Пригоршни из туесков памяти. Части первая, вторая и третья

Пригоршни из туесков памяти. Части первая, вторая и третья
Виктор Васильевич Воронов

Эта книга о земляках автора – замечательных и удивительных людях Забайкалья и Прибайкалья, о тех, кто никогда особенно ничего не ждал, не ждёт и не будет ждать от властей, от начальства, от «барина», от «воеводы», от «милостей царя», а кто опирается всегда, и, прежде всего, на собственные силы и добивается всего в жизни сам – своим трудом!

Третье объединённое издание включает, выпущенные в 2005 и 2007 годах, части первую и вторую «Пригоршни из туесков памяти», а также новую Часть третью. При этом автору, несмотря на прошедшие с предыдущих изданий годы и приобретённый за это время опыт, не потребовалась их особая доработка. Всё это вновь воспринимается не как своеобразный отчёт или мемуары, а как душевные размышления о самом сокровенном, дорогом и многократно обдуманном. К тому же читать книгу можно, открыв наугад любую страницу, где почти каждый абзац – небольшое самостоятельное произведение.

В книгу также вошли, полюбившиеся читателям, тонкие наблюдения о пчёлах, природе, времени, труде, жизни, простых и прекрасных людях, которых автору посчастливилось встретить в других уголках нашей необъятной Родины, любовно и гордо зовущейся Россией. Именно с ней – Россией – неразрывно связаны судьбы автора и близких его сердцу людей, упомянутых в его пронзительных туесках доброй памяти.

Виктор Воронов

Пригоршни из туесков памяти. Часть первая, вторая и третья. Сорок семь туесков

Часть первая

Москва – 2005

Эти записи – туески, как я их назвал, сделаны для себя и самых близких мне людей – мамы, жены, брата, сына, племянников и племянниц, невесток, тестя и тёщи, сватовьёв.

Однако вскоре я почувствовал необходимость предоставить возможность их прочесть своим землякам-черемховцам, а также шелеховчанам, иркутянам, москвичам и тверичам.

А теперь, думаю, пусть хоть раз их прочтёт или пробежит глазами и может быть найдёт в них для себя что-то своё, сокровенное, свежее и родниковое любой желающий.

Я буду этому только бесконечно признателен!

    Автор

О ТУЕСКАХ И ПРИГОРШНЯХ

По словарю известного исследователя русской словесности Владимира Ивановича Даля туес – восточносибирское слово (уменьшительное – туесок) – «…бурак, бурачок, берестяная кубышка, с тугою крышкою и со скобкой или дужкой в ней».

Деревенские умельцы делали их из бересты. Для этих целей выбирали ровную, с меньшим количеством сучков на основной части ствола, берёзу. Спиливали её весной или летом, когда по ней шёл берёзовый сок и ещё не появилась сладковатая гущина – мезга. Далее распиливали берёзу на отмеренные, по предполагаемой высоте туеска, куски и специальным инструментом – сколотом (типа стамески) снимали кругами внутренний – жёлтый слой бересты, начиная с тонкой части, как бы с вершины, дерева.

Затем, снятую кругами и цельную (не разорванную) бересту (сколоту) запаривали в горячей воде, заворачивали снизу и сверху, оборачивали вторым слоем бересты – «рубашкой» (уже не цельной, а с замком) и ставили дно. Оно выпиливалось и подгонялось впритирку. Береста после кипятка ссыхалась и дно держалось очень крепко. А сверху делали крышку с дужкой или скобкой.

Туески бывали разных размеров – от самых маленьких, в которые не смогла бы даже пролезть рука ребёнка, до больших, в которые почти как в кадки (бочки) хозяйки аккуратно, слой за слоем, укладывали и солили губастые сырые грузди и рыжики. Занесённые с мороза в дом, они источали приятный запах берёзы и берёзового сока. В них в ранешние времена держали разное – сметану, бруснику, соль, творог, сахар, простоквашу и даже молоко. В туесках оно подолгу не скисало.

Конечно, туески были не такие, как сейчас в большинстве своём встречаются среди продаваемых сувениров. А настоящие – двойные, без стыка на внутреннем слое и достаточно прочные. Подобный туесок привезли нам родственники жены из Шелехова. Изготовлен он был более ста лет назад. И он, по-прежнему, пригоден для всего того, для чего и был сделан каким-то прекрасным и мастеровитым человеком из села Олха Иркутской области в те такие теперь уже далёкие времена…

Мы тоже в течение жизни многое складываем в свои своеобразные туески памяти.

И вот как хозяйка, принося в дом туески из погреба или из кладовки – с холода, как тогда говорили, радовала их содержимым своих домочадцев, так и мне хочется из туесков своей памяти выплеснуть пригоршни ярких и родниковочистых воспоминаний и впечатлений о жизни простых, настоящих людей, с которыми мне посчастливилось в разное время встретиться…

А пригоршня, по словарю В.И.Даля, – «…мера сыпи, всего сыпучего: сколько загрести можно в обе ладони вместе…».Так двумя ладонями рук, совмещая их вместе, можно взять пригоршню зерна, земли, кедровых орехов, брусники, голубики… Пригоршней можно зачерпнуть воду из родника или ручья, чтобы умыться или утолить жажду… Купаясь в реке, пригоршней можно захватывать воду и плескать её себе в лицо или, играя как в детстве, друг в друга.

…Так вот, купаясь в воспоминаниях, пригоршнями выплёскиваю изтуесков своей памяти самое-самое сокровенное и дорогое моему сердцу…

ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА

Этой фотографии почти сто лет. На ней, слева, запечатлён мой дедушка по материнской линии – Швецов Ефим Никитич – забайкальский казак, георгиевский кавалер, большевик, красный партизан, хлебопашец. Он, к сожалению, не дожил до моего рождения, но я много о нём знаю со слов бабушки и мамы, а также бережно храню копию этой сохранённой ими фотографии.

Он прошёл срочную службу в Забайкальском казачьем войске, затем всю первую мировую империалистическую войну 1914–1917 годов, где был награждён георгиевскими крестами, вернулся большевиком в родное забайкальское село Зерен, устанавливал власть Советов в рядах красных партизан в гражданскую войну, а потом, как и многие, снова пахал, сеял, убирал урожай, вступал в колхоз, по чьим-то наветам два раза почти по полгода держался в «органах», но был, по-видимому, полностью оправдан. Об этом свидетельствует ответ на запрос моей мамы в 1996 году в Читу: «…ни в каких архивах не сохранилось документов о его репрессировании».

А на другой фотографии, примерно той же давности, крайняя слева – моя бабушка Швецова Серафима Никифоровна с маленькой дочкой, будущей моей тётей Ирой, свёкром – моим прадедушкой Никитой Клеонидовичем, женой брата мужа Миланьей Кузьмовной и её сестрой Матрёной. Она в те далёкие годы спрятала дедушкины георгиевские кресты, как наиболее ценные в доме вещи, в один из туесков в кладовке. Японские солдаты, воевавшие на стороне белой армии и зашедшие в их дом, вместе с туесками со сметаной и другими продуктами унесли, к сожалению, и этот туесок с боевыми наградами.

Добрую память о никогда не виданном дедушке и гордость, что я тоже являюсь потомком забайкальского казака, гураном, как зовут себя коренные жители Забайкалья, я несу в себе всю жизнь. И когда я бываю в Георгиевском зале Московского Кремля и читаю имена георгиевских кавалеров, то каждый раз испытываю трепетное волнение от великой общности с неувядаемой славой наших российских героев.

ГЛОТОК РОДИНЫ

(три дня через тридцать три года)

…Сюда мы с тобой
непременно должны
Однажды вернуться,
однажды вернуться…

    Михаил Матусовский
    (Из песни «Берёзовый сок»)

В нестерпимую летнюю жару порою т-а-к х-о-ч-е-т-с-я утолить жажду глотком холодной, студёной воды.

А с прожитыми годами всё больше и больше ощущаешь потребность и даже жгучую необходимость в глотке из светлого и чистого родника детства – глотке Родины.

Как от холодной родниковой воды сводит зубы, так и от глотка Родины замирают душа и сердце.

В народе не зря говорят: «Тянет туда, где зарыта пуповина…». Так и меня с братом Владиславом тридцать три года неумолимо тянуло в далёкое и родное забайкальское село Черемхово, находящееся в верховьях реки Чикой – на юго-западе Читинской области.

Здесь мы, трое братьев, жили в детстве с мамой, отцом и бабушкой.

Родственников в этом селе у нас никогда не было. Но на вопрос коллег и друзей: «А к кому же вы собираетесь ехать?» – я отвечал, что ко всем, кто помнит нас, нашу семью – к тем, кто был и есть дороже, и ближе, и роднее…

Все эти годы, прошедшие с момента нашего переезда оттуда, жизненные дороги проходили у нас в стороне от Черемхово. Когда я летел по служебным делам на БАМ, в Хабаровск, Тынду, Якутск, Читу, Благовещенск или ещё куданибудь в дальневосточные края, то всегда в первую очередь, старался «завернуть», хотя бы на один день, к родителям – вначале в Борзю, куда они переехали из Черемхово в 1969 году, а затем в Иркутск, куда они перебрались позднее, в 1988 году.(Кстати, один из моментов такой нашей семейной встречи в 1981 году – на фотографии).

В 2002 году мы с братом решили, что всё-таки не надо откладывать, надо съездить в Черемхово и самим проведать людей и родные места, да детям и племянникам показать родину их родителей.

…И вот уже яркое июльское солнце, отражаясь от зеркальной глади священного моря Байкала, бьёт прямо в ветровое стекло автомашины, которая мчит нас из Иркутска на восток, за тысячу километров – в таёжное и горное Забайкалье. И хоть так хотелось остановиться и пообщаться в очередной раз с нашим любимым Байкалом, но поскольку главные наши устремления были направлены вдаль, ограничили эти приятные мгновения лишь любованием нашим красавцем через окно автомобиля.

Тридцать три года – немалый срок… И воды в нашей реке Чикой много утекло, да и в нас, в стране и в мире многое изменилось. Но когда мы всё ближе и ближе подъезжали к Черемхово и стали мелькать и всплывать где-то в памяти такие знакомые названия соседних селений – Барахоево, Коротково, Большаково, Красная речка, Фомичёво, Захарово, Осиновка, Шимбилик, Могзон, Большая речка, Афонькино – мы как-будто вновь окунулись в наше далёкое босоногое детство…

Сегодня детство кажется нам таким чистым и светлым, как родник. От этого тянет к нему и хочется пить, пить и пить эту кристальную свежесть чувств и простых человеческих отношений…

Ещё тянет к деревне. Деревня, какой я её помню с детства, тоже кажется такой светлой и самобытной. Думаешь – вот жил бы и жил здесь и не знал бы много всего грязного, плохого, нечестного, что, к сожалению, в немалом количестве встречалось и встречается у нас на жизненном пути.

В моей жизни и жизни брата эти два образа – детство и деревня соединены как бы вместе. И именно они являются для нас заповедниками всего самого лучшего, самого сладкого, самого вкусного и самого, самого замечательного!

Прекрасные и добрые люди окружали нас в детстве. Мама, бабушка и отец всячески помогали им жить лучше, учили и наставляли их детей, отстаивали существование в селе главного очага культуры – средней школы, строили общими усилиями спортзал, пристройку к школе, Дом охотника.

Односельчане со своей стороны также помогали нам всем, чем могли.

…А вот мы уже сидим в гостеприимном доме Бураковых– старых друзей наших родителей – неторопливо слушаем Василия Петровича и Веру Кузьминичну о житьебытье черемховцев за прошедшие годы. И от их, неизменившегося с годами, говора кажется, что всё как и прежде, что как бы и не было этих десятков лет…