Кузьмич

Народ уже был разогрет, зал полон, и многие перекрикивались, думая не о докладе, а о продолжении банкета. Всё было честно. Костин, поздравив всех с годовщиной октября, вызвал меня на сцену. Нешаблонно начав доклад и почувствовав доброжелательный и заинтересованный настрой зала, я облокотился на трибуну и продолжил вещать в выбранном ключе. Реакцию зала я определял по выражению лиц слушателей первых рядов и, если первая часть моего доклада сопровождалась доброжелательным блеском глаз, то по мере того, как я увлечённо рубил с плеча словом, в глазах коллег появлялось сначала недоверие, а потом и какой-то проблеск страха. Никаких изменений в направлении вектора речи не было, но тем не менее… Эта метаморфоза меня задела, я нажал локтями на трибуну и почувствовал, что она двигается в сторону авансцены и, если честно, уже ближе к краю. Чтобы не доводить состояние слушателей до паники, мне пришлось отойти от трибуны, которая, как оказалось, была в свободном плавании и ничем не крепилась к полу сцены. Представив себе, что могло случиться, если бы я ничего не заметил, я сбавил обороты и, искоса поглядывая на бунтарскую трибуну, стал плавно продвигаться к финишу, употребляя не свойственные для начала выступления избитые фразы. Кроме первых рядов никто ничего не понял, и потом, уже в буфете, некоторые знакомые говорили: «Здорово ты докладывал, вот только в конце что-то не сложилось». Пришлось отнекиваться.

Мы с Шориным постояли в буфете, жуя бутерброд и запивая его коньяком, и посмеивались негромко над моими приключениями. Борис рассказал о замеченных мной новых лицах, присутствовавших на посольском приёме. «Ну, Дядю ты теперь точно не забудешь, а когда ты ушёл, он переговорил с личностью, которую ты, вероятно, ранее не встречал. Не все знают, что это – заместитель начальника отдела австрийской контрразведки, который занимается СССР. Мне его как-то показали. Он в МИДе Австрии занимает должность заместителя директора департамента по работе с соцстранами, но мы-то знаем, кто он на самом деле. Самсонов вроде бы с ним знаком. Откуда? Такой клубок! Пойдём, потанцуем! Ты ведь у нас сегодня гвоздь программы». Борис отобрал у приёмщиков Жанну, а я пригласил Анну. У Рощина был недовольный вид, а у женщин наоборот. Анна похвалила меня за доклад, а когда я рассказал ей о казусе, пытаясь сымпровизировать юмореску, она смеялась, обращая на себя внимание. «Да, с вами не соскучишься», – вдруг проговорила она лукаво и как-то нерешительно. – Илья тоже так говорит. А тот был чем-то раздосадован и заметил, довольно зло, что «вы много на себя берёте». И мне показалось, что он это не о нашем проекте.

Высший уровень: дядя Самсонова, Дядя, Торгпред, посол, зам. нач. отдела австрийской контрразведки, и может быть, чиновник, к которому обращался он по поводу произошедшего со мной инцидента.

Средний уровень: Шорин, Самсонов и, может быть, Костин, а также руководители связанных с нами австрийских и немецких фирм.

Низший уровень: Сноу, Ноймайер и ваш покорный слуга.

Какую роль в этой круговерти играет Франц, трудно сказать, но, во всяком случае, не на моей стороне. Ему поручили передать мне внутренний доклад фирмы «Тиссен», он передал. Сноу контролировал передачу, но я доклад не взял. Он также в курсе того, что мой последний телефонный звонок был не из города, а из дома. Обставить подход ко мне в Пратере в лучших традициях контршпионажа не удалось, но Сноу уже не мог ничего изменить. Нам оставили пространство для контрдействий, упрекнуть им меня не в чем, поэтому можно занять наступательную позицию. Надо это обсудить с Шориным и заявить протест или как там у них это называется. Самсонов явно в курсе моего звонка из дома, но его цель неясна, скорее всего, он хочет воспользоваться ситуацией и подвинуть Шорина, одновременно не исключено, что по просьбе своего родственника каким-то образом оказывает Дяде услуги. Вспомнив Самсонова и его двуличность, мне вспомнились слова Анны, подтверждающие мои догадки. На среднем уровне расстановка сил понятна, со Сноу разберёмся, а вот действующие высокие персоны и их цели вне моего понимания. Да и Шорин, похоже, в своих рассуждениях далёк от реальности. В любом случае мы обладаем более обширной информацией, чем несколько месяцев тому назад. Как сказал ранее Борис, подождём пару недель, а потом, если не будет никаких новых данных, будем действовать. Никого в курс дела вводить не нужно, кроме тех, кто уже знает. Во всяком случае, Илью и Костина вычёркиваем.

Раздался шум лифта, родные голоса, и вся команда ввалилась в квартиру и, перебивая друг друга, стали настаивать, хотя я и не возражал. Удивившись моему соглашательскому настроению, детская половина семьи быстро растворилась, а мы с Людой решили внести предложение поехать за грибами, так как торгпредские женщины сказали ей о появившихся в Венском лесу маслятах и опятах. Мы изложили идею поездки детям, подчеркнув, что потом можно было бы пообедать на одном из холмов, где тренировались дельтапланеристы. Дети выслушали предложение, оценили его как интересное и, не имея никаких возражений, согласились.

ВЕНСКИЙ ЛЕС.

Мы никого с собой не приглашали, поэтому могли не спешить, но всё-таки встали пораньше, чтобы полнее использовать светлое время глубоко осеннего дня. Отправились мы по южному автобану. Когда начались сосновые леса, свернули на местную дорогу, ведущую вдоль леса до упора, где была спонтанно устроена автостоянка. Пройдя оттуда метров сто, мы упёрлись в маслята. Их было столько, что говорить, что мы их искали, просто смешно. Грибы срезались под шляпку и укладывались в пластмассовые ведёрки. Изредка слышимые крики убеждали нас, что мы не одиноки. Первый акт грибной эпопеи закончился, когда ведёрки стали полными, а руки чёрными. Двигаясь к машине, мы непроизвольно косили глазами по сторонам, и казалось, что мы здесь не проходили вообще. Жёлтые живые пятна. Тихая и будоражащая воображение охота. Сполоснув руки и усевшись в авто, мы направились по дороге, которая разрезала Венский лес пополам и служила перемычкой между южным и западным автобаном. Выискивая какой-нибудь съезд в лес, я неожиданно для себя обнаружил не очень-то приметный указатель на деревню Майерлинг и, недолго думая, свернул на узкую асфальтированную дорожку, ведущую в покрытое тайной Венского леса место. Пока мы двигались в сторону замка, я коротко рассказал связанную с ним душещипательную историю кронпринца Рудольфа и его любимой румынской баронессы Марии. Будучи женат, кронпринц тем не менее, не скрывал своей связи с Марией и даже успел обручиться с ней по обряду масонов, одновременно послав прошение Папе. Отец Рудольфа, Франц Иосиф первый, не желая замечать душевный надлом сына, угрожал ему лишением наследства и высылкой из Австрии. На пике обострившихся отношений в семье Габсбургов случилась трагедия, когда были найдены в охотничьем замке тела любовников. Расследовалось много версий, но тайна трагедии так и не была раскрыта. Венский лес продолжает её хранить.

Ознакомившись с экспонатами, мы поспешили в лес. Лес был приведён в порядок, поваленных деревьев не было вообще, но мы всё же вымучили пакет опят, которые находили на пнях и возле деревьев. Незаметно подкрался голод и, когда прозвучало предложение вернуться к машине, оно было встречено с энтузиазмом. По дороге мы потревожили стадо кабанов. Известно, что кабаны, особенно самки, очень опасны, когда с ними находятся детёныши, а это был тот случай. Мы замерли и молча смотрели на гордое шествие диких свиней по тропе. Поросята, как и взрослые особи, были тёмные до черноты, но в полоску, что было неожиданно весело. В считаные минуты семья исчезла в овражке, а мы в машине.

Кафешка была расположена почти на склоне холма в сторону автобана. Ребята очень радовались солнечной погоде, летающим дельтапланам и, конечно, сосискам с картошкой. Мы с Людой опустошили целую сковородку жареной печёнки с картошкой. Напитки у всех были свои.

Вернувшись в Вену, я завёз семью и заскочил затем на Техникер, чтобы передать приёмщикам ведёрко с маслятами. Подарок был принят с благодарностью, и я, не задерживаясь, поспешил домой. Тем не менее, у меня сложилось впечатление, что опустившиеся на город сумерки ещё больше сгустили грибной дух, чувствовавшийся даже на улице. Дома грибы поделили пополам – половина Шориным, о чём я сообщил Борису по телефону. Кузьмич грибам был явно не рад, и, пока мы разговаривали, ворчал и мешал хозяину общаться.

ПОСЛЕДНИЙ И НЕРЕШИТЕЛЬНЫЙ.

Выспавшийся и посвежевший я пришёл в офис раньше всех, открыл дверь и стал раскладывать на столе документы, готовясь к разговору с Рощиным, так как надо было выработать общую позицию по отношению к начальникам и, может быть, сформулировать собственное мнение при разговоре с Костиным, хотя Шорин повторял много раз: «Сами решим!» Собственно, вопросов было немного и на листе, который я подготовил для записи замечаний и предложений, удалось сформулировать лишь несколько фраз. В большинстве случаев присутствовала специальная графа, в которой хитрый Рощин писал: «С проектом согласовано». Можно было, конечно, в отдельных документах поставить галки и написать карандашом «проверить», но по мере ознакомления эта идея тускнела и сошла на нет. В целом, всё было достаточно продумано. Оставалось собрать внутренний «хурал» для составления проекта протокола о состоянии дел и приложений к нему. До прихода сотрудников было время, и я, положив перед собой чистый лист бумаги, рисуя замысловатые геометрические фигуры и соединяя их, задумался. Так бывает с человеком, который с отрешённым видом сидит и, кажется, что он обдумывает какую-то важную проблему, а на самом деле мыслительный процесс проходит сам собой. Усталый ум не в состоянии зацепиться за что-то существенное и сделать самостоятельный шаг в сторону познания. С расстановкой сил я уже пытался разобраться, но с каждым уровнем, где условно соседствовали и свои, и чужие, предстояло разобраться. Ну вот, вроде бы забрезжило. Значит, свои? Шорин – безусловно, свой, и обсуждать возникшие проблемы можно только с ним, хотя у него положение – хуже не придумаешь. На фирме его подсиживает, и серьёзно, Самсонов, с которым всё время приходится считаться, имея в виду родственные связи и, даже думать не хочется, не только родственные. Мне, конечно, сие не ведомо, но имеется зависимость от посольства, и даже, в лице Костина, от торгпредства. С учётом того, что вокруг него из-за меня сгустились нетрадиционные тучи, едва ли он меня будет решительно отстаивать. Конечно, он сделает всё, чтобы меня поддержать и помочь, но в рамках, за которыми он рисковать карьерой не будет. Задумываться о роли Рощина не стоило. Он просто хороший парень, доверяет мне и даже может чисто по-человечески помочь. Приёмщики ходят под Рощиным, обеспокоены только продлением командировки. Ни помощи от них, ни вреда не просматривается. Костин – личность мутная и неинтересная. Назвать его своим можно только с натяжкой. Самсонов – «свой-чужой», и ни одна система ПРО его не определит, тем более, что «свой» он – условный и в любой момент перейдёт в противоборствующий лагерь. Степень «чужести» была бы ясна, если бы мы знали цель завязавшегося «сражения». А это сейчас главное, так как от этого, ни много, ни мало, зависит моя судьба. Так что думай – не думай, а из мужской известной мне половины окружения единственный бескорыстный друг – это Кузьмич, загрустил я, реально почувствовав на ногах тёплую мягкую тяжесть его тела.

Пришла Анна, заглянула, бескомпромиссно предложила кофе. Кофе пришлось принести два, так как ввалился Рощин, который рассказал, что на Техникер при чистке грибов забили всю канализацию, и сейчас её чистят австрийцы. Они ругаются, а наши ехидничают, но ведут себя уважительно. Анна похихикала и пошла к Жанне обсудить подробности. Приёмщики, как всегда, прокрались тихонько и что-то обсуждали у себя в кабинете. Самсонов разговаривал по телефону, оттачивая свой немецкий. Был слышен его смех. Потом приехал Шорин, забрал приготовленные для него грибы, куда-то отъехал, вернулся и какое-то время переругивался с Ильёй. В середине дня предложил мне отвезти Нелли грибы и погулять с Кузьмичом. Был какой-то взвинченный. Маршрут был сродни настроению, проехали переулками мимо Интерконти и Хилтона на набережную канала в канцелярский магазин, купили пачку бумаги и ручек для офиса. А затем по краю Пратера вырулили на мост через Дунай, а там через парк – к дому Бориса. Поменяв грибы на Кузьмича, пошли прогуляться, хотя Нелли предлагала пообедать. Чувствовалось, что Борис не склонен к домашней трапезе, а у пса были планы на прогулку. Осенняя погода, пустынно, какая-то мелкая водяная пыль в воздухе. Борис помолчал и нехотя проговорил: «Во-первых, за нами сегодня была слежка, это ни в какие ворота не лезет, но тут что-то не так. Не будут австрийцы заниматься ерундой. Они ведь знают, что мы против них не работаем. Значит, кто-то попросил. Претензий к тебе никаких нет, во всяком случае, по разным каналам никаких новых данных об инциденте в Пратере не поступало. Мой шеф занял выжидательную позицию. Это понятно – лишний геморрой ему не нужен. Так он говорит, но сам считает, что его уровень позволяет ему принимать неординарные решения, связанные с известными только ему обстоятельствами. Пока приказ – ждать. Если бы мы не доложили о подходе к тебе, было бы ещё хуже. Мы бы оказались заложниками и левых, и правых, хотя и сейчас от нас уже ничего не зависит. Если шеф задумает пойти к послу, он меня известит. Фантасмагория какая-то, что не удивительно, если Дядя рядом. Зацени выражение «Дядя рядом». Действительно, нечеловеческая мистика какая-то, – то ли хохотнул, то ли всхлипнул Борис, сопровождая найденный «шедевр» непереводимым набором слов. Кузьмич удивлённо взглянул на хозяина, потом на меня и коротко заскулил. Видимо, сочувствовал.

НЕТ ОТДЫХА ДУШЕ УСТАЛОЙ.

Подкрался Новый год. В торгпредстве в фойе зала установили и украсили ёлку, дети репетировали всякие песенки и танцы для новогоднего концерта, строили планы на школьные каникулы. Новый год встретили в торгпредстве, а потом посидели с Шориными у нас дома, пошутили, пошумели, послушали Пугачёву и даже пытались ей подпевать. Получилось неожиданно хорошо. Приёмщикам командировку продлили на полгода. Они приободрились, но лимонку пить не перестали. От Штельце последовало приглашение провести вместе православное Рождество в Тироле около известного ледника Гроссглокнер. Кроме удобных лыжных трасс, там чудесные виды на Альпы, а высокогорная панорамная дорога является одной из самых знаменитых горных дорог в мире. Разместились в отеле у подножия ледника на пригорке. Видно, так строили из соображений безопасности. Все номера с балконом. Штельце был с женой, полной женщиной, оказавшейся любительницей горных лыж и катавшейся лучше всех. Самсоновы были в новых лыжных костюмах, с новым оборудованием и выглядели вполне убедительно. Шорины были настроены снисходительно. Тем более что Нелли категорически отказалась «портить причёску». Оля и Наташа чуть-чуть покатались и уселись с Людой в шезлонги рядом с Нелли. Шорин и я с Женей решили испытать все трассы. К счастью, их оказалось немного, и мы влились в коллектив в середине дня. Самсоновых мы встретили на трассе и сообщили им, что встречаемся по просьбе Штельце в кафе на леднике. Каждый отдал спорту то, что посчитал необременительным, то есть никто не стал ломаться, и постепенно собрались у входа в кафе, ожидая сигнала к штурму. Последней примчалась фрау Штельце, румяная и довольная. Она так лихо остановилась перед нами, что очередь из снега перерубила всех пополам. Это было похоже на детскую шалость. Все заулыбались, расслабились и, уступая друг другу дорогу, устремились к входу, рассчитывая на послеобеденный отдых. Взрослые не отказались от абрикосовки и бочкового пива, а дети гнули свою линию. В качестве специального блюда по совету Штельце все с удовольствием съели острый супчик с рубцом. Потом принесли дежурное блюдо: тушёную свинину с картофелем и капустой с большим количеством подливки. Дети ели сосиски, а гарнир брали у нас. Женщины обсуждали свои проблемы, а мужчины, как всегда, работу. Штельце подтвердил, что приёмка специальных станков состоится в Линце, учитывая, что принято решение их отгрузку производить из Австрии. Обрабатывающий центр доставили из Германии, а специальный высокоточный станок из Швейцарии, причём станины для этого оборудования будут тоже изготавливаться нашими зарубежными партнёрами, в то время как станины для остальных станков будут отливаться на советских металлургических заводах. Самсонов сказал, что изменения в проекте практически все проведены, планировки уточнены и поступят для утверждения в ближайшее время. Шорин немного резковато заметил, что работа по приёмкам идёт в графике, претензий нет, лишь бы нам не мешали. Торгпредство нашу работу включает в отчёты, Костин пытается давать «ценные» указания, не вникая в суть. Я понимал, что Борис специально мутит воду, надеясь, что Илья поддержит разговор о Костине и где-то проговорится. Но присутствие Штельце остановило дискуссию, и, поблагодарив его за приём, мы разбрелись по номерам. Мои пошли прогуляться, а я открыл дверь балкона, сел в кресло и задремал. Очнулся я от стука в дверь. Одновременно со стуком ввалились Борис с Ильёй и, продолжая раздражённо говорить, показали на столик, используя в качестве указки бутылку водки, и подняли три пальца, намекая на три бокала. Намёк был понят. Илья бегал по комнате и продолжал начатый ранее разговор: «Нечего на меня вешать всех собак, вы сами всех нервируете, не понимаете, что люди серьёзные и шутить не любят. Что Костин, это просто смешно! А Сноу – просто дурачок, его убьют – никто и не заметит. К слову, он сейчас в больнице валяется с сердечным приступом. Сидите, раз попали, и не сопротивляйтесь!» – шлёпнулся он на стул и стал разливать. Положив на столик печенюшки и кубики сыра, я впервые подумал о том, что Илья действительно не всё знает, а если точнее, не знает сути, просто чувствует ситуацию и боится, так как знаком с действующими лицами. Но Шорин уже завёлся и, залпом выпив, на удивление спокойно сказал: «Илья, у нас с тобой всё ясно. Мы и так с тобой всё вместе решаем, но так вот, без борьбы, с позиций силы, подставлять… Зло берёт. Илья, я тоже смогу включить резервы, но давай оставим всё пока ровно. Только скажи, где Он существует в пространстве и времени? В Вене, конечно, нам теперь только Германии не хватало. Илюш, давай дружить! Нам для дела надо, а молчать будем даже на костре инквизиции. В Москве кое-кто уже насторожился, но предпринимать ничего не будут. Всё быстро меняется, а мы не знаем, как всё обернётся».

Илья сидел, слегка покачиваясь на стуле и сжимая в руке бокал так, что костяшки пальцев побелели. «То, что всё меняется – не ходи к гадалке. В догадки я играть не буду, глупо это. Отель прямо напротив собора на Штефансплац, выхода два – на площадь и на Грабен. Обедает он в отеле, там отличный ресторан. Завтракает обычно в Интерконти, видимо, нравится еда. А деньги, скорее всего, его не интересуют. В этих же местах проводит деловые встречи».

Нельзя сказать, что эта информация Шорина воодушевила. Он смотрел на Самсонова зло, хотел что-то спросить, но вместо этого вяло махнул рукой и взялся за бокал. Молча выпили. Тут после лёгкого стука в комнату вошла Анна. «Илья, ты же обещал проехаться по панорамной дороге. Хотя, видимо, все водители в ауте…»– прошлась она взглядом по нашим напряжённым и раскрасневшимся лицам. «Так получилось»,– Илья и не думал отступать в сторону.

ЭТОТ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР.

В начале февраля Самсонов готовился к командировке в Союз, чтобы на месте в Минмаше, в проектном институте и на строительной площадке определиться с очерёдностью приёмок и отправки оборудования. Он неоднократно звонил в Кёльн, задавал проектантам вопросы, записывал, а потом собрал нас и заявил, что ждёт от нас быстрой реакции на информацию и возможные вопросы, на которые ему понадобятся немедленные ответы. Связь будет поддерживаться по факсу, установленному в проектном институте в Москве, и по телефону, разговоры по которому надо оформлять в виде телефонограмм. Мы его успокоили, проводили и продолжили заниматься обычными делами. Неделя без Самсонова пролетела быстро и не оставила следа в памяти. Но какая-то волна всё-таки прокатилась, так как Шорин после возвращения Ильи помрачнел, и выражение ожидания неприятных известий не сходило с его лица. Связано ли это было с поездкой Самсонова в Москву, трудно было понять, но Борис хранил молчание.

Приближалась весна, и фигурно подстриженные декоративные кусты в парке Бельведер подёрнулись салатовым пушком. Мы уже подумывали о рыбалке, но у Творца всегда более точная информация о будущем, и в одно тёплое утро Шорин предложил мне прогуляться. Я уже, видимо, так устал от режима напряжённого восприятия действительности, что даже почувствовал некоторое облегчение. Погуляв около выставочного зала в Бельведере и ознакомившись с расписанием выставок, мы посидели на скамейке. Откуда открывался прекрасный вид на Вену. Смысл нашей беседы заключался в одном лишь эпизоде, который, как и бывает в жизни, мог повлечь за собой значительные последствия. Шеф Бориса сообщил ему, что он проинформировал посла о подходе ко мне в Пратере и твёрдо заявил об отсутствии у австрийских спецслужб порочащих меня сведений. В сообщении послу шеф применял несколько раз слово «провокация», причём посол при этом недовольно морщился. Борис не уверен, что эта информация по дипломатическим каналам будет доведена до МИД Австрии. Вместе с тем, он решился на запрещённый приём, договорившись с секретаршей посла запомнить визит Дяди, если он состоится. Испытывая к Борису чувство приязни, молодая женщина обещала сделать это. Она узнала Дядю на фотографии, которую Шорин ей предъявил. «Мне же не трудно сказать девушке приятное и вручить безделушку какую-нибудь, а в посольстве я чуть ли не каждый день бываю,– добавил он. – А ещё, когда мы узнаем, что Дядя был у посла, нам предстоит самое трудное – чуть-чуть последить за ним, потому что нас могут ожидать непонятные, но важные вещи. Подумай, следует ли использовать Рощина? Нам ничего другого не остаётся, как действовать самим. Имея на руках факты, шеф решит, как их можно использовать в своих интересах. Вдруг они совпадут с нашими?»

По здравому рассуждению мы могли теперь просто ждать. А вы пробовали спать, есть, пить, разговаривать с людьми и одновременно ждать неизвестно чего? Но в жизни всё так и происходит. Твоя судьба где-то решается, а ты не имеешь об этом никакого представления. Ты непроизвольно оказываешься вершителем чьей-то судьбы, даже не подозревая об этом. В любом случае мир устроен так, что рано или поздно новости тебя найдут, но будет, скорее всего, уже поздно. Мы этого боялись, поэтому каждый отъезд и возвращение Шорина меня нервировали, так что мне начинало казаться, что пора что-то делать. Человек не может жить всё время в напряжении. Работа и быт сняли остроту, и появились настойчивые мысли о рыбалке. Сын, не привыкший к взрослой дипломатии, прямо заявил, что лёд на всех прудах растаял и пора бы… Шорин сдержанно смеялся, на словах поддерживал идею, но не более того. Зная его характер и, в основном, одобряя его конкретность, я в душе понимал, что ему хочется расслабиться, когда мысли возвращаются к исходной точке. Но ребёнку этого не объяснишь.

Борис всё-таки узнал, что интересующая нас личность посетила посла. Не было никакого сомнения, что последний обладает информацией и связями, чтобы позволить себе тянуть время и, прикрываясь полученными из центра указаниями, принять наиболее комфортное для себя решение.

Напротив центрального входа в отель размещалось кафе – кондитерская, где в любое время дня толпилось огромное количество народа, жаждущего свежеприготовленных пирожных. Большие во всю стену окна позволяли лицезреть всю площадь и пешеходов, снующих по ней. Стоячие места у окон всегда были. Там устроена длинная стойка, как в баре, где можно удобно поставить чашечку кофе и картонное блюдечко с пирожными. Там я и стоял ближе к вечеру, пристально вглядываясь, как в киноэкран, в стену отеля, где темнел вход. Возле входа в отель с улицы Грабен устроили кафе прямо на улице, где венцы и туристы за столиками под зонтиками проводили время, перекусывая чем-то лёгким и разглядывая толпу. Там сидели Шорин с Рощиным, дегустируя сухое белое вино. Диспозиция была правильной, но «рыба плавала в другом водоёме». На другой день нам повезло. Не успел я отхлебнуть горячего кофе, как увидел появившегося на углу отеля, на пересечении Грабен с площадью, Дядю, который не спеша двигался в мою сторону. Расстояние между нами было не более пяти метров, но рассмотреть что-либо в кафе со стороны улицы было невозможно, если, конечно, не ставить такой цели. Повернув за собор, он двинулся в сторону городского парка. За ним, слегка горбясь, семенил Рощин, увёртываясь от суетящихся туристов. Подошёл Шорин, и мы направились в торговый центр на Кертнерштрассе, где договорились ждать Рощина. Он появился минут через двадцать, взволнованный, но довольный. Евгений точно описал человека, с которым Дядя поздоровался, и Шорин, немного подумав и посмотрев по сторонам, вынул из кармана куртки несколько листков бумаги. На них была изображена, извлечённая из какого-то журнала, иерархия МИД Австрии, перечислены все службы, включая различные департаменты. При описании рода деятельности каждого департамента были представлены фотографии руководителей и их замов. Три пальца сошлись на одной фотографии. «И что бы это значило? – вопросительно посмотрел на нас Борис. – Ладно, подумаю, а сейчас мы заслужили обеденный перерыв». В подвальном помещении ресторана «Гёссер» нашёлся столик и для нас. А от него до офиса всего-то пятнадцать минут пешком. «Ну, вы вкалывайте, – улыбнулся Шорин, садясь в машину,– а у меня не менее важные дела».

В офисе было спокойно. Рощин несколько раз решительно заходил ко мне в кабинет со схемами, при обсуждении гордо поворачивался в профиль. Пришлось сказать ему, что он похож на греческого героя. Он заслуживал и большей похвалы, но грубая мужская натура не терпит излишней ласки. Анна поила нас кофе, развлекая историями из жизни торгпредства, посмеиваясь над мелкими бытовыми событиями. Жанна корпела над очередным балансом. Руководители отсутствовали. Первым приехал Самсонов, отобрал у нас Анну, и они, по-разному черканув по нам взглядом, исчезли. Рощин отпустил приёмщиков на Техникер заниматься хозяйством, а я дождался Шорина. Но он, похлопав меня по плечу, поцокав языком и заявив, что надо бы на рыбалку, снова ретировался.

ЕСЛИ БЫ НЕ РЫБАЛКА ИЛИ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР 2.

В субботу. Сгорая от нетерпения. Мы с Женей неслись в Экартсау, где нас уже ждали не менее нетерпеливые Шорин с псом. При встрече Кузьмич облизал своего юного друга и почтительно на меня посмотрел. Купив в магазине наживку, мы по тропе поспешили на наши места. В этот раз Кузьмич солидно трусил рядом, природа пела и пахла, глубоко внутри теплилась надежда. Поймав несколько плотвиц, Женя со своим привычным компаньоном пошли вдоль берега на разведку, получив приказ «языка не брать». Казалось, что от обретённой свободы они счастливо повизгивали и мгновенно исчезли за росшими вдоль воды кустами.

« Сначала я получил втык за самодеятельность, а потом пришлось четверть часа сидеть и смотреть на думающего шефа. Ты не можешь себе представить, какие это краски, чувства и движения. Когда я рассказывал, он двигал на столе все попадавшие в поле зрения предметы, включая чугунный письменный прибор, из которого сыпались карандаши и ручки. Он ёрзал в кресле, вскакивал, тёр лоб, причём одновременно его лицо меняло цвет от бледного до багрового, а глаза то светились, то темнели за очками. А потом, когда размышлял, он делал то же самое, но в медленном темпе, и это было непереносимо. Заключение было следующим: во-первых, мы теперь знаем все привходящие обстоятельства, которые можем толковать по своему; во-вторых, оценить создавшуюся ситуацию проблематично, так как мотивы и сценарий нам неведомы; в-третьих, от нас уже ничего не зависит и остаётся только ждать, однако развязка неминуема, учитывая серьёзную расстановку сил; в-четвёртых, посол – лицо зависимое, и он примет такое решение, которое устроит всех, кто замешан в эти игры; в-пятых, продолжайте работать, и не дай Бог…» Шорин виновато на меня посмотрел и добавил: «Игра, конечно, в одни ворота, но и ущерба большого не будет». Вернулись мальчишки. Женя сказал, что в ста метрах от нашей стоянки в заливе плещется и плавает на поверхности довольно крупная рыба. Прошлись по берегу и увидели описанную картину. Вероятно, после зимы ослабевшая или больная рыба не в состоянии погрузиться в воду и делает бесполезные круги. «Вот тебе и аллегория», – с горькой усмешкой подумал я.

КОРОТКО ОБО ВСЁМ.

Работа над проектом подходила к завершению. Рощин несколько раз выезжал в Кёльн, откуда связывался со строительной площадкой и подчищал подвисшие вопросы. Результаты своих переговоров и проекты протоколов он по факсу отправлял в Вену. Подправленные и согласованные со Штельце, они направлялись нами в Москву. Минмаш всё сверял ещё раз со стройплощадкой и посылал нам указания с приложением графиков приёмки оставшейся части станков и принадлежностей. По здравому размышлению работы оставалось месяца на четыре.

Самсонов смирился со своим положением, помягчел и стал вполне дружелюбным. Они с Шориным, видимо, окончательно выяснили отношения, и Борис управлял офисом единолично, уже не отделяя проектную часть от всего проекта. Почувствовав неограниченную власть, Шорин разошёлся, и мы начали ездить на рыбалку уже и в будни, не афишируя это, но и не особенно скрывая, снабжая рыбой весь коллектив. Вязкая атмосфера, связанная с Дядей и его амбициозными планами, не прояснялась. Приходилось смириться с мыслью, что всё разрешится внезапно и кардинальным образом.

Австрийские СМИ много внимания уделяли состоянию советско – австрийских отношений, особенно в части поставок нашей стороной энергоресурсов, от которых в значительной степени зависела не только австрийская промышленность, но и население. В политических кругах Австрии, как и во всей Европе, велась позиционная борьба между сторонниками умеренной политики, предполагающей сотрудничество с социалистическими странами, в том числе с СССР, сохраняя статус нейтрального демократического государства, и партиями более радикального толка, предпочитающими партнёрство с соседями, среди которых ведущую роль играла Германия. Наше руководство прилагало много усилий для поддержания стремления Австрии к нейтральному статусу и сохранения паритета с оппозицией при помощи умеренных цен на нефть и газ. Наш посол, не являясь крупной политической фигурой, старался придерживаться линии, разработанной руководством страны, и следовал неукоснительно его указаниям. Поэтому, когда с австрийским канцлером был согласован визит нашей правительственной делегации в Австрию в начале июля, посол дал указания всем руководителям советских организаций, работающих в стране, представить ему планы по работе с австрийскими учреждениями и фирмами во время пребывания нашей делегации в Австрии. Шеф Шорина, расценив высказывание посла в личной беседе о принятии всех мер по предотвращению возможных провокаций, обеспокоился и вызвал Бориса к себе. Долго он разговаривать не стал и приказал ему, чтобы в конце июня меня в Австрии не было. Всё это он рассказал мне во время нашей прогулки в Бельведере. Ещё он добавил, что моего отъезда никто не требует, просто так будет лучше. Шеф обезопасит себя, будет выглядеть перед послом хорошим исполнителем, а московское начальство поставят перед фактом, используя выражение «в соответствии со сложившимися обстоятельствами». Времени до отъезда ещё навалом, и в конце мая, когда закончатся занятия в школе, я с семьёй смогу получить на фирме оплачиваемый недельный отпуск, который смогу использовать для поездок по Австрии. Бензин и часть расходов он мне оплатит. Беседа получилась какой-то тяжеловатой, даже натужной, но по – другому и не вышло бы. Мы это понимали и, мало того, друг другу сочувствовали. Он понимал, что удар пришёлся по мне, а я чувствовал, что ему это ещё припомнят.

Как обычно, накануне лета работа в офисе несколько ускорилась или это только так казалось. У приёмщиков командировка заканчивалась, и они много времени тратили на беготню по магазинам. Им никто не делал замечаний, так как все понимали, что проект движется к концу. Начались бюджетные проблемы и пересмотр спецификаций, но и австрийцы, и немцы относились к этому индифферентно и связывали такие требования с общим состоянием экономики СССР. Графики приёмок оборудования чётко выполнялись, но уже складывалось мнение, что они затянуты. Рощин знал себе цену и, чувствуя себя героем без упрёка и подозрений, рассчитывал покинуть Австрию последним. Я в беседах с сотрудниками жаловался на состояние здоровья своих родителей и предполагал, что придётся уезжать в Союз раньше времени. Анна как-то необычно на меня посматривала, видно Илья ей выдал по моему поводу свои соображения.

Семья, после того как я сообщил, что старшему поколению в Москве требуется поддержка, сплотилась и ушла в активную оборону, раздумывая о том, что нам ещё подкупить и куда съездить. Оказалось, что меркантильная сторона не очень-то занимала детей, поэтому Людмила вопросы закупок взяла на себя, определив с моей помощью наши финансовые возможности. А по поводу поездки обсуждение зашло далеко – вплоть до Лихтенштейна, поэтому решено было сначала почитать, подумать, навести справки. Билеты заказали на 30 июня заранее, чтобы вовремя получить за них шиллинги и потратить. После того как Женя упаковал свои машинки в коробку, мы наконец опомнились, осознав, что до отъезда ещё далеко. Люда говорила с торгпредскими жёнами и почти каждый вечер выкладывала нам информацию о местах, которые посетили её собеседницы. Конечно, вкусы у всех разные, и мы на семейном совете, пользуясь картой, пытались разработать маршрут нашей прощальной поездки. Ни с кем особенно не советуясь, мы решили отправиться на юг Австрии, посетить Грац и Клагенфурт и насладиться красотами многочисленных озёр, расположенных вдоль границы со Словенией. «Сборы были недолги», и как только школьники отделались от забот, мы встали пораньше (никто и не думал капризничать) и с песнями покинули Вену. В Граце мы нашли приличный недорогой отель и, глубоко вдохнув воздух свободы, отправились в центр города. Конкретного плана у нас не было, и в рамках произвольной программы мы внимательно осмотрели церковь Сердца Христова, которая является третьей по величине в Австрии и славится своими витражами, и базилику Мариатрост, которая располагается на холме, возвышаясь над городом почти на 500 метров, и отличается пышным интерьером в стиле барокко. Надолго нас не хватило, и когда ноги вынесли нас к ратуше, рядом с которой пестрели прилавки с местными деликатесами, мы там задержались, «изучая» эти деликатесы на удобной лавочке в маленьком сквере. После «научной работы» программа стала ещё более произвольной, а отдых привлекательным. До отеля было недалеко, мы отдохнули, и вечер не заставил себя ждать. Прогулявшись по центру и осмотрев по ходу всевозможные замки, собор Святого Элидия, принадлежащего ордену иезуитов, и оперный театр, мы выдохлись и решили завершить экскурсию, полюбовавшись панорамой Граца и окрестностей с горы Шлоссберг, поднявшись туда на фуникулёре. Поняв, что силы на исходе, а город капитулировал, мы побрели на поиски хлеба насущного, который, как известно, можно найти в каком-нибудь местном кафе. В этот раз мы попали под влияние детей с той лишь разницей, что сосиски были не венские варёные, а местные разных сортов, жаренные на гриле. К этой куче вредной еды заказан был гарнир из горячей тушёной капусты и картошки фри, причём для приготовления использовалось местное тыквенное масло. Пришлось попробовать местное розовое вино, которое нам рекламировали как коварное. Коварство его заключалось в том, что после выпитого бокала потянуло на десерт, причём не нас, а детей. Штирийский штрудель был большой, вкусный и посыпан крошками тыквенных семечек, слегка обжаренных и подслащённых. Наутро мы отправились в Клагенфурт. Ехали полтора часа. Разместились в маленьком домашнем отеле на озере. Это конечно не Зальцбург, но старый город привлекает сохранившимися средневековыми постройками. Он настолько компактен, что прогуляться по нему не стоит больших усилий, а удовольствия от ходьбы по узким мощёным улочкам и неспешного разглядывания старых строений и достопримечательностей получаешь ощутимо много. Сфотографировали фонтан Линдвурм, очень популярный не только у туристов, но и у жителей всей Каринтии, которые верят в уникальность своей земли. Фонтан представляет собой дракона, из пасти которого хлещет вода, а напротив стоит победивший его воин с палицей. Наверное, есть что-то таинственное в противостоянии сил добра и зла в этих местах, выделяющихся озёрами, фонтанами и скромностью дворцов и церквей. Для местных жителей нет ничего удивительного, что от церквей Святой Елены и Святой Магдалины, расположенных на горе Магдаленсберг, каждый год в полнолуние после Пасхи отправляется факельное шествие по окрестным горам после посещения полночной мессы. Такое шествие на кого угодно оказывает впечатление и создаёт легенды. От средневековья нас отвлёк Минимундус – великолепный парк, на территории которого размещены около двухсот самых известных сооружений мира в миниатюре масштабом 1:25. Кроме архитектурных шедевров в парке устроены мини каналы, мини реки, озёра и порты, по мини железнодорожным путям бегают поезда, а в портах курсируют мини корабли. Если бы не было опасно, летали бы и мини самолёты с ракетами.

Когда мы отправились в путешествие без определённой цели, просто держа курс на запад, я почувствовал истинное удовольствие от самого процесса. Во-первых, это обсуждение с детьми маршрута по карте, во-вторых, остановки в местах, заслуживающих внимания, только для того, чтобы вдохнуть горный воздух, умыться в водопаде, посмотреть с моста стаи форели на речном плёсе и просто прислушаться к себе. В любом случае какие-то пункты по движению обозначать приходилось. Дороги к ним были отнюдь не федерального значения, встречались и серпантины, и грунтовые участки – эти обстоятельства значительно увеличивали время передвижения, что становилось обременительным. Так, нам пришлось потрудиться, преодолевая альпийский участок справа от ледника Гроссглокнер. Красоты открывались необыкновенные, и они надолго запомнились. Красота, когда её много и достаётся с трудом, утомляет, и мы единогласно постановили прекратить сизифов труд и остановиться в Цель-ам-Зее – горнолыжном центре, наполовину пустом. Был не сезон. Цены нас устраивали, тем более что прогулка вдоль озера доставила удовольствие, ресторанчик на берегу всех очаровал, сосиски там не перевелись, а местная свежепожаренная форель была выше всяких похвал. После обеда, который мог считаться и ужином, я завалился на боковую, а жена с ребятами пошли в бассейн. Зря я думал, что на этом все поползновения семьи закончатся. Проснувшись от радостных и бодрых голосов, я не сразу понял, где нахожусь, но постепенно проникся энтузиазмом путешественников, которые, перебивая друг друга, сообщили, что сегодня вечером в ресторане проводится дегустация блюд тирольской кухни. «Им хорошо, – подумал я. – Они проголодавшиеся спортсмены, а я – шофёр, но мне ведь тоже ничто человеческое не чуждо?» Оказалось, не дорого, но мило. Не упоминая о вине и кока-коле, можно отметить: традиционные вареники с начинкой из капусты, бекона и сыра; клёцки; всевозможные колбасные и сырные продукты и, конечно же, сосиски, мокнувшие в глубоком противне с кипятком. Хлеб, поджаренный на тыквенном масле, был вне всякой критики.

И вот мы въезжаем в Инсбрук, который со всех сторон обступают величественные горные цепи. Для нас такие виды стали уже привычными и не поражали, как раньше, своим великолепием и природной мощью. Мы превратились в потребителей красоты. Застолбив место в уютном отеле недалеко от центра, не спеша отправились в старый город и упёрлись в Хофкирхе, церковь, которая является своеобразным музеем истории династии Габсбургов. Дети были поражены огромными статуями эпохи возрождения и мрачноватой атмосферой вокруг них. В собор Святого Якова заходить не стали. Снаружи он выглядит скромно, да и деньги за вход берут немалые. Правда, потом нам рассказали о пышном интерьере, но тогда мы уже были сыты барочной причудливостью и поспешили дальше. Усталость уже чувствовалась, и мы многие достопримечательности осматривали со стороны, находя для этого лучший, как нам казалось, ракурс. Например, замок Абрамс, белый с коричневыми коническими крышами хорошо смотрелся чуть сбоку на фоне склона горы, покрытого хвойным лесом и скальными пятнами. В Инсбруке состоялись в 1964 году олимпийские игры, это отразилось на архитектуре и на отношении австрийцев к своему знаменитому городу, но в целом он проигрывает и Зальцбургу, и, само собой, Вене. Из Инсбрука мы устремились к Линцу, который мы посещать не собирались, так как это город промышленный, а старый город небольшой, строился как-то бессистемно и вряд ли поразил бы детей. В то же время Линц расположен на Дунае и является своеобразными воротами в придунайскую низменность, где выращивали виноград и монашеские ордена. Путь был неблизкий, и на ночлег мы устроились под Линцем на крутом берегу Дуная. Очень тихий домашний отель, вкусная домашняя пища. Дети, вкусившие в полной мере австрийских красот и больших расстояний, выслушали рассказ о предстоящем завтра путешествии вдоль Дуная по долине Вахау и не спеша удалились в свою комнату. Сначала слышен был принципиальный спор о преимущественном праве спать у окна, а потом стало пронзительно тихо. Некоторое время порассуждав, стоит ли устраивать ещё одну ночёвку до Вены, мы сдались Морфею, не очень-то сопротивляясь.

Погода утром была совсем весенняя. Пели птицы, запах цветов, проникавший через открытое окно, перебивал запах свежемолотого кофе. Женя не собирался вставать, но магическая фраза «мы – одна команда» всё- таки повлияла, и вся семья вскоре сидела в столовой и ожидала, когда пожарится омлет с ветчиной, но время не теряла, готовя себе бутерброды со свежим белым хлебом и попивая сок местного производства.

Линц – Вена – последний отрезок нашего многокилометрового путешествия, но самый интересный участок Мельк – Кремс с посещением городов поменьше, но с не менее увлекательной историей. Первый крупный населённый пункт – Мельк – с огромным монастырём, где в десятом веке обосновались бенедиктинские монахи, под эгидой которых фактически проходила вся жизнь города, хотя везде присутствуют символы власти Габсбургов. Связь города с монастырём, громадная библиотека, парк – всё это свидетельствует о былой мощи бенедиктинцев. Замки Артштеттен и Франценбург считаются одними из самых красивых в Австрии, да и не только в Австрии. Расположенные в предместье Мелька, они олицетворяют желание эрцгерцогов утвердить своё влияние над этими землями. Городок Дюрнштайн неожиданно открылся на левом берегу Дуная по ходу движения. На холме над городом видны руины замка, где был заточён Ричард Львиное Сердце, выкупленный Англией за 30 тонн серебра. Внизу на берегу Дуная высится бело-голубая звонница церкви, которая входит в состав монастыря августинских каноников. Монастырь всегда находился под пристальным вниманием монархов, то упразднялся, то вновь приобретал былую мощь. В настоящее время аббатство вновь принадлежит монахам – августинцам, было отреставрировано и стало доступным для публики. В туристический сезон здесь столпотворение, но сейчас пустынно и таинственно. Лучший вид на монастырь с реки, но и внутри есть что посмотреть: внутренние дворики с барельефами и статуями святых и сама церковь, богато украшенная внутри. Расположенный на холмах, утопающий в зелени, рассекаемый на части лестницами и узенькими улочками, Дюрнштайн забрал у нас много сил, а их надо было оставить ещё на Кремс. Последний оплот долины на пути в Вену. Рассказывают курьёзный факт – Дюрнштайн был, якобы, любимым местом отдыха Гитлера, который хотел даже выкупить город и его окрестности в свою собственность. Существует одна европейская шутка: «Австрийцы – молодцы. Они сумели убедить себя и весь мир, что Бетховен – австриец, а Гитлер – немец». Здесь, однако, может быть подтекст, так как понятие «австриец» исторически всегда означало австрийского немца. Понятие понятием, но иногда чувствуется, что между ними существует лёгкая неприязнь, корни которой понять трудно.

Двигаясь вдоль Дуная среди виноградников и фруктовых садов, временами теряешь реку из вида. Приходится ориентироваться по указателям, которые могут тебя подвести, когда ты вдруг оказываешься на мосту и вынужден переезжать реку, а потом возвращаться обратно. Так у нас и получилось, но мы добились своего, и вот он – Кремс. Город назван так по имени реки Кремс, впадающей здесь в Дунай, и по российским меркам считается большим. После Дюрнштайна Кремс нам не показался, однако кое- что мы заметили и даже посетили. Например, дом Иоганна Бетховена, брата великого композитора, а также музеи мотоциклов и карикатуры. Первый – один из крупнейших музеев такого рода в Европе. В нескольких километрах от Кремса находится замок Графенегг. В замке прекрасная капелла и монументальная лоджия, а также главная башня. Всё построено в романтическом стиле и издали кажется макетом, декорацией, однако вблизи представляет собой жилую резиденцию, в которой проживают потомки Августа Фердинанда.

Присели на скамью в маленьком сквере и обсудили планы. То, что подошло время обеда, возражений не вызвало, не было разногласий и по поводу того, что будем ночевать дома в Вене. Тут же, недалеко от ворот, построенных на входе в Кремс, нашли ресторан с прекрасной верандой, на которой стояли деревянные столики с плетёными креслами. Заказали салаты со спаржей – гулять так гулять – стейки из дикого лосося и сосиски с жареной картошкой. Вино, конечно, местное, кока-кола неизвестного происхождения, но вкусная. Погода солнечная, настроение отличное с лёгкой грустинкой, которая появляется, когда с чем – то расстаёшься, но глубоко об этом не задумываешься.

Пока шли к машине, на маленьком рыночке всё-таки купили пару бутылок вина из местных погребов и бутылку абрикосового ликёра, номер два по популярности в Кремсе. Всё это можно было купить и в Вене, но положение обязывает.

День не был ещё достаточно длинным, и мы запарковались у нашего дома, когда уже стемнело. Утром проснулись и поняли, что никуда идти не надо, а можно поговорить о планах. А может, что-то предпринять. А что, пока не придумывалось. Мне пришла в голову правильная мысль – пойти в офис и встретиться с соратниками. Необычно было видеть своё рабочее место после недельного отсутствия. Все на меня смотрели вопросительно, но фамильярных вопросов не задавали, только Рощин, пользуясь заслуженной репутацией, буркнул: «Всё развлекаетесь!» В глазах Анны горело ожидание рассказов о необыкновенных приключениях, но стойкие мужики уединились в кабинете Шорина и перебирали варианты. Самсонова, наверное, жаждавшего выражения дружбы, не было, поэтому я получил прямо в лоб приглашение собраться у Бориса в ближайшую субботу и устроить вечер воспоминаний. Затем следовали рыбалка и фуршет в офисе.

ЛЕТО В ВЕНЕ.

Хотели совместить сабантуй у Шориных с рыбалкой, но женщины забастовали, выдвинув свои доводы, отвергающие наше отсутствие, необходимое для общения и чистки рыбы. А может просто не любили австрийскую пресноводную рыбу. Вникнув в обстановку, впряглись в подготовку общего застолья, съездили на рынок, закупили всё необходимое и помогли собрать «поляну». Дети пошли прогуливать Кузьмича, но быстро вернулись, так как пёс тащил за собой всех троих и отказывался признавать случайных, с его точки зрения, хозяев. Домой все ввалились разгорячённые: ребята раскрасневшиеся, а пёс с гордо вздёрнутой головой подчёркивал свою самостоятельность. Борис отказался признавать поражение детей и договорился с собакой отложить прогулку на потом.

Предложение попробовать абрикосовку из Кремса было отвергнуто, так как закуска требовала белой, а женщины предпочли сухое. Девочки щебетали, а Евгений прицепился к мужчинам, требуя подтвердить ближайший выезд на рыбалку. Нерешительными голосами заставили женщин согласиться с ребёнком, после чего он забыл на время о рыбалке и переключился на еду, так как, надо признаться, был к ней неравнодушен.

Рассказали о нашей поездке в красках, что позволило Нелли заявить супругу, что « она такую же хочет». Праздник продолжался, и настал момент, когда Кузьмич под столом стал меня толкать мордой, заключая со мной договор о прогулке. Заявив об этом заревновавшему Шорину, я составил им компанию. Не надевая псу поводок и позволив ему сделать свои дела, Борис увлёк нас в аллею, где были разбиты клумбы с цветами. Вокруг никого не было, видимо, венцы разъехались по дачам, и мы уселись на скамейку, позволив Кузьмичу бегать по кустам, гоняя какую-то живность. Обстановка способствовала, и я решился изложить Борису картину маслом, которая сложилась у меня в результате событий, участниками которых нам пришлось быть. Услышав мой серьёзный, несколько взволнованный тон, Шорин насторожился и сосредоточился. Мой незамысловатый рассказ сводился к следующему: «Перебирая в памяти связанные с Дядей моменты, рассказы Лётчика, информацию Шорина, которую он получил от своих сослуживцев и из архивных материалов, а также восстанавливая впечатления от знакомства с культовыми сооружениями, каким-то образом замыкающимися на известные монашеские ордена и через них на тех же масонов, у меня сложилось мнение, что я смогу из цепочки предположений и предчувствий сложить картину какого-то параллельного мира, который, несмотря на свою мистическую и легендарную основу, носит конкретный характер. Передо мной возникает панорама, когда орден тамплиеров, священнослужители, Ватикан и сами власть предержащие предстают перед верующими как надежда на справедливость и высший справедливый суд. Учитывая, что Ватикан и правители от простого верующего люда всегда были далеко, оставались местные священники, которые держали паству в состоянии шаткого равновесия, подпитываемого перенятыми от тамплиеров масонскими идеями о справедливом демократическом общем порядке. Народ знал о знаках, символах, ритуалах масонских лож, но был туда не вхож, так как по сути дела в масонскую идею он не вписывался. Масоны рассчитывали на революцию сверху, но чтобы её свершить, формировали тайную организацию, состоящую из руководителей национального и даже международного масштаба, которые могли, пользуясь своим положением, продвигать масонские планы на самый высший уровень. Конечно, им были нужны талантливые люди, учёные, композиторы. Но они были рабочим материалом, временными союзниками. Вот руководители министерств, банкиры, владельцы крупных фирм, политики и даже президенты стран вписывались в амбициозные проекты мирового масонства. Если в стройной системе возникали просветы, их заполняли руководителями. Которых заранее воспитывали и взращивали. Для такой работы и использовались индивидуумы типа Дяди, обладающие сильным характером и пользующиеся поддержкой руководителей масонских лож, то есть магистров, а может, и сами ими были».

Некоторое время Шорин сидел, задумавшись, и гладил Кузьмича, вернувшегося после пробежки и улёгшегося рядом, высунув язык. «Я тоже много думал об этом, – сказал Борис, – и с твоими выводами, в принципе, согласен. То, что им на нас наплевать, это понятно. Я не об этом. По этой теме куча книг написана и фильмов уйма снята – мистика и тайна мадридского двора. Поражает то, что уничтожив тамплиеров, власти поняли, что им нужна равноценная замена, на которую они могли бы положиться. Не знаю, те идеи мировой справедливости, которые они вначале продвигали, были движением естественным или завлекаловкой с претензией на примитивную власть силы и денег. Вот в нашем случае ты пострадал, Сноу в больнице с инфарктом, Самсонов запачкан, в чём, мы просто не знаем, а результата они добились. Вот гляди». Борис достал «Вестник МИД Австрии», один из номеров которого он уже показывал нам с Рощиным, и ткнул пальцем в фотографию, на которой сдержанно улыбалось знакомое мне лицо. Под фото было напечатано: начальник департамента внешних сношений. Шорин даже не улыбнулся. «Ещё шеф сказал, что он по службе продвинулся, тоже начальником стал, что естественно. Ведь это ты ему с помощью Дяди и посла дорожку протоптал, а там, смотришь, местные ложи подключатся. Вот тебе и министр. Таким образом, как ты говоришь, просвет и ликвидируют».

Глядя на нас, Кузьмич ворчал и, казалось, что в жёлтых его глазах скрывалось разочарование, и готово было сорваться: «Эх, люди! Не ведаете, что творите. Жалко мне вас».

Сначала решили потрафить сыну и свозить его на рыбалку в привычной компании, что и было сделано в ближайшую субботу. Шорин взял бутерброды, приготовленные из запасов, оставшихся от нашего дружеского обеда. Поехали чуть дальше, в Штопфенройт. Места мы знали, Борис купил насадку: червей и кукурузу. Кузьмич вёл себя сдержанно и на берегу сидел спокойно, поглядывая по сторонам. Первым подлещика поймал Женя. Пёс одобрительно взглянул на него и снова улёгся. Подлещик был невелик, и я соорудил щучью удочку и нацепил его на двойник. Поплавок, увлекаемый живцом, стал медленно плавать, а мы увлеклись ловлей плотвы очень даже неплохой. Садок тяжелел, Женя суетился, но старался нам не уступать. Чай был горячий, бутерброды вкусные, настроение весёлое, поэтому мы сразу не заметили, как исчез большой поплавок с мальком. Сначала мы думали, что он почему-то не виден, потом доверили пацану подсечь. Щука была солидная, и сыну пришлось с ней повозиться. «Слабину не давай, держи в натяг», – негромко командовал Шорин. «Подсак!» – коротко ответил поднаторевший рыбак. Бестолково орудуя подсачеком, я всё таки поддел щуку, которая, угрожающе раскрывая пасть, казалось, ругалась на чём свет стоит. Кузьмич явно болел за щуку, дёргая легонько Бориса за штанину. Щуку мы завезли домой и бросили в ванну, рассчитывая использовать её на котлеты для фуршета по случаю возвращения на родину. Щука плескалась, а мы с Женей сели к Шорину в машину и повезли плотву на Техникер. Люда решила руководить на расстоянии и не поехала. Женя смылся к друзьям, а мы честно всем гуртом почистили рыбу, половину пожарили и съели, выпили лимонки, сказали комплименты Жанне. На все каверзные вопросы Рощина следовал ответ: «Завтра-завтра не сегодня – так лентяи говорят». Он не успокоился, а мы ушли. Вечер был чудесный, Женя расчувствовался и взял меня за руку.