналом. Если возникнет необходимость, «покопаться» в документах. А дальше – видно будет. Как говорил Наполеон: главное ввязаться в бой…»
И хотя Яковлев не считал себя «великим авантюристом», тем не менее, был убежден, что во всяком стоящем деле, а данное расследование представлялось ему именно таковым, необходим не только холодный расчет, но и определенный риск.
Андрей еще раз взглянул на часы, словно счет велся не о днях, а минутах.
Вскоре он уже был на месте. Летняя площадка, куда спускались больные после тихого часа, располагалась напротив центрального входа в пятиэтажное здание больницы. Она пока пустовала. Здесь в тени высоких тополей и кудрявых приземистых кленов, стояло несколько скамеек. Сев на одну из них, Андрей достал из кармана рубашки пачку сигарет и письмо Берестова. Но читать не стал, ибо успел его уже выучить наизусть. Закурил, жадно затягиваясь дымом. Посмотрев еще раз на письмо, положил его обратно в карман.
«Ничего, Андрюха! – сказал он самому себе. – Живы будем – не помрем! Только бы разобраться во всем».
Незаметно пустующая площадка превратилась в оживленное место.
«А почему бы мне сразу не побеседовать с кем-нибудь из больных прямо здесь? – подумал Андрей. – А потом уже зайти к Берестову».
Ему не терпелось включиться в расследование. Увидев в разноликой толпе, вывалившей на площадку, одиноко стоящую молодую женщину, Андрей тут же направился к ней. На вид ей было лет двадцать пять, не больше.
Печальные черные глаза девушки немного оживились, когда он представился, показав для убедительности депутатское удостоверение.
– Вы здесь лечитесь? – спросил он.
– Да, в терапевтическом отделении, – девушка удивленно взглянула на него.
– Хотел бы побеседовать вами вот по кому вопросу… – Андрей вынул из кармана письмо. – Кстати, как вас зовут?
– Вера. Вера Бочкина.