Последний рассвет

Посерьёзнев, Шуинсай ответил:

– В Суа-химэ есть сила. Иначе Кендзо не тратил бы на неё время, даже если бы ему приказал сам император, он сумел бы отговориться. Единственный верный помощник, который проницательнее и мудрее Конфуция, покажет. Время…

Что касалось времени, то оно дьявольски раздражало Белого Тигра. Пропадая в скучных государственных делах, выслушивая неинтересные доклады, сёгун тосковал – по лязгу стали, боевым крикам, жаждал ощутить бесподобное чувство эйфории сражения. Однако надо было разоблачить измену, поскольку Такэда, важнейший союзник, поставил условие: либо полное доверие, либо каждый сам по себе. И, как назло, главарь банды, Рыжий Змей, молчал! Никакие пытки не могли выудить из него ни слова. Кампаку Мотохайдус, который того пытал, рассказывал, что, попадая в руки мучителей, разбойник будто выпускал душу из тела. Его тело как бы принадлежало врагу, но мысли и душа – нет. Мицухидэ подтверждал, будто искусству ухода в Хиган без специального ритуала Кагасиро мог научиться у носатых горных демонов – недаром он звался Тэнгу. Пытки измучили его, он был на волоске от смерти, но говорить отказывался. Ёсисаду Хадзиме сердило мертвецкое молчание Змея, но более нервировало ожидание результата от Мицухидэ, которому он вопреки раскрытым перед хатамото планам вверил лишь ополченцев. Мотохайдус помог советом и тут – светлая голова! – в качестве костяка армии Мицухидэ предложил придать отряды Кендзо – мафиозный, и Зотайдо Лао – полицейский, но состоящий из бывших разбойников и ронинов. Вот у кого железная дисциплина – практически готовые самураи!

Йиро, узнав о том, что мастер Шуинсай не собирался брать его на испытания, не расстроился – знал, что не готов: после победы над ним Суа, путь к высокому дану был ему пока закрыт. Признаться, он обрадовался: тренировать группы учеников и жить дома – гораздо уютнее, безопаснее и веселее, нежели прозябать в горах, где орудовали бандиты. Что касалось Чонг-Ву, то Лао взял его своим заместителем, несмотря на поражение.

Когда у одних накапливались проблемы, у других не находилось совсем. Беззаботный Шиничиро по-прежнему продолжал пропускать тренировки. Когда соизволил прийти, то обнаружил маленького старика с тростью, в чёрных таби и широких штанах с белыми полосами, заложенных в складки на поясе, в кимоно с кружевными рукавами, удлинёнными и растянутыми, словно юката. Он сидел на скамейке и любовался садом. Его седая, точно пух, борода, охвачена коричневым кожаным ремешком у самого подбородка. Нос орлиный, голова овальная, как яйцо, загорелая, сморщенная, точно чернослив. На затылке и на висках – редкие жёсткие серо-белые волосы, образовавшие точно венок. На выпуклом темени сидела мохнатая родинка. Черты лица неподвижные, могли принадлежать и странствующему монаху и мастеру ниндзю-цу одновременно. Но всего больше этот старик походил на итимэ-кодзо, монашка-демона, что подкарауливает путников у дорог, даром что двуглаз.

– Старик, ты не заблудился? – уточнил Шиничиро, подойдя. – Нам не нужны ни садовники, ни слуги. Торговая площадь – в центре Эдо возле стены дворца. Проваливай отсюда, скамейка принадлежит парнишке Шини!

Испытующий взгляд старика, вмиг обратившийся на юношу, стал холоден, точно горное озеро, заставил поёжиться на месте. Птичьи глаза – чёрно-лиловые, как земля после дождя, расширились. Он протяжно свистнул.

В саду появились незнакомые ученики. Татуировки покрывали их плечи. На лбах темнели повязки, на которых изображались два иероглифа кровавого цвета, означавших «Затаившийся дракон» – символ столичного додзё мастера Кендзо.

– Двадцать ударов, – проговорил возмутившийся старик, и продолжил любоваться красивыми цветами.

– Эй, я не знал! – растерялся Шиничиро. И, перескочив через низкую изгородь сада, побежал к Йиро, что тренировал группу малышни.

Йиро всегда готов защитить друга, но тут воздержался: просто так ученики Кендзо никого бы не ловили. Растолкав толпу, рявкнув на Йиро, Шини хотел запереться на складе оружия. Морико, перегородив ему путь, встала в дверном проёме. Её лицо пылало от волнения, отражая борьбу противоречивых чувств. Согласно кодексу додзё, требовалось схватить и сдать провинившегося ученика мастеру, чтобы не создавать соблазн нарушения субординации, но если этим нерадивым юношей оказался Шини, что делать тогда?!

– Не заставляй применять силу! – пригрозил кулаком он. – Отойди, не то получишь!

Ученики разошлись по сторонам, очистив путь синюшным, в наколках, ребяткам Кендзо.

– Прости, Шини-доно, – глухо произнесла Морико, не отошла.

После наказания спина и ягодицы Шиничиро посинели, жутко болели. Не мог ни сидеть, ни лежать на спине. Заботливая Рёи приложила к больным местам компресс из лечебного раствора. Мазь сильно щипала – юноша, постанывая, сердился:

– Я им покажу! Кто мне Кендзо? Старик!.. Морико предала меня! Как могла? Ну, девка… Будет время – докажу им, из чего сделан. Докажу!..

Рёи пыталась успокоить Шиничиро, тот не унимался. Лёжа на животе, на жестковатом набитом соломой футоне, стучал кулаком по полу. Бросая огненные взгляды, от каких, казалось, могла запылать жаровня, он проклинал и старика Кендзо и Йиро, и Морико… и вообще всех, кого не страшно проклясть.

– Уйди от меня, женщина! Я – не слабак, – Шини отогнал служанку. – Сейчас встану и надаю им, как следует. Заберусь в дом Кендзо, припомню… где он живёт? У дяди Лао? – всхлипывал он, шмыгая носом. Не хотел плакать, но слёзы бежали.

«Воин не плачет, даёт лишь выход эмоциям в открытом бою» – одно из правил в додзё, которому юноша следовать пока не умел.

– Вот покажу им, покажу! – процедил Шиничиро, закрыв глаза. Почувствовал тёплую руку Рёи. Она гладила по голове. Не стал отгонять и кричать, успокаивался.

Глава 7

Острые пики пронзали небо насквозь, растворялась в синей дымке заснеженная горная извилистая цепь. Прохладные свистящие ветры гуляли по долинам, перенося опадающую листву с места на место. Плывя над бесконечной тёмной бирюзой дальних вод и сливаясь с бледным холодным небосводом, громоздились мрачноватые рыхлые тучи, одна на другую. Птицы оглашали безграничное пространство протяжными криками; осень и зима на вершины приходили раньше, чем на побережье.

С высоты птичьего полёта этот горный участок, ветвящийся ущельями, распадками, представлял собой обширную долину, заваленную пожелтевшей листвой, с тёмными бездонными пропастями да кривыми логами. «Страна ранней осени» как нельзя лучше приспособлена под изнурительные тренировки. Здесь, среди безлюдных огромных гор, заросших берёзами и соснами, измученных ветрами и дождями холмов со старой бамбуковой порослью, да изолированных от мира на века одиноких деревушек, хранивших допотопный уклад и неинтересных ни одному алчному феодалу, вырастали лучшие мастера рукопашного боя, способные, пожалуй, завалить любого тэнгу. Здесь, высоко в горах, в хмурых неприветливых лесах, в холодные дни и леденящие ночи, тела и души воинов закалялись, точно раскалённая сталь самурайского клинка. Буси крепли духом, «как цветочное вино в дорогом прозрачном сосуде, выставленное под лунный свет» – сказал бы Шиничиро. Да его не пригласили…

Одни воины прибывали в «Страну ранней осени», чтобы стать сильней и выносливей, светлей и крепче, а затем возвращались, откуда пришли. Другие – обретали второй дом на высотах, среди монахов ямабуси, постепенно, год от года, превращаясь в подобие яма-уба, третьи скрывались от правосудия в пещерах или в одиноких забытых деревеньках. В горы по традиции уходили умирать старики, не желавшие дожидаться, когда будут выставлены на смерть родственниками вон из жилищ – древняя традиция! Ямабуси были проводниками в горы устремляющихся к просветлению мирян, сюда, в горы, монахи относили поминальные записки и священные дары, что передавали умершим предкам крестьяне.

По старинной традиции, настоятели додзё рукопашного боя проводили здесь, в «Стране ранней осени», советы, соревнования, обряды посвящения и испытания мастерства высших данов, обменивались с монахами-воинами опытом и учениками, порой оставались навсегда, дабы прожить остальные годы в гармонии с миром.

В Японии трудно найти гору без храма на ней, принадлежащего синто или буддизму, или обеим религиям одновременно. И здесь, на горе Исикари, алея вратами тории, стоял небольшой синтоистский храм Дунгбен. С давних пор в храме проживал и священнодействовал монах по имени Бенйиро, что значит «наслаждающийся миром». Принимал у себя в дому Бенйиро всякий люд и разную нелюдь, и зверей и птиц. Докатывались сюда и бури мирских потрясений, но уже совсем на излёте – ободранными, полудохлыми от голода и страданий доползали сюда осколки мощных враждующих родов. Здесь самураи находили мир, через эти самые тории, врата, проводил их Бенйиро в совершенно иную реальность, где совсем не оставалось места былым разногласиям. В алтаре хранился древний пергаментный свиток – настолько древний, что настоятель Дунгбен боялся и смотреть на него – не то, чтобы притронуться к обветшалой коже. Свиток считался самым важным из многочисленных цукумогами, обитавших в храме – старые сандалии, часы, фонарь, чётки, халат для кимоно и зонтик.

Но, даже не заглядывая в писания, Бенйиро представлял себе, что содержалось в свитке. От пергамента того свет мудрой ясности и чистоты невидимо лучился, он наполнял окрестные горы, и в процессе медитации, раскрывающей сознание, просветлённый человек становился един со всем, что ни есть на земле. Бенйиро знал и любил эту местность – все горные виды с высоты, все ущелья, уводившие куда-то вниз, во тьму и беспокойство неурядиц. Он сам облазил все ущелья и туннели, ощупал каждый камень, приласкал каждое дерево, прикормил каждого демона.

С давних пор – когда так повелось, Бенйиро и не помнил – навстречу осени к храму Дунгбен поднимались группы людей из долин и с побережья. Они ненадолго вносили в размеренную жизнь Бенйиро забавную сутолоку – совсем как макаки, что обитают на деревьях вокруг озера Яро. Все эти люди во многом облегчали настоятелю уход за садом – таскали воду, мели дорожки, подрезали и пропалывали, собирали урожай, словом, помогали по хозяйству. А в свободное от работ время дрались. Случалось, и нередко, кто-нибудь из драчунов оставлял сию юдоль и отправлялся к праотцам.

Нынешняя осень была не исключением. Назвавшие себя Зотайдо два брата привели десятка полтора учеников. Постарше – их тренировал лысый человек с повадкой дракона-волка – жестокие бойцы, не слишком трудолюбивые, но выносливые, старательные. Шестеро помоложе – ярые, жёсткие, но не увидел в них Бенйиро жестокости. В них, молодых, ещё жива была восторженность детства, и красота природы им была ещё открыта.

Сами по себе горы – пространство, у которого необычная геометрия, оттого усталый человек с равнин скоро теряет чувство равновесия и у него кружится голова. Выше в горах труднее дышать, чем в низине. Организм быстрее устаёт, а оттого в движениях появляется несогласованность, неловкость. Кто преодолеет себя – приобретёт особую выносливость и сможет ориентироваться в режиме действий на повышенных нагрузках. Это качество превращает бойца в опасную машину убийства. И это единственное, чему мог научить Суа он, Зотайдо Шуинсай.

Тренировки начинались ранним утром. Не особенно изнуряющие, ведь впереди ещё целый день хозяйственных забот. В основном Шуинсай гонял учеников по пересечённой местности, учил ориентироваться в пространстве. Вечером же преподавал молодым бойцам тактику синоби – необычную для додзё Ампаруа, где ребятишек обучали только боевым навыкам буси, хоть и называли «ниндзя» – ради прилежания. Ночь была короткой передышкой и опять на ранней заре – подъём, пробежка и недлинный ритуал «вдыхания света» с благодарностью Аматерасу.

Со склона сквозь чахлую высокогорную поросль едва виднелся далёкий хмурый берег Восточного моря. Мастер Шуинсай, постояв немного и напрасно поискав глазами Ампаруа, вдохнул чистого похолодевшего воздуха, спустился в распадок и сел на листву, поджав под себя ноги. Завязал глаза, прислушался: только шум «прибоя», создаваемый собственным кровотоком, да горный унылый ветер… да близкий шорох за колючим кустарником за спиной! Перестав улавливать шорох, он резко отклонился назад, лёг на спину и поймал ногу Суа – в который раз атака в прыжке не вышла. Вскрикнув от боли, девушка упала в листву. Шуинсай снял повязку и строго заметил:

– Изучи местность перед боем. – раз… Никогда без отвлекающего манёвра не прыгай на медитирующего ниндзя, тем более, на мастера! – два.

– Да, учитель, – поднявшись, покорно ответила Суа. И приготовилась отжиматься на пальцах.

– Два круга вокруг того березняка с ношей из камней, – махнул рукой он, подозвав невысокого худого корейца. – Пак, проследи, чтоб до захода солнца Суа вернулась в деревню Хайкан. – Утром продолжим.

– Да, сэнсэй. – Суа выглядела – само почтение.

– Сэмпэй… – строго поправил мастер. – Не доберёшься вовремя в деревню, не получишь еды.

Паку не пришлось выдвигаться на поиски Суа. Девушка прибежала на закате, стесав коленки и локти – падала не раз и ушибалась о валуны. Ничего себе, правда, не вывихнула, не сломала. Выбилась из сил, болели мышцы, ломило кости, подкашивались натруженные ноги, сипело горло. Отдышалась и успокоила бешено колотящееся сердце она нескоро – никогда Кендзо не гонял её, принцессу, столь жестоко! Суп из морских водорослей и два небольших рисовых колобка с начинкой из окуня показались ей божественным кушаньем. Но перед ужином принцесса, босая, ещё принесла несколько вёдер воды и развела огонь. Она сердилась на саму себя, но терпела – только бы ежедневно видеть Шуинсая…

Накрывшись оленьими шкурами, Шуинсай, Суа и ещё несколько учеников, трое юношей и две девушки, сидели вокруг костра около огромной хижины, что предоставил им Бенйиро. Пили горячий бульон и молчали. Костёр потрескивал, время от времени, когда подбрасывали хворост, выстреливал рубиновыми искрами. Золотистый мерцающий свет играл на задумчивом лице мастера, переливался позолоченной сталью на седеющих висках. Ученики выжидающе смотрели на него. Суа, расправила плечи, вздохнула. Оборвав гнетущую тишину, Шуинсай заговорил:

– Задача, в общем, несложная. Вы должны пройти дистанцию по ущелью и лабиринт туннелей. Каждому дадут небольшой кусок карты с маршрутом, на карте указаны места расположения трофеев – нэцкэ.

– Что за нецики такие? – поинтересовалась Маи, яркая и смелая красавица. – Как их носят?

– Это такие застёжки на пояс… со старой родины. – Пояснил Шуинсай. Он показал висевший у него на поясе кисет, перехваченный шнурком. Узел шнурка был спрятан внутри небольшой костяной безделушки, изображавшей радующегося жирного монаха.

– Как живой! – позавидовала девушка. – А можно будет такую оставить себе?

Шуинсай покачал головой, продолжая инструктаж.

– Лао по шее надаёт – он сам вырезает нэцкэ, нервы лечит; всегда берёт их с собой на испытания и сам расставляет. Попросите хорошо – может, и подарит… В общем, так. Соберёте и принесёте трофеи в храм – значит, прошли испытание. Но! Понадобится выносливость, способность мгновенно ориентироваться и безупречная реакция. Страховки не будет, не надейтесь. Больше скажу: вам нужно опасаться учеников Лао. Сами видите – дядьки взрослые, серьёзные, злые. Служили в войске. Разбойничали. Хуже того – учились у Лао. Поэтому никто из них не постесняется убить вас, чтобы отнять кусок карты с отметками трофеев или вашу добычу. И никто не станет их за это карать, потому что испытание – игра со смертью. Вам придётся опасаться и друг друга, потому что сдавший трофеев больше всех – быстр, осторожен, удачлив, умел. Обладающий этими качествами получает пояс высшей ступени, а это учитывается при назначении мастером в додзё или на должность в полиции и армии императора.

Он говорил холодно и отрешённо, глядя расширенными глазами в огонь костра.

– Можно отказаться сейчас или никогда. Вы достаточно взрослые, чтобы выбрать путь в жизни. Когда-то ваши родители выбрали свою стезю. Они точно так же решали, остаться на пути воина, или сойти, ведь добывать пропитание можно по-разному: крестьянским трудом, ремёслами, или торговать… Теперь настало время думать вам.

Ученики оживлённо заговорили, закрутили головами. На лбу юношей проступила испарина, бросило в холодный пот. Они пытались сохранить спокойствие, скрыть тревогу под маской уверенности. Но тщетно – напряжение и невольные движения руками выдавали. Девушки озадаченно озирались по сторонам: умирать не хотелось. Бросали вопрошающие взгляды на парней, но те, замкнувшись, старались не смотреть им в глаза. Взгляды одних потупились, а у других – вспыхнули искрами, но никто не отказался. Их было пятеро, не считая Суа, и каждый давно вынашивал честолюбивую мечту – стать мастером, прекрасно понимая, что чувства не должны взять верх над целеустремлённостью.

– У одного из вас, – оглядел Шуинсай девушек и юношей, – появится комната в трёх додзё и собственный отряд учеников. А ты, Суа, старшая из всех, пока думай. Если тебе не нужно место мастера, тогда что держит тебя?

Под проницательным взглядом учителя она поёжилась… нахмурилась.