Кузьмич

Машин было много, поток двигался вяло, и Вальтер, вздыхая, рассказал, что они с Францем после моего ухода ещё выпили коньяку, и он не выспался. На что ссылаться, ему не ведомо, на выпитое спиртное или на кофе, который является фишкой клуба. Все завсегдатаи знают, что этот напиток – чистый кофеин и своим действием напоминает наркотик, нагружающий и возбуждающий одновременно. После Кёльна я сменил Сноу за рулём и вёл машину до границы с Австрией. Вальтер явно был не в своей тарелке, разговорами меня не развлекал и просто вызывающе дремал. Я тоже был не в форме и ехал по настроению, то есть не максимально быстро, и после границы остановился на стоянке. Сноу моментально проснулся и увлёк меня в кафе на второй завтрак. На пиво и кофе смотреть не хотелось, и мы удовлетворились свежевыжатым соком и бутербродами. Придя в себя, Вальтер начал болтать и вызывать меня на откровенность. Я, как мог, пытался соответствовать. В частности, Сноу сказал, что ему очень понравилась наша встреча с Францем, и для пользы дела (он так и сказал дословно) он советует мне принять участие в симпозиуме в Брегенце. Широко об этом распространяться не надо, всё-таки обрабатывающий центр для тугоплавких сплавов вещь уникальная, и его включение в спецификацию хотя и решено, но потребует определённых усилий. Он попросил меня обдумать этот вопрос со всех сторон, а потом мы его обсудим на встрече в Вене, лучше вдвоём. Сев за руль, он продолжал философствовать, называя Штельце бездельником, упирая на то, что австрийское отделение никакой роли не играет и фундаментальных решений принимать не в состоянии. Основные поставки планируются из Германии, а «Маннекс» фактически использует наработки Тиссена и Круппа, являющихся столпами экономики Германии. Очень большую роль играет занятость, да и госзаказы, особенно в военной области, они хотели бы выполнять самостоятельно, а не в сотрудничестве с другими фирмами. В этой связи «Маннекс» является разработчиком оборудования по контрактам с госсектором, и наш договор с финансовой точки зрения представляет для Тиссена и Круппа большой интерес. Так за разговорами пролетел Зальцбург, остался за бортом Линц, а вот и наш офис. Тепло попрощавшись со Сноу и обещав ему позвонить после рассмотрения документов, я зашёл в бюро. Кроме Анны там никого не было, но она явно была рада меня видеть. Я рассказал ей о Кёльне, соборе и своём паническом настроении. Она в свою очередь посетовала, что все мужчины при деле, но завтра ожидается полный состав. Шорина целый день не было, а Самсонова она ждёт с минуты на минуту. «Без мужа – никуда», – задумчиво произнесла Анна, мельком полоснув меня непонятным взглядом. Какая бы возникла неразбериха, если бы мужчины понимали смысл женских слов и взглядов. Оставив документы в кабинете и думая не о взглядах, а о Борисе, я пошёл домой, ещё раз порадовавшись близости снятой квартиры.

РАЗВИТИЕ ГАМБИТА СНОУ.

После возвращения из Кёльна и обсуждения ситуации с Самсоновым и Шориным, было решено, что к проектантам поедет Илья, тем более, что проектирование было его прерогативой, а у него, как он сказал, появились вопросы. Один или со Сноу – не важно, главное – во время переориентировать поставщиков и провести переговоры по изменению размеров финансирования. «Будем стремиться не менять сумму контракта» – задумался Самсонов. С Борисом я договорился, что продолжу звонить Сноу из телефона-автомата и продолжу «дружить» и запоминать детали. «Мутный он какой-то, а может, мы ошибаемся. Во всяком случае, поиграй в дружелюбие и больше напирай на бизнес».

Позвонил, на другом конце провода радость. Встретились в греческом ресторане недалеко от офиса и целый час проболтали. Вальтер начал перечитывать книги на русском языке, однако в отдельных случаях для него затруднительно понять движение мысли. Не смогу ли я иногда помочь ему разобраться? … Разобрали пару анекдотов, повеселились. Всё было бы хорошо, если бы не чувство, что Сноу всегда напряжён и говорит постоянно с лёгким напором, акцентируя внимание на отдельных моментах. Было бы и ничего, но уж больно настойчиво. Затронули тему профессиональную. Кроме нашего проекта у Сноу ничего нет, сотрудников двое, считая секретаршу, то есть всего трое. Но фирма создана недавно, и он продолжает искать потенциальных партнёров, предлагая услуги по проектным работам. Увлекается теннисом, играет на кортах, расположенных около Интерконти. У них постоянная группа: инженеры, коммерсанты, есть иностранцы. Договариваются о датах и играют парные. Неожиданно стал рассказывать о своём друге детства, который в австрийских Альпах руководит станцией слежения. Изобразив свою незаинтересованность ни в Альпах, ни в станциях, я сказал, что тоже играю в теннис, и вспомнил несколько советских игроков мирового уровня. Мне показалось, что он их не знает, хотя и кивал понимающе головой. Вальтер выглядел усталым, но несколько оживился, когда я попросил его принести на следующую встречу описание нового станка, о котором говорили в Кёльне с Францем. Наш разговор о масонах сам собой заглох, чувствовалось, что ему это не доставляет удовольствия. «Ну, погоди, – подумал я, – у меня есть время подготовиться».

Новый год был ещё довольно далеко, но в офисе уже царила праздничная обстановка. Наши женщины начали украшать помещение всяческими блёстками, гирляндами, звёздочками и снежинками. Волей- неволей становилось веселее. Самсонов посматривал на меня снисходительно. Или знал о моих встречах со Сноу, или что-то другое… Борис считал, что первое. О времени своей поездки в Кёльн Самсонов не упоминал, и когда я стал его искать, чтобы кое-что выяснить, Анна, удивлённо подняв бровь, произнесла: «Он же уехал». «Вот чёрт, забыл», – воскликнул я, и стал звонить Сноу из города. На звонки Вальтер не откликался, чего раньше не случалось. «Театр», – подумалось мне.

После возвращения Ильи собрали совещание, где Самсонов подробно рассказал о своих встречах с главным инженером проекта, разговорах со стройплощадкой и фирмой «Маннекс». Габариты были определены, поэтому стройплощадке пока другие сведения были не нужны. Коммерческое предложение направлено в Москву на рассмотрение, переговоры по цене будут проходить в Минмаше. Сроки поставки с учётом приёмки будут известны в ближайшее время. О Сноу и Ноймайере ни слова. «Звони Сноу. Интересно, что он тебе расскажет» – изрёк Борис, когда мы выходили из офиса. Когда на следующий день мы встретились с Вальтером, он передал мне общий вид станка со спецификацией и заметил, что самое главное – это электронное управление, но оно ещё в разработке. К тому же система очень дорогая, делается по военным стандартам, поэтому о ней распространяться не надо. Он начинал меня раздражать: передавая мне общие схемы, он оглядывался, изредка переходил на шёпот, а его серый атташе-кейс всё время попадался мне на глаза, а чаще всего стоял около моего стула на полу, так что хотелось его пнуть ногой.

Симпозиум в Брегенце состоится в середине января. Мне необходимо сообщить ему, кто из сотрудников нашей фирмы сможет в нём участвовать, и он займётся оформлением документов. «Кроме меня, другой кандидатуры нет», – подытожил я.

ПРЕДНОВОГОДНЯЯ СУЕТА. СЕМЕЙНЫЙ СБОР.

Декабрь – месяц ожиданий. Все чего-то ждут, хотя знают, что ждать-то нечего. Ну, это для взрослых, а дети в своих мечтах уносятся так далеко, что их разочаровывать могут только очень чёрствые люди. Наши дети обладали, да и сейчас обладают, спасибо Всевышнему, хорошей памятью. Они вспомнили к концу года все обещания родителей, выстроили их по принципу: сначала пусть выполнят эти, а потом дожмём, и стали предъявлять. Первым же требованием был поход в ресторан и, если Оля при разговоре только ехидно улыбалась, то Женя, поднаторевший на выпрашивании новых машинок, был непреклонен. Он то прикидывался голодающим Поволжья, то ссылался на необходимость сплочения семейного коллектива. В общем, чтобы не травмировать наглую детскую душу, пришлось согласиться на гастрономический поход в ближайшую субботу.

Шорин тоже с нетерпением ждал подтверждения если не геройства, то хотя бы получения сакрального груза. Он пребывал в озабоченном состоянии – бывают такие моменты, когда кажется, что ты уже погряз по горло в заботах, а их количество продолжает расти – и предложил съездить в Экертсау и проверить возможность рыбалки со льда. С радостью сговорились на воскресенье. Время, действительно, спрессовалось, а надо было ещё купить подарки детям и положить под ёлку от имени Деда Мороза. Кстати, ёлку тоже надо было покупать, не говоря о продуктах для праздничного стола. Напитки и часть деликатесов собирались закупить с помощью международников. У них в здании есть магазин, где всё разнообразно, дёшево и сердито. Конечно, обошлись бы, но, как сказал Борис, нечего их расслаблять, а то вообще уже мхом покрылись. Собираться решили у Шориных, так как Кузьмич тоже хотел праздновать, и с этим надо было считаться. Зато мы его возьмём на рыбалку, в отличие от Жеки, которому на этот раз и ресторана хватит. Рощинцы с Жанной отпразднуют Новый год на Техникер. У Самсоновых своя компания, так что мы свободны, несмотря на кучу детей и собаку. Дата сбора у австрийских коллег определена не была, но скорее всего это будет на католическое Рождество или в январе сразу после рождественских каникул, которые они проводят традиционно с семьями. Контора упорно работала, но чувствовалось, что все трепетно ждут наступления пусть не православного, а католического Рождества, когда совершенно официально можно будет расслабиться, получить премию, а этого все ждали, и чаще, чем обычно, вливались в украшенные венские улицы. Надо отдать должное Шорину. Когда он узнал о нашем походе в ресторан, он не стал напрашиваться в компанию, а наоборот, обещал купить наживку на воскресенье. Выбирая с Людмилой ресторан, мы остановились на китайской кухне, стараясь доставить детям неожиданное удовольствие. Рекламных проспектов было достаточно, и мы разыскали ресторан «Золотой дракон» на севере Вены. Не близко, зато настоящий китайский интерьер и стоянка. Вот и суббота! Дети за уроки, мы за продуктами. Когда воссоединились, настало время собираться. Одежда свободного стиля для воскресных дней, тёплая смесь – перемесь, машина недалеко, и – вперёд! Проехали все знакомые места: Хофбург – справа, ратуша – слева, а последнюю часть пути – по карте – и на Порцелланштрассе. Ещё не стемнело, но на фасаде среди деревьев просвечивало название. В ресторане никого не было, только флажки и божки напоминали об экзотической принадлежности заведения. Дети были в восторге и бегали в поисках лучшего, по их мнению, места. Мы были вынуждены с удовольствием подчиниться. Тут же появилась китаянка с меню. Дети начали по картинкам изучать предлагаемые блюда. Сосисок с картошкой не было, поэтому пришлось поработать. Мы тем временем заказали по бокалу вина и кока-колу. От супа все отказались, остановились на утке по-пекински, мясе с овощами в кисло-сладком соусе и китайских пельменях. А чтобы мы не погибли от голода, ожидая горячее, нам принесли кучку печёных пирожков с капустой. Мы с удовольствием помели тёплые и вкусные пирожки, и тут же появилась утка и мясо. Ребятам очень нравилась обстановка, зажжённый фонарик на столе и коллективизм, выражающийся в больших общих блюдах. И когда всё было съедено и принесены уже почти забытые пельмени, всех охватил первобытный захватывающий смех. Просто всё было хорошо, а говорить об этом пока не хотелось. Пришлось заказать ещё бутылочку кока-колы. Пользуясь моментом, Евгений стал проситься на рыбалку, напирая на то, что нам легко говорить, а он лишён детских радостей. Несмотря на то, что нам уже принесли подарок от хозяина – по рюмке сливового вина – слабины я не дал и объяснил подрастающему поколению, что льда ещё может и не быть, а если он есть, то тонкий, и если при неблагоприятных обстоятельствах мы, взрослые, окажемся в воде, то она будет нам по грудь, а ему, если что, с головой. Поняв, что надо было просить что-нибудь попроще, он, махнув рукой, принялся за кока-колу. Домой мы вернулись в хорошем настроении. Оля договорилась с подружками встретиться на Техникер и погулять в Бельведере, а я собрал тёплые вещи, всякие короткие удочки и жерлицы на утро.

ТОНКИЙ ЛЁД.

В Экертсау у рыбацкого магазина меня встречали двое достойных мужчин, Борис и Кузьмич. Шорин уже купил наживку и что-то вдалбливал псу, вероятно, напоминал ему о каких-то его прегрешениях. Кузьмич ворчал и то исчезал, то появлялся опять в окне машины, но, видимо вины за собой не чувствовал, а хотел на волю, в пампасы. Похлопав друг друга по плечам, забрав сумки со снастями, мы выпустили Кузьмича из машины и пошли через дамбу к водоёму. Мы шли по тропе, а Кузьмич носился по пожухлой траве, временами исчезая за кустами. На берегу, куда нас привела тропа, как и ожидалось, никого не было, и Борис тяжёлым молотком пробил для нас две лунки, после чего пробормотал, что лёд тонкий, но надо пробовать. Опережая меня, Кузьмич выбежал на лёд, заскользил по нему, удивлённо тявкнул и, вылетев на твёрдую землю, уселся на пологую травянистую площадку и замер, неодобрительно посматривая на Бориса. Осторожно усевшись на стульчики, мы выловили несколько мальков и тут же поставили жерлицы, надеясь на щучью поклёвку. Последнюю жерлицу я поставил у камышей поближе к берегу и, уже выпрямляясь, услышал сначала треск с бульком, а потом возмущённый, сдобренный не словарными словами «речитатив» Шорина. Он стоял по грудь в воде, выбрасывая из образовавшейся полыньи куски льда. Бросившись на берег и схватив первый попавшийся толстый и крепкий дрын, я поспешил к Борису. «Я сам, я сам» – выдыхал товарищ, глядя, как подо мной прогибается лёд. Дрын помог, и мы на четвереньках выползли на твёрдую землю. Там нас ожидал Кузьмич, который то вскакивал, то снова ложился, потом начинал бегать кругами и громко сопел. На его морде застыло выражение, которое в переводе с собачьего означает: «Тут и думать нечего, опять что-то непонятное натворили. Эх, люди!!»

Собрав остатки снаряжения, мы быстрым маршем достигли стоянки машин, немедленно поделили сухую одежду, слава богу, что взяли комплект для переодевания, правда, Борису достался лишний свитер. Мокрые причиндалы уложили в пакеты, предназначенные для рыбы. Огляделись, посмотрели на себя со стороны, и оказалось, что ничего особенного не произошло. Во время второго завтрака захваченными бутербродами и горячим чаем Шорин, передавая один из бутербродов Кузьмичу, приговаривал: «Ну, угомонись, малыш! Да, дураки, что здесь поделаешь!» Таким образом, он сам успокоился и коротко рассказал о своей встрече с Лётчиком в Словакии: «Он выглядел строго и даже неприступно, словаки к нему относились с почтением. Он это чувствовал и марку держал. В общем, отдали груз словацким коллегам под расписку, реквизиты получу завтра и отправлю своим в Москву. Эту информацию продублируют из Братиславы по нашим каналам. С Лётчиком надо тебе встретиться, поблагодарить и вручить бутылочку французского коньяка». Шорин разгорячился, предвкушая приятные хлопоты, а у меня, значит, забот прибавляется. Хорошо, что Борис обеспечит напитками, предназначенными для праздничного стола и для вручения. При этом надо не забыть приёмщиков и Жанну, и партнёрскую австрийскую фирму. «Об этом ты не беспокойся, у меня больше возможностей. Вот только тебе придётся часть развезти». «Давай и Сноу что-нибудь вручим. Он, конечно, не друг,– думаю я, – но сам-то он наверняка сувениры притащит». «Дяде тоже хорошо бы, но наш бюджет не потянет», – хохотнул он, и мы стартовали в Вену. Во время разговора Кузьмич расслабился и только вертел головой, внимательно глядя на говорившего.

СИМПОЗИУМ.

После празднования Нового года и православного рождества я получил от фирмы «Маннекс» приглашение на симпозиум, который должен был состояться в конференц – центре Брегенца в середине января. Прилагался список выступлений, в котором я нашёл доклад Франца Ноймайера «Опыт обработки тугоплавких металлов и сплавов» и листок с названием отеля, где мне был зарезервирован номер на две ночи. Я позвонил Сноу и договорился, что поедем на его машине. Симпозиум открывался в 14 часов с расчётом на вечерний приём, который планировалось устроить сразу после официального открытия и нескольких докладов, чтобы участники не растеклись по гостиницам. Пришлось выезжать из Вены рано утром по западному автобану через Зальцбург. Расположение Брегенца с точки зрения устройства международных мероприятий весьма удачное, так как добраться до него можно на машине через южную Германию, Швейцарию и Италию, то есть всегда можно совместить приятное с полезным. Меняясь за рулём и поддерживая максимальную скорость, мы успели к началу мероприятия, нашли Франца и уселись на относительно удобно расположенные места. Доклад Ноймайера перенесли на следующий день, поэтому у нас было время пообщаться. Открытие научного мероприятия дело всегда тягомотное, и пока нам представляли участников, знакомили с возможными экскурсиями и услугами, мы успели поговорить о нашем проекте. Франц рассказал, что, несмотря на то, что конструкция станка определена, требуется много дополнительной работы, чтобы сделать на нём обработку твердосплавных изделий технологичной и не такой затратной. Все склоняются к мысли сделать обрабатывающий центр с пятью степенями свободы движения инструмента таким образом, чтобы на нём можно было изготавливать мелкие серии деталей. В дальнейшем, исходя из требований производства, можно было бы выделить для этого станка отдельное помещение и проводить эксперименты. Когда начались собственно доклады, стало ясно, что многие фирмы стоят перед той же проблемой. Какого-то однозначного решения пока выбрано не было. Одни шли по пути чисто металлургическому, то есть детали отливали, другие осуществляли обработку с предварительным нагревом. Технологического успеха пока не добился никто, хотя средств для этого выделяется достаточно, учитывая заинтересованность фирм, производящих военную технику. Об этом впрямую докладчики не говорили, но было и так ясно. Вечером на приёме, который устроили прямо в фойе конференц – центра, мы продолжали обсуждать эту интересную тему. Получение деталей методом литья считается пока приоритетным, однако после него приходится шлифовать изделие, и здесь добиться высокой точности очень проблематично. Обработка же на станке связана с сильным повышением температуры и необходимостью часто менять инструмент.

Наши номера в отеле были рядом, и никто не отказался выпить водки, которую я предусмотрительно взял с собой. Разошлись все очень довольные, договорившись встретиться в бассейне отеля перед завтраком. Доклады начинались в 10, поэтому время у нас было. Очень не хотелось вставать, но в семь тридцать, прихватив плавки, я окунулся в прохладную воду. Проплыв немного, заметил Франца, сидящего в шезлонге. Поднявшись к нему и отметив свои несколько неуверенные движения, я понял, что ему не легче, и халява всегда чревата последствиями. Несмотря на не лучшее состояние, Ноймайер был настроен по – боевому. Передав мне копию своего доклада, он сказал, чтобы я его изучил, тогда понятней будет выступление. «Я прочитаю доклад и к вам присоединюсь, а потом пообедаем. В Брегенце есть ресторан, где предлагают дичь. Он так и называется – «Золотой лось». Так и решили, и я пошёл переодеваться и знакомиться с докладом. Он был отпечатан на бланках фирмы «Тиссен». В нём, в принципе, было всё то, о чём мы уже говорили, не считая некоторых цифр и статистики. Сноу за мной зашёл, мы немного прогулялись около конференц – центра и затем уселись практически на вчерашние места. Тематика была довольно узкая, доклады не очень объёмные, но много времени занял показ слайдов. Некоторые были весьма представительные, на них демонстрировались танки, вертолётные винты и турбины авиационных двигателей, где применялись тугоплавкие металлы, но, в общем, это была просто эффектная реклама, подчёркивающая важность научно- исследовательской работы. Доклад Ноймайера был выслушан с большим вниманием и, несмотря на то, что он не касался деталей, ссылаясь на то, что исследования ещё продолжаются, репутация фирмы «Тиссен» делала своё дело. Франц сорвал аплодисменты. Я слушал, листал доклад и думал, что в ситуации есть какие-то противоречия и с этим надо считаться. Начались прения, но слегка разволновавшийся Франц оказался рядом и предложил прогуляться и начать отдыхать. Он выполнил свой план, был доволен, устал, и его душа требовала отдыха. Мы согласились с требованиями его души и, сбежав из зала, бодро двинулись вдоль берега в ресторан. Пейзаж был невыразителен и спокоен. Боденское озеро замёрзло, было покрыто белым снегом, и даже тропинок видно не было. Практичные европейцы не хотели подвергать себя опасности. В ресторане возбуждённый Франц пожелал отметить свой триумф и сразу послал подошедшего официанта за абрикосовым шнапсом и местным пивом. Мы поколдовали над меню и, отметив у всех нежелание думать, решили заказать одно и то же: гуляш из лосятины и овощи. Хлеб и смалец стояли на столе, и мы выпили шнапс за успех Ноймайера и движение нашего проекта. Прохладное пиво уменьшалось пропорционально улучшению состояния организма. Разговор становился более доверительным. Франц признался, что его родители будут довольны его успехами в продвижении по службе. Он к ним часто ездит, благо, они живут в пригороде Кёльна. Они простые люди, мама на пенсии, а отец ещё работает. Им гордятся. В следующий раз, когда я приеду в Кёльн, мы смогли бы съездить к ним в гости. Мама хорошо готовит свинину с тушёной капустой, а папа сам делает шнапс и вяленое мясо. Сноу сказал, что он ему позвонит, когда возникнет необходимость поездки. Я как вежливый человек не стал возражать. Франц решил отдохнуть и сегодня же вечером ехать домой. Мы поблагодарили его за чёткую организацию нашего участия в симпозиуме, который оказался интересным и полезным в свете грядущих переговоров по изменению проекта, дружески попрощались и, почувствовав накопившуюся усталость, разошлись по своим номерам, договорившись созвониться ближе к вечеру.

Включив телевизор, я уселся в кресло и задумался. На стадии ознакомления с проектом мне на глаза не попадалось никаких упоминаний о тугоплавких металлах и их обработке. Эта тема появилась недавно и, честно говоря, оставалась до конца непроработанной. Волею случая всё неожиданно легло на мои плечи, несмотря на то, что я в этой технологической проблеме разбирался весьма приблизительно. Вместе с тем я оказался втянут в конкретное обсуждение деталей, связанных с разработкой нового обрабатывающего центра. Мало того, с молчаливого согласия Самсонова у меня сложились со Сноу и Ноймайером личные отношения, выходящие за рамки служебных. Всё было бы ничего, если бы не телефонная связь со Сноу из города, его посредничество в поддержании отношений с Ноймайером, занимающимся исследованиями тугоплавких металлов и сплавов, применяемых в военной технике. Стоит сюда добавить Самсонова, который не договаривает, и Дядю, который, видимо, лично знает Самсонова, Сноу и даже Костина. Появление Дяди на приёме позволяет предположить, что его знает и руководство посольства. Такая избирательная популярность и отсутствие видимых результатов деятельности наводили на мысль, что эти результаты нам просто не известны, но что-то крутится, происходит. Вот только что? Агата Кристи часто использует приём, когда она описывает множество персонажей, которые подозреваются писателем, а, в конце концов, преступником оказывается личность второстепенная или находящаяся далеко от места событий, но имеющая отношение к подозреваемым.

Самсонов не мог сам выйти на Дядю – кишка тонка – значит, их познакомили, вероятнее всего, в Москве. И скорее всего, это дядя Ильи, замминистра Минмаша, по своему статусу входящий в круг чиновников, принимающих решения. Они хотели поставить на должность руководителя нашей фирмы Самсонова, но за Шорина заступился кто-то очень влиятельный, и они на время затаились, но игру продолжили, перегруппировав силы. Учитывая, что я сошка маленькая, моя роль в этом хитросплетении не просматривалась, значит, нужно анализировать. Шорин на откровенность не идёт, может быть, сомневается или боится, но он на моей стороне. Вывод: рассчитывать на себя и свою интуицию. Вывел меня из дремоты телефонный звонок, Сноу предлагал вечером никуда не ходить, а поужинать в отеле. Договорились встретиться в ресторане. Отход от традиций всегда сулит что-то интересное. Мы решили заказать суп из говяжьих желудков и по большому салату из свежих овощей. Суп был типичен для австрийских земель Форарльберг и Тироль, очень сытный и острый, но местное пиво и зелень смягчили остроту. Мы болтали о наступающем Новом годе, о традициях, о том, что Штельце планирует нас пригласить на совместное празднование Нового года в Венский лес, где находилась большая пивная, известная своими жареными курами и, конечно, пивом.

Машину вели по очереди, разговаривали, в основном, о перспективах продвижения проекта. Вальтер предложил пригласить Ноймайера в Вену в следующем году, что было бы ему приятно и полезно для дела. Сноу, как обычно, в своей манере, менял тональность беседы, без причины упирался на ровном месте и напирал даже тогда, когда я не высказывал никаких возражений. Было ясно, во всяком случае, мне, что встретимся мы уже на празднике у Штельце. Так и оказалось.

ЗАЛЬЦБУРГ. МОЦАРТ. МАСОНЫ.

В конце марта Вена готовится к встрече с теплом. Погода ещё прохладная, но есть уже мелкие радости: под дневным солнцем распускаются тугие головки тюльпанов, люди стараются одеваться ярче и веселее. В конце марта наши дети хотят развлечений – у них каникулы. Пользуясь тем, что у нас на фирме шла налаженная планомерная работа без всплесков, мы с Шориным мечтали свозить детей и жён в Зальцбург, предполагая, что наша плодотворная деятельность и её результаты дают нам на это право. Это подтверждала и моя премия, вручённая к 23 февраля. Правда, я её сразу отложил на машину, однако об этом никто не знал, кроме Людмилы. Дети тоже заслужили познавательный отдых, так как особых нареканий на них в школе не было. Нас было семеро, поэтому пришлось ехать на двух машинах. Небольшой отель рядом с Зальцбургом мне подсказали сотрудники Торгпредства, так что время поездки можно было планировать. Две с половиной сотни километров пролетели незаметно. Мы устроились в гостинице, и, не задерживаясь на второй завтрак, отправились в старый город. Недалеко от стоянки посетили дворец Мирабель с садом. Взрослые медленно шли по убранным дорожкам сада, а дети носились между фигурами гномов, мёрзнувших рядом с аллеями, статуй, фонтанов и скульптурных групп. Вдали сквозь центральный вход был виден романтичный собор святого Андрея. Легенды парили в воздухе и заставляли напрягать обленившуюся память. А дети выбрали себе по гному и вели с ними секретные переговоры об исполнении своих желаний. В настоящее время дворец Мирабель, что с испанского переводится как чудесный вид, является резиденцией бургомистра. Внутреннее устройство типично для строений своего времени. Мне, видимо, уже настроенному на поиск секретов древности, бросались в глаза некоторые изыски декора, похожие на масонские знаки. Побывали в мраморном зале, где музицировала семья Моцарта и сам Амадей. Дойдя до дома, где родился Моцарт, музыка которого чудится в каждом уголке старого Зальцбурга, мы послушали русскоговорящего гида, ненавязчиво присоединившись к группе туристов. Гидом была женщина с хорошим русским языком, в котором угадывался лёгкий австрийский акцент. Она увлечённо рассказывала о судьбе Моцарта во время расцвета братства вольных каменщиков. Композитор принимал активное участие в работе ложи и сочинил много произведений, написанных специально для масонских обрядов и торжеств. В опере «Волшебная флейта» он выразил свои взгляды на масонство, попытался в музыке подчеркнуть общемировые идеи и символы братства. Правда, многие искусствоведы, описывающие столкновение Моцарта с жестокостью и мистическим поведением руководящих членов общины по отношению к нему, предполагают возрастающий конфликт этического плана между композитором и магистрами. Большую роль в недостаточном внимании к Моцарту австрийской знати сыграли власти и церковь. Недолюбливали его за искренность и остроумие.

Дети через 10 минут заскучали, и наша команда, подчиняясь духу коллективизма, отправилась дальше. Подниматься в замок отказались, чувствовалась усталость, да и ресторан там, по слухам, очень дорогой. Во дворец Хеллбрунн решили не заходить. Осмотрели его снаружи, гуляя по садам, где находятся каменный амфитеатр и очаровательный грот. Потешные фонтаны тоже нас заинтересовали. Осматривая их, мы попали под холодный душ. Кафедральный собор мы заметили издалека, благодаря двум восьмидесятиметровым башням. Зайдя внутрь и осмотрев мраморные статуи и роспись стен, мы убедились, что, несмотря на то, что Зальцбург милый и по европейским меркам небольшой город, но он так напичкан достопримечательностями, что на ознакомление с ними потребуется несколько дней. Поэтому, собрав вече, решили перейти реку и двигаться в сторону Мирабель, а потом, пообедав, воспользоваться другим мостом, чтобы добраться до автостоянки. Постояв на мосту и бросив несколько мелких монет в воду, мы поднялись по лестнице на холм, где в парке стояла церковь, и откуда открывался прекрасный вид на город. Пройдя по парку вдоль реки, мы упёрлись в стену монастыря, в котором находится знаменитая пивоварня «Аугустинерброй». Войдя в здание и спустившись ниже по лестнице, мы попали в шумное пространство, где сновали люди с кружками и тарелками в руках, работали лавки, в которых продавали закуски, варили и жарили свинину, сосиски, капусту, картошку, в общем, то, на что дети смотрели с нескрываемым восторгом. Немного осмотревшись и разобравшись в обстановке, мы с Борисом отвели детей в огромный зал с массивными деревянными столами и скамейками, а сами вернулись к жёнам, быстро договорились о меню, распределили обязанности и бросились к киоскам. Набрав кучу еды, отнесли всё детям, а сами отправились за пивом и колой. Сняли со стенда четыре литровые кружки, сполоснули их, оплатили стоимость пива и отдали кружки бармену, который виртуозно наполнил их и швырнул обратно по мокрой стойке. Кружки остановились ручками к жаждущим, были схвачены и отнесены в сторону, чтобы не мешать процессу. Пару секунд мы в ступоре наблюдали эту феерию, ловкость и спокойную деловитость, потом отхлебнули и, прихватив по дороге пару бутылок колы, поторопились за стол. Совесть у домочадцев присутствовала, и съедены были только крендели. Вот тут-то мы и почувствовали единение душ, которые слились в поглощении деликатесов и напитков. Что ни говори, но эта достопримечательность запомнилась молодёжи больше всего.

ДЕТСКИЕ КАНИКУЛЫ И НЕ ТОЛЬКО.

В преддверии летних каникул параллельно возникали и взрослые проблемы. Во-первых, мы с Борисом созрели для покупки автомобилей «Волга» как морально, так и денежно, поэтому в конце весны надо было их приобретать, оформить временные документы, подтянуть все гайки и с помощью шофёра Торгпредства пройти техосмотр. Во- вторых, отправить Евгения в Москву с кем-нибудь, тем более что тёща его уже заждалась. А мы втроём перегоним машину, оформим на границе штамп выезда для получения скидки. В-третьих, вернуться после отпуска обратно и заняться настоящим делом, то есть, рыбалкой. Третий пункт касается только мужчин, так как женщины и дети на всё лето остаются на родине. Деловая активность летом снижается, но если надо, то будет и в-четвёртых, то есть работа, тем более что приёмщикам отпуск не полагается.

Пункт первый был выполнен чётко и без осложнений. Мы отправили Женю с сотрудником Торгпредства. Перелёт прошёл нормально. В Москве его встретили. А вот что касается перегона машины, мне пришлось серьёзно поговорить с Борисом об обстановке, сложившейся вокруг меня. Оказалось, что Шорин серьёзно это воспринимает и готов предпринять конкретные действия, чтобы обезопасить себя и меня от возможных неожиданностей. Мы сошлись во мнении, что необходимо попытаться использовать возможности Шорина в Москве для сбора информации о дяде Самсонова, чтобы понять расстановку сил. Борису не хотелось, конечно, привлекать к себе внимание после того как его кандидатуру отсеяли в борьбе, поэтому действовать надо предельно осторожно, используя только проверенные связи. Перегонять машины вместе не удалось, поэтому мы распрощались с Борисом на целый месяц, договорившись в случае необходимости связаться в Москве по телефону. Подробно описывать наши приключения на трассе Вена-Москва нет смысла. Штамп мы поставили, преодолели придирки румынских пограничников, походили по Будапешту, переночевали в Бресте и очень уставшие в совершенно грязной «Волге» финишировали около нашего дома, где нас ждали родственники под руководством Жени. Первая неделя прошла под лозунгом: « А бояре, а мы к вам пришли». Потом ответные визиты и посиделки с родителями. Людмила утомилась и попросила пощады. Результатом переговоров с женой был наш отъезд с Женей на рыбалку в Псковскую область. Перед отъездом позвонил прибывший в Москву Шорин и сказал, что всё помнит и сразу начнёт копать. Узнав о наших рыбацких планах, предложил свою десантную лодку, так как его планы не совпадали с нашими. Заехав к нему за лодкой, я выслушал первую часть сведений, которые он к этому времени получил от друзей, которые по роду службы имели отношение к Минмашу. Дядя Самсонова был дядей по материнской линии и, естественно, носил другую фамилию. По словам коллег Бориса мало кто положительно о нём отзывался, он характеризовался как холодный властолюбивый человек, не терпящий возражений от подчинённых. Он вхож в высшие круги и одно время котировался на должность министра. Теперь Шорин планирует поговорить с начальником своего подразделения, с которым у него доверительные отношения, а также с парочкой сотрудников, которые могли бы собрать сведения через свои достаточно высокие связи, а также в архивных материалах. Ну что же! Процесс запущен, и уже известный кому надо фантазёр и авантюрист отправляется с сыном в глушь, в район Опочки на озеро, где можно жить в палатке, готовить на костре и ловить рыбу хоть целый день. А самое главное – отдохнуть, расслабиться, что, как известно, способствует мыслительной деятельности. Доехали благополучно. Даже место, где можно было застрять, мы успешно преодолели и выехали на берег относительно чистый и удобный не только для житья. Но и для ловли рыбы. Пока я ставил палатку, Женя настроил удочку и радостно кричал, поймав очередного подлещика. Начало было многообещающим, но усталые рыболовы нуждались в отдыхе, поэтому поев варёной картошки с тушёнкой, коронное блюдо, мы завалились спать на удобных раскладушках, купленных в Вене.

Утром, позавтракав, обустроили лагерь: улучшили кострище, вырыли яму для мусора, натянули верёвки в сторонке для сушки одежды и полотенец. Туалет устроили метрах в двадцати от палатки, а рукомойник повесили на берёзе недалеко от воды. Надули лодку и опробовали её на воде. Это плавсредство, кроме того, что было просторным, отличалось устойчивостью таким образом, что можно было сидеть на борту. Наловив плотвы, мы пообедали жареной рыбой с остатком варёной картошки. Провалявшись пару часов (чувствовалась всё-таки усталость), мы походили по ближнему лесу и набрали грибов, в основном, белых, в количестве, достаточном для супа, затем убрали снасти и одежду, часть в машину, часть в палатку, после этого отплыли на лодке и побросали блёсны. Не поймав хищников, вернулись в лагерь и занялись подготовкой к утренней рыбалке. Оснастив удочки и спиннинги, убрали их в машину. Туда же отправились черви и прикормка. Расправились с лёгким ужином, и – спать до утра. Подробно описывать жизнь рыбаков было бы лишним. Она в принципе похожа на все рыбалки, не важно, где они состоялись. Запомнились только выдающиеся моменты, нетипичные и интересные. Однажды, выплыв на середину озера и начав успешно ловить крупную плотву, мы заметили, что погода очень быстро меняется, и приняли решение пристать к ближайшему острову. С большим трудом мы гребли к нему, так как ветер был такой силы, а волны так раскачивали лодку, что появлялась трусливая мысль, что мы вообще не сможем ступить на землю. Слава богу, недалеко от острова ветер был несколько тише, и мы сумели пристать, перевернуть лодку и залезть под неё. Мы сидели и слушали, как по днищу лодки стучит неслабый дождь и шумит гнущаяся от ветра поросль. Отправляясь на озеро по чьей-то наводке, мы были уверены, что в уловах будет присутствовать пелядь, рыба из сиговых. Но вот уже два дня упражняемся на водных просторах: на глубине и мелководье, но ни одной пеляди не поймали. В километре от нашего лагеря была деревня, где мы надеялись получить информацию, и однажды решили до неё прогуляться. Увидев местного жителя, работавшего в огороде, мы поздоровались и посетовали на плохой клёв. Наш собеседник признался, что деревенские, кто понимают в рыбной ловле, все ловят пелядь сетями и в тех местах, где она присутствует. Правда, хитро улыбнувшись, он заявил, что здесь у каждого рыбака есть свой подход к ловле этой благородной рыбы, поэтому должно пройти время, пока приспособишься. Наше вежливое поведение достигло цели. Мужик пригласил нас в сарай, где стояла бочка с засоленной пелядью и, достав одну рыбку, похожую на селёдку, угостил нас. По вкусу она напоминала байкальского омуля, о чём мы сообщили хозяину. Он был очень доволен такой оценкой и подтвердил, что пелядь в этом районе так и называется «псковский омуль». Селянин рассказал, что места здесь дикие, народу мало, есть мелководные озерки, где ловят мелких карасей для ловли щук на живца. Дорога проезжая только летом. В другие сезоны добраться можно только на грузовике. Поблагодарив за угощение, попрощались и пошли обедать и готовиться к вечерней рыбалке. Потом были и грозы, и ветра, от которых падали деревья. Бог нас берёг, и через неделю мы, отдохнувшие, вернулись в Москву. Впечатлений набрались вдоволь, но пеляди так и не поймали.

Выспавшись, я позвонил Шорину, и мы договорились встретиться, заодно и лодку надо было вернуть. Дома Борис был один, и я не стал отказываться от предложения перекусить. Коротко рассказав о нашем с Женей путешествии, я с нетерпением стал расспрашивать о результатах «расследования» Бориса. В результате анализа информации, добытой всеми доступными средствами, Шорин пришёл к соответствующим выводам, о которых мне сообщил: «Давай и в будущем звать его Дядей в отличие от дяди Самсонова, который просто дядя с маленькой буквы. Эти дяди связаны между собой и, можно сказать, одного поля ягоды,– глубоко вздохнул Борис.– Ничего не поделаешь, мы уже ввязались в эту историю. Единственное, о чём я тебя прошу, нигде и никогда не упоминать, что ты что-то о нём знаешь. Он известен в области машиностроения, но не как специалист, а больше как организатор. Он поддерживает контакты с руководством ведущих станкостроительных фирм и со своими предложениями выходит на некоторых членов правительства. Никаких имён, всё очень серьёзно и проглядывает мировой масштаб. Так что, разговаривая с Лётчиком о масонах, ты попал в точку. Что-что, а в интуиции тебе не откажешь, она у тебя даже слишком острая. Так вот, Дядя не магистр, но близко к этому. Во всяком случае, он допущен в те ложи немецкоговорящих стран, где его знают. В каждой ложе своя специфика, своя система связи, свои знаки и символы, дисциплина и секретность». Борис мрачно помолчал и добавил: «У нас масонские ложи функционируют, связаны между собой и влияют на принятие важных решений. Подписываются договора, соглашения, как внутренние, так и международные, и поди пойми, где участвовали масоны с их навязчивой идеей установления мирового порядка! Дядя прикрыт со всех сторон, действует, и с этим надо считаться. В материалах и в беседах присутствуют предположения, что Дядя, обладая жёстким характером, может участвовать в работе по продвижению нужных масонству бизнесменов, банкиров, чиновников высокого ранга на ключевые должности, где они в состоянии принимать выгодные масонству решения. Это касается также и спецслужб. Из этого следует вывод, что Дядя, Сноу и может быть Самсонов – это не все. Должен быть ещё кто-то, кого двигает «наш масон». Писать об этом мне запретили. Более того, грубо сказали, что это дело не моего уровня и посоветовали держаться от Дяди подальше и не лезть ему на глаза. Движок попал «в струю», на некоторые узлы специалисты взглянули по новому, так что ещё раз спасибо тебе. В общем, нами довольны, и отношение вполне ничего себе. Будешь выезжать, позвони, я тебя встречу. Своих я тоже оставляю до конца лета, поэтому будем рыбачить, есть что-то надо» – повеселел Борис. Действительно, он меня встретил, проводил до дома, помог занести вещи, рассказал об общем состоянии проекта. Фирма работает в полном составе, в основном, все занимаются осмыслением новых спецификаций и вносят исправления и уточнения. Рощин рулит. Приёмок почти нет, так как и австрийцы, и немцы в отпусках, поэтому, в основном, бумажная работа. Мне необходимо все документы просмотреть и опять тройкой обсудим. Через день на рыбалку, там и поговорим, а завтра встречаемся в бюро. В общем, как и не уезжал. С удовольствием захватив бутылку водки, полбатона чёрного и аппетитную селёдку из банки, Борис распрощался. Назавтра всё также началось с черняшки и селёдки. Распределение состоялось честно, и пусть угощения было не так много, все были довольны. Сначала Рощин показал мне новый комплект документов, изменённые графики приёмок и схему отдельного цеха, где будет смонтирован универсальный обрабатывающий центр и вспомогательное оборудование. Планируется также обработка тугоплавких металлов и сплавов, несмотря на чрезвычайные трудности, сопровождающие эти процессы. В технической литературе имеется мало данных об оптимальных режимах обработки этих материалов, поэтому требуется проведение дальнейших исследований. Специалисты Минмаша разрываются между производством обычных деталей и, скажем, деталей специального назначения. Может получиться так, что для производства спецдеталей электронную программу управления инструментами составить будет проблематично, поэтому придётся принимать обрабатывающий центр и программное управление на обычных деталях сложной конфигурации из нержавеющих сталей. Пока Минмаш оставляет окончательное решение за собой. Проблема осложняется ещё и тем, что немецкие фирмы сами не знают, каким образом они смогут удовлетворить наши требования. От этих разговоров я устал и пообещал Рощину вернуться к этому вопросу позднее, после того как я обсужу его с Шориным и Самсоновым.

Тройственного союза не получилось, так как Илья, будучи явно не в настроении, сразу отмежевался от обсуждения, сославшись на то, что его дело – проектирование, а не производство. «Вот вы с Шориным и немцами договоритесь о технике, а за изменением проекта я прослежу». Тупичок, подумалось мне.

РЫБАЛКА – ЭТО СВЯТОЕ, НО НЕ ГЛАВНОЕ, ХОТЯ…

Вот и встретились два одиночества, как поёт Кикабидзе. Мы идём ранним утром вдоль протоки, поглядывая по сторонам с лёгким чувством ожидания чуда. Не важно, какого. Пусть заяц выскочит и, испугавшись, смешно засеменит лапами и бросится в кусты. Пусть стрекоза сядет на удочки в наших руках. Даже пусть дождь побрызжет, а потом, умыв листву и окропив водную гладь, унесётся через лес в город. На душе спокойно, и не хочется ни о чём думать. Но придётся.

Выбрав удобное место, снарядили удочки и, усевшись на стульчики, забросили наживку в воду и уставились на поплавки. Не клевало. Бросили в воду несколько горстей сладкой консервированной кукурузы и только хотели вернуться «к нашим баранам», один поплавок поскакал в сторону, и первая плотвица последовала в садок. В течение получаса мы регулярно вытаскивали упитанных плотвиц. Затем клёв затих, зато беседа началась и набирала обороты. Этого Шорин не выдержал и подсел ближе ко мне. Перекинув удочку, он заговорил: «Я вчера перед сном поразмышлял. Кардинально ничего не меняется, но с философской точки зрения это неправильная посылка. Что-то изменяется, конечно. Но мы об этом не знаем. Придётся предпринять какие-то действия, но как-то деликатно, и посмотреть ответную реакцию. С другой стороны, как бы всё не испортить – Франц это же наверняка новые материалы, которые разрабатывает Тиссен по заказу военных фирм. Давай ещё немного подождём, поосторожничаем, а там вдруг появится зацепка». Я взглянул на воду. Одного поплавка не было. Рыба сильно сопротивлялась, и пришлось её долго выводить. Когда она показалась на поверхности, мы увидели, что это килограммовая щука. Вероятно, она схватила плотвичку, которая польстилась на насаженную на крючок кукурузину. Борис умело подхватил щуку подсачеком. «Вот видишь, нежданчик, но справились же… Будем думать»,– вернулся он к прерванному разговору.

Извлекли удочки из воды, снова наживили, подкинули прикормки и сели ждать новых чудес. Плотва подошла покрупнее, и удовольствие, которое мы получали от её ловли, на время приглушило растущую тревогу. Садок тяжелел, и мы решили закончить ловлю, и так рыбы хватит на всех. В приподнятом настроении мы финишировали на Техникер и завалились к нашим вассалам. Жанну тоже позвали, и она даже слегка растерялась при виде «высокого» начальства, но тут же подключилась к чистке рыбы. Обед получился великолепным, а рыба всякая вкусна, когда она свежепойманная. Весело провели время. О работе говорить запретили, говорили о Москве и погоде там. О магазинах подробно рассказывать не стали, что о них говорить, тем более подробно. Ну как в старом анекдоте: «Спроса нет, вот и не завозим». Разъехались по домам чистить свою часть рыбы, а Шорин ещё планировал заскочить к Самсоновым – угостить плотвой и щукой.

Лето подходило к концу. Семья стремилась в Вену. Во всяком случае, так она говорила. Вся. Мы с Борисом как перед судным днём торопились получить максимум удовольствия от рыбной ловли. Как правило, нам удавалось отличиться, но если мы посвящали этому увлечению будний день, то рыбы рощинцам не доставалось. Она чистилась и отправлялась в морозилку. Дисциплина есть дисциплина, утверждают немцы, говоря о желаемом, но неосуществимом. Жизнь показала, что это правильно, но обидно, поэтому мы лицемерили и думали, что незаметно.

На наши вопросы и австрийцы, и немцы отвечали уклончиво, тормозили, и создавалось впечатление, что летом они не работают, а могут только давать советы. Нам сразу стало спокойнее. Мы решили приступить к активной работе с того дня, когда дети пойдут в школу. По моей просьбе Рощин подготовил проект письма в Минмаш, где были представлены результаты наших бесед с фирмой «Тиссен» в лице Франца Ноймайера, и наши предложения по испытаниям обрабатывающего центра. Несмотря на то, что переговоры ведутся в Москве, нам хотелось бы сориентироваться, чтобы вовремя подготовить необходимые документы, в том числе план испытаний оборудования и программного обеспечения. В ожидании ответа, пусть и промежуточного, я почти каждый день приезжал в офис и беседовал с Рощиным, который считал, что история с обработкой деталей из тугоплавких металлов вообще выдуманная и должна решаться металлургами. Мы горячились и по очереди ходили к кофемашине за кофе и печенюшками. Однажды я застал там Анну. Она стояла, задумавшись, и не заметила, как я подошёл. Подняв голову и неожиданно увидев меня перед собой, она вздрогнула и опустила руки. Меня как будто ударило током, и некоторое время я стоял неподвижно, оцепенев, потом молча налил кофе и пошёл, постоял в дверях пару секунд и вернулся к Рощину. Тот посмотрел на меня как на больного, но ничего не сказал.

И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН.

Людмила с детьми приехали в субботу, а в воскресенье мы все вместе отправились на гору Каленберг, о которой давно говорили и как-то даже собирались подняться на вершину, где стоит телебашня высотой 165 метров. Сама гора высотой около 500 метров когда-то звалась «Свиной горой», так как в лесах на её склонах водились кабаны. Рядом с телебашней находится причудливая церковь Св. Иосифа. Детям хватило пяти минут для знакомства с церковью, и они унеслись на обзорную площадку, откуда видно всё то, что дорого венцам: у подножья зеленеет венский лес, блестит Дунай, просматриваются виноградники и весь город. На площади около телебашни толпятся туристы. Работает ресторан, и начинаются тропы, по которым можно двигаться мимо виноградников или через лес. Мы не пошли пешком, а поехали вниз, посматривая на указатели. Нам было не важно, где перекусить, хотелось посидеть на свежем воздухе и посмотреть на довольные лица детей. И нам это удалось. Мороженое тоже было неплохое. Портило настроение приближение школы, поэтому Женя интересовался, успеем ли мы на рыбалку. Я обещал, и в ближайшую субботу мы трое и собака утречком направились в Штопфенройт на озеро. Больше всех был доволен Кузьмич, который во время поездки корчил нам рожи через заднее стекло машины, а по приезде на стоянку никак не хотел надевать ошейник. Пришлось Борису на него прикрикнуть, но через 200 метров, когда мы уже были на тропе, он его, конечно, отпустил. Пёс оценил благородство хозяина и трусил рядом с нами, только изредка исчезал на короткое время в кустах. Было сложно наловить живцов, так как попадались крупноватые экземпляры, но через полчаса у нас уже был десяток небольших плотвиц на троих. Снарядив удочки крупными поплавками и тройниками, каждый из нас забросил две персональные снасти в определённые командой места. Женя с Кузьмичом пошли вдоль берега в поиске других удобных мест, а взрослые мужики сели на стульчики и наблюдали за поплавками. Помолчали. Я не выдержал: «Сноу буду звонить в сентябре, а с Францем увижусь в Кёльне, когда будет ясность с новым текстом контракта» – и исподлобья посмотрел на Бориса. «Конечно, куда спешить, всё равно всё будет постепенно проясняться». Вернулись Женя с Кузьмичом, довольные и разгорячённые прогулкой. Сын перекинул удочки ближе к тростнику, растущему на другом берегу протоки и запросил чаю. Откусив от бутерброда, он вдруг воскликнул: «Дядя Боря, у вас вроде клюёт, вон поплавок притопило». «Погоди, погоди, пусть заглотит»,– запричитал Шорин, ухватившись за ручку спиннинга. Притопленный поплавок поплыл в сторону зарослей. Борис резко подсёк и вытащил килограммовую щучку. Жека помогал ему подсаком. И тут же, бросив щуку вместе с подсаком на траву, бросился к своим удочкам. Постоял, высматривая исчезнувший поплавок, неторопливо подсёк и, с трудом вращая катушку, взволнованно негромко крикнул: «Подсак!» Две щуки лежали на траве. Мы на них временами посматривали и не заметили, как подошёл егерь. Доброжелательно поздоровавшись, он достал рулетку и измерил щучек. «Всё по закону, норма, – сказал он,– вот только рыбу надо прибить, чтобы не мучилась». Он достал из сумки маленькую киянку и поочерёдно стукнул наших щук по голове. «Вот так надо»– улыбнулся он и исчез.

Попив чаю и перекусив, стали собираться. Птицы пели, кузнечики стрекотали, комары поглощали свой завтрак. Было хорошо. Видимо, так хорошо, что мне пришла в голову неожиданная мысль: «Надо ломать ситуацию и действовать самому. Борис осторожничает, и это правильно. Но с другой стороны, если меня изучают и контролируют моё поведение через Сноу, значит, есть какая-то конкретная цель. Шорину она непонятна или он по каким-то причинам не признаётся. Мало ли какие могут быть обстоятельства. Надо думать самому, и я приму решение».

Дети пошли в школу. Людмила включилась в общественную работу. Мы с Рощиным каждый день трудились над отчётностью, оговаривали процесс предстоящих приёмок и переписывались со Штельце. Звонить не хотелось, так как он каждый раз начинал спрашивать, как нам понравился общий новогодний праздник, проведённый по его приглашению в Венском лесу. Ну не можем мы отвечать гостеприимством на гостеприимство. Бюджет у нас очень строгий.

Сноу я позвонил в середине сентября из телефона-автомата. Голос Вальтера выражал радость, и было очевидно, что он загораживает трубку рукой и понижает голос. У меня опять в организме возникло недовольство, соседствующее со злостью. Вальтер явно переигрывал. «Ладно, подождите,– разговаривал я сам с собой, – дальше я сам себе режиссёр». Договорились опять о встрече в греческом ресторане. Сноу рассказал, что он был в Италии, в районе Генуи. Он бывал там и ранее, и хорошо знает и город, и окрестности. «Мне уже там всё знакомо, поэтому я загорал, купался и наслаждался итальянской кухней и вином. Из чисто генуэзской кухни он назвал местные пироги, фокаччо, ризотто на рыбном бульоне и всевозможная рыба с соусом песто. Пока не попробуешь – не поймёшь. Как и везде в Италии – паста, равиоли и пицца. А вот вино надо пить лигурийское. Лигурия – это район, к которому принадлежит Генуя. Вальтер предпочитал белые вина типа пассито и коронато, как настоящий австриец, который своих красных сухих вин и не знает. По его данным в ближайшее время подпишут изменения к контракту, где поменяют спецификацию оборудования, которая осталась после отправки станков. Что касается обработки уже набивших оскомину тугоплавких металлов, австро – немецкая сторона передаёт свой опыт в производстве деталей из таких материалов, а также необходимое для этого вспомогательное оборудование. Франц планирует приехать в Вену в октябре, привезёт с собой документы и, если понадобится, мы их обсудим. «Звони в начале октября, мы согласуем дату встречи»,– уже прощаясь, серьёзно сказал Вальтер.

Шорин редко находился у себя в кабинете весь день. Он посещал Торгпредство, Посольство и какие-то другие организации, и переговорить с ним один на один было проблематично. «Вот-вот или раньше», – отшучивался он. Так как ориентировочно план действий в моей голове уже созрел, я не настаивал.

В начале октября я позвонил Сноу из дома, разрушив таким образом налаженную им систему. Встретиться решили в парке Пратер в ресторане «Швейцарский дом», где Францу нравилась демократичная обстановка и чешское пиво «Будвар». Он об этом раньше упоминал, и мы решили сделать ему приятное. В день встречи я выехал заранее, заправил машину и заехал на рынок, где купил овощей и фруктов, о чём Людмила давно говорила, да всё было недосуг. Затем я поехал в Пратер кружным путём, посматривая в зеркало заднего вида, поворачивая то направо в узкую улочку, то останавливаясь у случайно увиденного магазина. В самом Пратере машин было немного. Был будний осенний день. Я, поставив машину, прошёлся пешком, вдыхая полной грудью запах осени. На территории парка, примыкающей к ресторану, были десятки столиков, но немногие были заняты, ведь было уже прохладно. Открыв широкие двери, я был поражён атмосферой, более соответствующей немецким пивным. Выпить чешского пива, да ещё съесть жареную свиную ножку, да ещё с тушёной капустой, в Вене это великолепие найти нелегко. Посреди помещения стояли большие столы со скамьями, где располагались компании, а вдоль стен была возможность посидеть втроём-вчетвером за столами меньшего размера. Там-то меня и ждали Вальтер с Францем. Заказали ножку и большую тарелку гарниров. Пиво официант принёс, не спрашивая, и, грохнув кружками по столу, поставил на листочке три галочки и всунул его в стоящий на столе стаканчик. Мы не забыли заказать абрикосовки и, ожидая, развлекали друг друга рассказами о летнем отдыхе. Закуска не успела остыть, и мы, выпив шнапс за воссоединение близких душ, принялись за ножку и капусту, орошая всё это пивом. Официант, изучив пристрастия гостей и ничуточки не сомневаясь, аккуратно поставил на стол ещё три кружки. Ноймайер поведал, что на его фирме руководство разделилось на сторонников и противников передачи опыта производства деталей из тугоплавких сплавов советской промышленности, но расширение контактов с советскими учёными и специалистами на фоне развития демократии и двусторонних отношений склонили чашу весов в сторону сотрудничества. Сейчас готовится перечень материалов по этой тематике и спецификация на вспомогательное оборудование. Франц принёс также внутренний доклад фирмы «Тиссен» о проведении опытов с этими металлами, но подчеркнул, что это его частная инициатива. Просмотрев доклад и отметив про себя, что он достойно оформлен и имеет вид действительно рабочего документа, я попросил Сноу убрать его к себе в кейс, мол, потом заберу, а то помну или пивом залью. Посмеялись и решили, что нам хорошо. Быстро темнело, и мне показалось, что все друг от друга устали. Франц на следующий день отбывал обратно в Германию, и ему требовался отдых. Сноу вызвался отвезти его в отель. Я распрощался и через зелёный массив по тропе двинулся к машине. Не дойдя метров двадцать до неё обнаружил, что рядом с машиной мельтешат два типа в плащах. У меня это не вызвало никакого беспокойства и, открыв дверь, я стал усаживаться. Один из незнакомцев подошёл и постучал по окну. Я, приоткрыв окно, спросил, в чём дело. Стучавший заявил, что он сотрудник спецслужб и хотел бы со мной поговорить. Было сумрачно, пустынно, и ситуация складывалась не в мою пользу. Попросив предъявить удостоверение личности, я одновременно твёрдо заявил, что являюсь официальным представителем советского Торгпредства и не собираюсь ни с кем разговаривать на улице. Махнув у меня перед носом удостоверением, австриец (или немец), усмехнувшись, предложил беседовать не на улице, а где-нибудь в другом месте, например, в кафе. Я предложил встретиться в нашем офисе, если имеются вопросы для обсуждения. Одновременно я сообщил, что о нашем контакте буду вынужден доложить директору фирмы. Не смущаясь и, видимо, ожидая такую реакцию, сотрудник через окно протянул мне руку и предложил не держать зла. Не обращая внимания на предложение рукопожатия, я завёл машину и пожелал оперу удачи в его трудном деле. Быстро выдернув руку, опер отступил в сторону.

На меня такой подход оказал негативное, обескураживающее действие. Я ощущал нервное напряжение и гнал машину, стремясь удалиться от Пратера, как будто за мной гнались. На всякий случай я посматривал в зеркало заднего вида и, не заметив никакого интереса к моей персоне, влился в автомобильный поток, следующий в сторону венского международного комплекса (ООН – Сити). Повернув после моста через Дунай направо, я подъехал к дому Шорина. Борис посмотрел на меня, почесал зубами верхнюю губу и, сказав, что как раз собирался гулять с собакой, начал одеваться. Кузьмич примчался, уселся у двери и, порыкивая, вертел головой, посматривая на нас с интересом. «Вот если бы люди обладали таким чутьём»,– подумал я и двинулся вслед за не заставившей себя ждать парочкой. «Интересно, интересно, – включился Шорин, спуская собаку с поводка. – Видно, они стали торопиться, подумали, что мы что-то знаем или догадываемся. Но ведь это – спецслужбы, им кто-то приказ должен был отдать. Во-первых, не волнуйся, во-вторых, ничего никому не рассказывай, подумаем пару дней, подождём, посмотрим, может что-нибудь и проявится с неожиданной стороны. Ты поезжай домой, выпей чуть-чуть, да детей повоспитывай. К утру всё уляжется, и вдруг что-то проклюнется», – тихо пропел Шорин и с едва заметным сожалением посмотрел на меня.

Дома всё было предсказуемо. Женя мастерил очередное укрытие для своих машинок, сопел и не обращал на окружающее внимания. Оля записывала что-то в тетрадь и беседовала с Людмилой, которая в свою очередь испытывала салат на рыхлость деревянной ложкой. Она внимательно на меня посмотрела, прокрутила увиденное в голове и положила мне салата. Рюмку я налил себе сам. Чтобы скрыть невесёлые мысли, я рассказал о жареной ножке и тушёной капусте, об обстановке, которая их окружала, и предложил в выходные нагрянуть в Пратер с завоевательскими целями. «А на колесе покатаемся?» – неожиданно прорезался женин голос. Я посмотрел на его круглую хитроватую физиономию, и мне стало немного легче.

В офисе всё было по-старому и почему должно быть по-другому? Шорина и Самсоновых не было, Жанна мучила счётную машинку, а Рощин с коллегами рисовал на школьной доске графики приёмок. Я к ним присоединился и сразу попал в переплёт. В низах существовало мнение, что тугоплавкие металлы искажают реальную картину машиностроительного производства. Чтобы приглушить инженерный бунт, пришлось вдохновенно смешивать правду с фантазией и получилось, что мы не знаем всех обстоятельств, а в верхних эшелонах должны принять решение, о чём нас проинформируют. Наше дело – придерживаться логики развития событий и высказывать своё мнение. Сюда же надо отнести работу с графиками приёмок, куда желательно вносить коррективы, чтобы чувствовался контроль.

Потом приехали Самсоновы, уже при входе выражающие друг другу какие-то претензии. Анна загремела чашками, и явился Шорин. Не скажу, что у него был вид победителя, но и на проигравшего он похож не был. «Самсонов здесь?» – обернулся он в сторону кабинета зама. И не дожидаясь ответа, сказал: «Ну и… Пойдём, жажда замучила. Анюта, мы на полчаса».

Отхлебнув прохладного пива, мы поставили кружки и некоторое время сидели молча, поглядывая друг на друга. Начинать надо было Шорину: «Я сегодня утром был у одного главного лица и всё откровенно рассказал – иначе нельзя – перепроверит по своим каналам и, если соврёшь, накажет». У меня с ним деловые ровные отношения и, если сможет, то всегда поддержит. Он сказал, что подождём до праздников. Потом, если не поступят другие относящиеся к произошедшему факты, будем думать. Попросил нас спокойно проанализировать все моменты, показавшиеся нам необычными, и никому о событии не говорить, даже Костину. Помолчали, и уже уходя, Борис тихо сказал: «Самсонов задумчивый ходит, видимо, не получается «каменный цветок». А доклад ты правильно у Ноймайера не взял, мало ли что. Сноу привезёт, никуда не денется».

ДЕТИ ТРЕБУЮТ ВНИМАНИЯ.

Обещания надо выполнять, особенно детям. И вот мы в Пратере. Машину поставили там же, где я коротко побеседовал с австрийскими операми. Отсюда парк аттракционов виднелся сквозь деревья, уже наполовину голые. Пройдя по тропе к колесу обозрения и полюбовавшись детской железной дорогой, мы встали в очередь и через пятнадцать минут поднимались над Веной, сидя в кабинке. По осени столица Австрии нисколько не убавила своей красоты. Нам казалось, что мы заново знакомились с уже известными нам местами. Погода была солнечная, воздух прозрачен. Через парк местами проблёскивал Дунай, до которого было не так далеко. Открывался вид и на другие аттракционы, к которым дети с нетерпением присматривались. Догадываясь о предварительном сборе сведений от школьных друзей, я ждал просьб и предложений. И они последовали. Выполнить их все не было возможности, поэтому мы пошли бродить и принимать решения на ходу. После автодрома и бешеного скакуна, который успешно сбрасывал с себя упорных седоков, требовался отдых. Аттракцион ужасов нам его предоставил. После того как Женя заявил, что это всё фигня и ни капельки не страшно, пришлось всем съесть ланген – это такие хрустящие длинные булки, похожие на наши советские язычки, но натёртые не сахаром, а чесноком. Оле очень понравилось, а Жека требовал продолжения банкета, то есть традиционных сосисок с картошкой фри. Мы уселись за стол в садике около пивной «Швайцерхаус», где мы с Францем и Вальтером недавно были. Маленькая (на 800 граммов!) свиная жареная ножка с салатом подвигли Люду на кружку пива, обо мне и говорить нечего, а дети, как всегда, в своём репертуаре. Весело переговариваясь и вспоминая «дурацкий» дом ужасов и женины обидные для скакуна слова, когда он летел с него на лежащие внизу надутые матрасы, каждый делился тем, что он считал интересным для всех. Оказалось, что тем и случаев великое множество, только необходима соответствующая обстановка, чтобы о них поговорить и высказать своё мнение. Домой вернулись уставшие, полные впечатлений, и каждый завалился в свой угол что-то делать своё: читать, писать и думать. Так как я не трудоголик и писать могу в офисе, мне стоило в спокойной обстановке подумать о том, что день грядущий мне готовит. А готовит он мне коллективную работу над практически новым проектом, подготовку документов на продление командировки приёмщикам, хотя может быть зря, так как там уже очередь стоит из «своих». А главное спокойно, если получится, ожидать до «после праздников» каких-то рекомендаций облечённых властью советских чиновников по поводу моих действий или бездействия. Хотели выйти в Бельведер, где была очередная выставка, но было уже сумеречно и лень из-за усталости.

КРАСНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ.

Приближалось седьмое ноября, и советское торгпредство, так любящее праздники, готовилось отметить эту дату, подводя итоги года торжественным собранием и фуршетом с танцами. Костин, которому торгпред, вероятно, поручил организацию проведения праздника, предложил мне выступить на собрании с приветственным словом и небольшим докладом. Отказов за границей не принимают, пришлось готовиться. Своё мнение о революции у меня имелось, стрелка политического компаса, подрагивая, клонилась к либерализму, поэтому сложностей с тезисами не было, а заводская практика работы с людьми подсказывала, как правильно их сложить в компактный доклад, который бы всех устроил. Конечно, я слегка волновался и в день «икс» повёлся на предложение Шорина посетить приём в нашем посольстве. Выпивать я не хотел, однако меня сбил с настроя настоятель местной православной церкви, с которым познакомил меня Борис. Он настолько выглядел священнослужителем, что отказаться выпить с ним рюмаху было кощунством. А потом подошёл Костин с Дядей и, чтобы скрыть напряжение, пришлось выпить ещё одну. Обходя знакомых, я приметил несколько посетителей, которые, на мой взгляд, обращали на себя внимание. Забив себе в память уточнить у Шорина их статус, я удалился домой, чтобы до начала собрания наметить тезисы своего выступления, однако времени оставалось мало, и, посидев немного в кресле и продумав красную нить выступления, я решительно направился в Торгпредство.