Под ручку с Богом!

В дни визита в школу она с самого утра делала укладку, маникюр и приходила в класс раньше всех, чтобы занять место на первой парте. Она разворачивала красивый блокнот и аккуратно записывала все, что рассказывал классный руководитель. Когда меня хвалили, она делала вид, что прослушала, и переспрашивала, чтобы заострить внимание общества на «своем сыне» и получить максимальное удовлетворение. Для Тамары это было чем-то вроде церемонии вручения премии «Оскар».

После собрания ее обступали мамаши и донимали расспросами: как вам это удается, ведь вы воспитываете мальчика одна? Тамара обводила всех взглядом превосходства и заводила шарманку про духовное воспитание: главное – смирение и послушание, дети должны с детства усмирять свои желания и подавлять плоть, лишь тогда возможно уважение к старшим и правильное формирование личности! Родители поддакивали, кивали и закуривали тошнотворные сигареты, запивая дым баночными коктейлями.

Я чувствовал себя образцовым хряком-производителем, которого заводчик использует в качестве рекламы своей продукции на международной выставке. Для Тамары я был коммерческим проектом, который помогает компенсировать ее одиночество и придать ее жизни особый смысл. С одной стороны, я не был против, но с другой – платил за Тамарину блажь полным отсутствием детских радостей. В моей жизни не происходило ничего интересного, и я даже начал скучать по «Дому желтого сна».

* * *

Наступила снежная зима. Моя жизнь окончательно погрузилась в безэмоциональный мрак. Апатия к жизни накрыла меня с головой, и я перестал понимать окружающий мир. Временами меня одолевало безумие, в котором было страшно признаться даже себе самому. Я осознанно заглушал сознание молитвами, но подсознание бесконтрольно вырывало меня из сомнамбулического состояния, и злорадные мысли закипали во мне мерзким ехидством. Почему так происходило? Я не знаю. Вероятно, нужно было обратиться к специалисту. Психолог, невролог, мозгоправ… Кто там еще существует на эту тему? Меня можно было спасти, но никому абсолютно не было до этого дела.

Итак, наступила зима, и в один из таких тревожных денечков мне захотелось совершить противоправный поступок. Поковырявшись в своих желаниях, я пришел к выводу, что если разобью стекло в кабинете директора, то убью сразу двух зайцев. Во-первых, я давно мечтал об этом, а во-вторых, битое стекло разрушит мой имидж идеального мальчика и показуха Тамары загнется на корню. Она будет вынуждена пересмотреть наши взаимоотношения, мы все обсудим, найдем компромисс, и, возможно, моя жизнь приобретет сладковатый привкус. Так думалось мне в то время.

Кабинет директора находился на первом этаже, и попасть в стекло было проще простого. Единственное, что здесь требовалось, – сила броска и смелость, так как уйти незамеченным не предоставлялось возможным, но для себя я уже все решил и совершенно не опасался возможных последствий. Я дождался конца уроков и слепил три снежка. Теплом ладоней я превратил их в идеальные ядроподобные снаряды, на которые было приятно смотреть. Для гарантии в один из них я спрятал железный шарик от школьного бильярда, который украл в группе продленного дня.

Я не знал, с чего начать этот опасный эксперимент, и поэтому по традиции прочел молитву для успокоения пульса. После недолгого волнения я осторожно бросил первый снежок в центр оконной рамы – стекло лишь задрожало. Я понял, что мне недостает элементарной силы, и второй снаряд я запустил что было мочи. Бросок был ощутимо мощнее, но стекло выдержало и на этот раз, указав на мою несостоятельность. В ту же секунду в окне появилось лицо разъяренной секретарши. Это была некрасивая девушка-очкарик лет двадцати, с тонкими икрами и грубым голосом. Она начала грозить мне кулаком, я сжался от страха, но переборол его и взглянул на оставшийся снежок. Он, в отличие от меня, не дрейфил, а призывал к действию: эй, не бойся, мне самому не терпится сделать это! Он будто подмигнул мне, и я, глубоко вздохнув, метнул бронебойный снаряд в стекло изо всех сил. Ледышка прошибла его насквозь, образовав при этом эффектную пробоину. Я непроизвольно вскинул от радости руки вверх и подпрыгнул от счастья – ура! Я не убегал, цель моего вандализма была достигнута. Ощущение восторга от выполнения дерзкого плана перекрывало страх неминуемого наказания. Впервые в жизни я почувствовал себя свободной личностью, человеком, победителем, который способен пойти наперекор общественным установкам и запретам. Это был мой первый по-настоящему смелый поступок. Меня схватили старшеклассники и оттащили к директору, где я минут тридцать выслушивал нотации в ожидании Тамары.

– Ты хоть понимаешь, что ты опозорил маму? Неужели тебе не стыдно?! На улице зима, ты выстудил весь кабинет! Поступил как последняя шпана! Теперь все будут показывать на тебя пальцем и говорить о том, что ты натворил! – отчитывал меня директор.

Боже! Да более приятных слов я в жизни не слышал! Я – низкорослый Огрызок – могу доставить столько хлопот! Я заморожу директора школы! На меня обратили внимание! Обо мне теперь заговорят. Разве это не победа?!

Я наблюдал за Тамарой и чувствовал, как фразы директора линчуют ее самолюбие. Я врал, что хотел попасть в ворону, что я случайно, что больше не буду, но директор не затыкался, и, чтобы прекратить это утомительное судилище, я картинно расплакался. Мне хотелось обедать, и дальнейшие проблемы с ремонтом стекла меня не касались. Я ребенок! У меня стресс! Пусть им самим станет стыдно за то, что они перегибают палку и наносят мне психологическую травму, а вечером я помолюсь, и дело в шляпе. Господь на моей стороне!

Мой плач сработал, теперь в глазах педагогического совета я оказался жертвой, и все шишки полетели в Тамару. Ей предлагалось оставлять меня на продленке, отдать в спортивную секцию и принимать участие в жизни школы. Тамара краснела, извинялась и вертелась как уж на сковородке. В общем, меня припугнули учетом в милиции и неудом за поведение в четверти, а Тамару обязали возместить причиненный ущерб. Мы пробыли в школе еще минут двадцать, и после моих слов «я больше так не буду!» нас отпустили.

* * *

Никогда не думал, что представительница прекрасного пола, тем более «мама», может быть настолько жестокой. Мне всегда казалось, что женщины изначально более терпимые и мягкие существа, чем мужчины. Но, видимо, в ту пору я был слишком наивен и совершенно не разбирался в природе человеческой.

Сначала Тамара просто хлестала меня мокрой тряпкой по лицу и требовала просить прощения. Я просил. Но чем настойчивее были мои мольбы, тем изощреннее и сильнее становились ее удары, а когда я зарыдал, Тамара в бешенстве схватила тяжеленный тапок и начала ставить по всему телу обжигающие «горчичники».

– Хватит реветь! Натворил дел – имей мужество понести наказание! Мать он решил опозорить! Ну ничего! Ты надолго этот день запомнишь!

Ударов было так много, что в какой-то момент я, то ли от боли, то ли от обиды, потерял сознание и отрубился. Пришел я в себя оттого, что стою на коленях в красном углу под иконами и рука Тамары держит меня за волосы, сухой горох больно впивается в коленные суставы и разъяренный голос произносит фразу: «Читай молитву, и не дай Бог ты собьешься!»

И тут мне стало по-настоящему страшно. Ведь здесь, в этой комнатенке, защитить меня было некому. Там, в детском доме, можно было закричать, завизжать, и рано или поздно заведующая останавливала пытку, но сейчас я был с «мамой» один на один и меня мог услышать только Бог! И я стал молиться, с выражением, как только умел. Я очень старался, но усталость давала о себе знать, и если я сбивался, то моментально получал по голове тапком. Когда я окончательно отупел от происходящего, то услышал тоненькие голоса снизу. Это были горошинки. Они слезливо просили не давить их коленками, потому что я тяжелый и им очень больно. Я незаметно от Тамары выгреб их так, чтобы не причинять вреда. Они поблагодарили меня за спасение и пожелали спокойной ночи. Они пошли спать, а я продолжал тараторить молитвы по кругу. Я мечтал о том, чтобы время шло хоть немного быстрее, чтобы Тамара уснула или я погрузился в сон, но наказание продолжалось, и я просто смотрел на часы и ждал, когда наступит утро, ведь в этом случае я просто убегу в школу и все закончиться. Через шесть часов прозвенел будильник, я собрал портфель и пошел на уроки.

* * *

Природа брала свое, по утрам я стал обнаруживать у себя эрекцию, на лбу появились прыщи, и вскоре я испытал чувство влюбленности. Объектом моего восхищения стала одноклассница по имени Настя. Мы сидели с ней за одной партой, и я каждый день молил Бога о том, чтобы Он сделал так, чтобы мы встречались. И мы встречались, но только на время уроков.

Настя была редкой красавицей! У нее были светлые волосы, большие голубые глаза и очаровательная улыбка. Правда, она носила пластинку на зубах, но меня это ничуть не смущало, я был уверен, что этот нюанс тянет на такой же физический недостаток, как и мое бельмо. Я хотел добиться ее расположения и всегда держал при себе запасные ручки, карандаши и ластики, так как она их частенько забывала дома. Настя училась средне, и я давал ей списывать и подсказывал во время ответов у доски. За это меня периодически выставляли за дверь и писали в дневник замечания, но я был готов на любые жертвы ради любимой. Конечно, шансов у меня не было, но Настя не отталкивала меня и не обзывала, и этот факт сам по себе внушал мне надежду на будущие встречи.

А еще у Насти была кошка, и в минуты хорошего настроения она рассказывала мне о том, как здорово иметь в квартире пушистого питомца. И вот однажды, на перемене, она сообщила мне, что у ее подруги кошка родила котят, и если я хочу взять себе малыша, то после уроков я могу пойти к ней в гости и выбрать питомца. Мол, их так много, что некоторых могут утопить. И тогда я решил, что хотя бы одного котенка спасу обязательно.

Конечно, я понимал, что Тамара не позволит завести мне даже рыбок, но отказать себе в удовольствии поиграть с котятами я не мог. Настя в тот день не смогла пойти вместе со мной, так как ее оставили дежурить по классу, а я, как только прозвенел звонок, очертя голову помчался к 22-этажному дому, где меня ожидали пушистики.

Я набрал код, вошел в подъезд и доехал до последнего этажа. Двери лифта распахнулись, и в клубах табачного дыма вместо котят я обнаружил трех старшеклассниц. Одна схватила меня за левую руку, другая – за правую, а третья стащила портфель:

– Лошара, покажи бельмо!

Я пытался отворачиваться от них и прятать лицо, но они крепко в меня вцепились и драли за волосы.

– Не рыпайся! А то я тебе сигаретой глаз выжгу!

Хохот перемешивался с матом, и, чтобы смирить врага своего, я продемонстрировал послушание и прекратил сопротивление. Бьют по левой – подставь правую! Они вгляделись в мое лицо, и чьи-то грубые прокуренные ногти задрали мне веко.

– Фу! Мерзость какая!

– Как у покойника!

– Я сейчас блевану!

– Может, с балкона его скинем? Ха-ха-ха!

– Ты вообще им видишь что-нибудь?

– А вдруг это заразно?!

– Надо руки помыть после него!

– С хлоркой! Ха-ха-ха!

Меня отпихнули в угол, и я приземлился на заплеванный пол. Потом, когда эта история докатилась до класса, Настя рассказала мне, что по глупости проспорила желание одной из тех девиц и ей пришлось пожертвовать нашей дружбой.

Кобылы потеряли ко мне интерес и ушли, а я остался сидеть возле мусоропровода. Нервное напряжение спало, сердце успокоилось, пульс восстановился, и я уставился в окно.

Если вы живете на первом этаже, то пятый этаж для вас верхотура, а если вы вдруг оказываетесь на двадцать втором, то это представляется вам вершиной мира! Я взглянул вниз, и мое сердце похолодело! Неужели люди могут стать вдруг такими маленькими?!

Жизнь из зарешеченного окна выглядит серьезной и важной, а с высоты 65 метров любой человек кажется незначительной букашкой. Интересно, как мы все видимся Всевышнему, если Он вообще смотрит на нас?

В тот момент я впервые задумался о Боге как о человеке! Ведь Он создал нас по Своему образу и подобию! То есть Он такой же, как и мы, но только старше и мудрее! Получается, что Он всем нам как отец!

Что Он чувствует, когда мы делаем что-то противЕго воли и правил? Он переживает или осуждает и наказывает? Наверняка Ему сложно, ведь Он один, а нас много! Получается, что Бог – многодетный отец. Даже многомиллионный! Неужели у Него хватает времени для каждого?! Ведь у Него полно дел помимо людских просьб и судеб! Может, про кого-то из нас Он вообще ничего не знает? Ведь в жизни бывает такое! Я слышал! Отцы иногда не знают, что у них есть дети!

А если детей слишком много, то ведь про кого-то можно и забыть! А вдруг Он забыл про меня конкретно? Хотя нет, ведь я крещеный, значит, обо мне Он непременно знает! Крещение – это как перепись населения для Бога. Ты провел обряд, и все, ты в Его компьютерной базе. Теперь-то уж Он точно про тебя не забудет! Все православные у него на учете, это как пить дать!

– Я предупреждал, что дам пиздюлей, если поймаю?! – Хриплый голос вторгся в мое сознание и разрушил карточный домик размышлений.

Я обернулся и увидел толстого мужика в спортивном костюме. Он двигался на меня небритым носорогом. Через мгновение его сила подцепила мое тело и швырнула вниз по лестнице.

Я хотел что-то промямлить, но вонючий костюм перебил меня:

– В следующий раз натяну глаз на жопу! В своем подъезде кури!

Он начал активно спускаться ко мне, и я подорвался по ступеням вниз, чтобы исчезнуть прочь из ненавистного дома. В тот момент я вспомнил, что совсем забыл про время, а в случае опоздания из школы меня ждал тоненький ремень от юбки Тамары. После случая с окном она конкретно взялась за мое перевоспитание, и я боялся ее провоцировать. От волнения я набирал скорость и проходил лестничные пролеты, как заправский автогонщик, но внезапно мой взгляд упал на коробку, и я тормознул!

Меня словно ударило током: внутри коробки сидела пушистая кошка с котятами! Я присел и вгляделся в их симпатичные мордочки, они тянулись к свету и жалобно мяукали. Я погладил каждого из них и снова рванул по своей траектории. Страх предстоящего наказания превращал мой бег в панический транс, и я словно летел над асфальтом, не касаясь ногами земли.

Я ворвался в квартиру, скинул одежду и поставил чайник. Через 29 секунд в дверь зашла Тамара. Мне безумно повезло. Кто-то там, наверху, явно сжалился надо мной.