Долина истины

Лежаки широкие, длинные, удобные для тела распаренного, вдоль стен прихожей расставлены. Под голову и ноги чурочки – вальки из осины навроде подушечек вытесаны, дерево то целебными свойствами богато если тело голое приложить.

Парная – здесь особый порядок, поверх бревен плашки осиновые в палец толщенной, но без гвоздя единого по бокам и потолку закреплены.

Полки широкие (не путать со словом полочка) в три уровня опять же из осины. Для устойчивости да крепости не гвоздем, а шпоном деревянным, чтоб не обжечься, скреплены.

Первый настил полка, для распарки, второй для прогрева, ну а третий, для пара проникновенного.

Но главное в торжестве всем банном – это веник. Здесь уж Гаврила Молодых мастер по заготовке «опахала» для тела бренного, всеобщее признание получил, потому как секрет он особый знал. Только он терпения набирался, что бы нужную поляну с березняком молодым, широколистным, низкорослым отыскать. Ветки не все подряд, а только с отростком трехгодичным срезал. Но и это не главное, а другое, что срезать пруток тот надо на раньше не позже а в первую неделю после летнего дня солнцестояния, проще конца месяца июня, после праздника Ивана – Купалы. Тогда лист всей силой к стеблю приклеен, потому как природа «жухнуть» начинает, когда день летний на убыль пойдет.

Сушил Гаврила веники в прохладе, где ветер слабый гуляет. Бечевку льняную, прежде чем ею связывать прутья в воде вымачивал, а потому высыхая нить та, крепко накрепко стягивала пучок.

Ну а чтобы веники те не просто усталость снимали, но и «хворобу» изгоняли Гаврила Афанасьевич «приправу» чудодейственную, природную добавлял. В бутылках тёмных тот настой да взвар изготавливал из кореньев да трав ему известных, что кроме аромата душу и тело оздоравливают. Кроме того пучки малые нарезал и делал из соцветия полынного, крапивы, хмеля, череды, смородины да малины лесной. Заготовки эти при необходимости к венику березовому привязывал. Ох…..хо…..хо….до чего же пар пряный, при всем этом в баньке стелиться…..дышать в двойне хочется….

На пол в прихожей и парилки всегда солому, полынью, траву луговую, подсохшую стелили, что бы ногам сухо, не скользко, приятно было.

Но и это еще не все из традиции банной староверов Сибирских

«Для здравности пущей», друзья купель соорудили. Рядом с банькой котлован выкопали бока и низ, доской из лиственницы уложили, мосток соорудили, для воды канальчик прокапали из речушки горной, что в Ишу впадала. Над всем этим навес соорудили. Вода проточная с родников таёжных зимой и летом удовольствие доставляло телу разгоряченному.

Что бы жажду утолить в предбаннике два жбанчика глиняных в одном квасок, в другом морс из брусники либо ягоды другой – лесной.

Но уж чаепитие, когда тело чистое, дышаться полнее и во влаге живительной нуждается более всего, это блаженство лучшее царского.

Для благости большей, друзья по вере православной, работе крестьянской для отдыха достойного беседку построили здесь же на берегу речушки, посреди рябин, черемухи, боярки, под ветвями что из соцветия ягод красных, жёлтых, листвы зеленой.

На столе самовар золотом отливается, посуда для заварки чая, из самой близкой «заграницы» – Китая. На столике отдельном измельченные травы, листья, коренья, что «испокон веков» в Сибири «чаями» назывались. На любителя в железных ярко раскрашенных коробках чай Китайский, Индийский.

Ни сахара, ни конфет, а только мёд янтарный, белесый, жёлтый, в сотах, кусочками нарезанный. Вода что в самоваре клокочет только родниковая.

Вид с беседки той неописуемый – гора Елтош – хозяйкой возвышается над округой всей, словно плывет в облаках небесных.

БОГ ТЫ МОЙ!!!

Взглянешь в эту синь небесную…..ощущение счастья безмерного и Душа твоя парит в хороводе том Вселенском, бескрайнем – облаком чистым, невесомом.

Наш мужик сибирский – лобастый, коль на Руси родился. Каждому предмету, что без дела валяется, он такое заделье придумает, что порой целые маститые, да ученые конструкторы не вжизнь не догадаются. Вы на меня, мужики, не злитесь, за обиду не примите: – Костя Косарев речь начал: – Ведь всему нашему бытию, как ни крути, а голова то – бабья требуется.

Вот того, какой борщ она сварит, какую обновку в дом принесет, пусть даже и безделицу никудышнюю, как нас мужиков в постели утешит, да потешит, оттого и мозги наши мужицкие направление меняют, чтобы жизнь нашу делать более удобной, приятной. А бытие нынешнее, в котором мы сегодня живем оно изменилось, стало важнее ума одёжка на человеке, свадьба важнее любви, а похороны важнее покойника.

Ну, а дальше начинались беседы о том, о сём. Самое время душе увлажненной, насыщенной благоуханием аромата опахал из веток березы, лиственницы, полыньки и десятка других лепестков, что бодрят, молодят, освежают людскую плоть, голос обрести, пока гуща мужицкой жизни насыщенна трудовой заботой, вдруг ушла в сторону. Бывало и спорили до посинения жил на руках натруженных, готовы в рукопашную схватиться, да пара ковшей водицы горной охланяла ретивых, и начинались уже более толковые обсуждения жизни обыденной. Юрка Меньшиков прознав, что сын его опять набедокурил – залез наспор дружков в огород Сазонихи, у которой в огороде самые лучшие арбузы произрастают, взял да и повырвал все, вот отец и спрашивает друзей однопарников, стоит за это выпороть отрока, либо иначе наказать? Вступился Иван Князев: – Ты, Юрий, через мягкое место тугие трудности, да привычки не выбьешь. Ты, вот-ка, что сделай, выведи сына на свой огород, да заставь его грядки, что мамка вырастила перетаптать. Верно, верно, говоришь!: – добавил Иван Бжицких. Батагом, да кнутом дурь не выбьешь, а вот когда шкодник материн труд испоганит, на всю жизнь запомнит и детей своих тому же научит. Эх, мужики…: – продолжил Бжицких: – Вернулся я недавно с городу, насмотрелся всего, и вот ведь, комедия в чем, на ум мне сейчас пришла. – Когда есть с кем чекушку опрокинуть, то места вроде много, а для уюта да беседы, такого местечка и нету. Вот, тебе и трагедия. Слушайте дальше, с другой стороны, есть место, где в тиши, да тенечке можно пригубить, да поговорить от души, глядь, а кругом пусто, не с кем душу отвести. Вот, те, и вторая трагедия. Все это как-то странно, особенно, когда есть где выпить и с кем желательно поговорить, то вдруг мысля по башке, аж порой оторвать такую голову хочется от простой мысли: – А для чего пить вообще?! Вот уж, настоящая, мужики, трагедия.

Далее припомнили сотоварищи по баньке приезд ученого, аж из самого Томска. Тот, все вроде против миротворения божьего говорил, но удивил он другим. Оказывается, гора Белуха, на которую местные аборигены алтайцы смотреть опасаются, имеет три вершины, и что удивительно, все эти точки верхние по проекции с небес совпадают с неким созвездием Орион, с тем созвездием, по которому построены великие пирамиды в Египте. Вот какая гора Белуха у нас по соседству.

Кузьма Казанцев по всему добавил: – Чего братья, рассуждать, что свыше нашего разума? Вы, вот взгляните на свод небесный, в ночку ясную и увидите Иерусалимскую дорогу, то бишь путь млечный. А, по-моему, земляки, это не иначе, как межа, которую создатель мира нашего пробороздил силой своей немереной, да звездочки разбросал, что как светильники помогают нам, и морякам в морях с пути правильного не сбиться.

Дальше, тары-бары… началось иное, как Демид Сысоев, говаривал: – Воевать мы умеем и умирать тоже достойно научились, а вот жить пока мирно да ладно, да с достатком, никак не удается. Вот кто, всему этому хозяин, кто это все мутит? Да все те же, кто к власти близок. Они словно с другой планеты на Землю нашу опускаются, покуролесят, поправят и далее в свой мир улетают, а мы здесь разгребай за ними все их задумки неуместные, особенно насчет земли-матушки, да законов, что мужику выгоды никакой, а только тем, кто у трона воровать умеет.

К концу беседы порешили, сколько денег отправить в детские дома Барнаула, да Бийска, говоря при этом, что в такой стране, как Россия, богатой со всех сторон стыдно иметь детей без роду, без племени. Ну, а на последок, уже к вечеру, еще разок попарились, да искупнулись.

Казнь белогвардейцев

Еще до петушиной побудки, на окраине Карагайки со стороны Старой Барды из предрассветной мглы выехала дюжина подвод в сопровождении двух десятков солдат и офицеров белой армии. Судя по тому, как в бричках были впряжены не под две, а по три тягловые лошади от колес тележных, хоть и на сухой убитой дороге, оставался глубокий след. Знать груз хоть и не объемный, но внушительной тяжести. Среди всадников выделялись одеждами и бородами трое здоровенных мужиков. Это были воины «Дружины Святого Креста».

От автора. С началом войны между красными и белыми, те и другие искали в Сибири третью силу. Они нашли такую силу среди старообрядцев, которые собственно определяли отношение крестьянства, местного населения, купечества к меняющемуся правлению уже не империи, но и не новой России. Совет министров правительства Колчака в декабре восемнадцатого года вынужден был учредить главное управление по делам вероисповедания. Были созданы вышеуказанные дружины, только из числа старообрядцев, для поддержания нужного порядка. Эти небольшие отряды не допускали насилие в местах своего проживания. Занимались охраной, как своих хозяйств, так и в границах рядовых поместий и некоторых хранилищ колчаковской армии. В действительности они проводили политику сдерживания воюющих сторон и имели доброе отношение среди красных и белых. Хотя кто-то и возразит, что главное условие сторонников старой веры «вся власть от Бога», а потому не должна быть противление правящей партии, да только в то время царило всеобщее безвластие государства нашего. Вот почему воины дружины по справедливости, а не по законам той или иной стороны сохраняли свои селения, семейства и службы собственно несли в разных воюющих сторонах. Для отличия от войск, дружинники на папахах носили отличительных знак – белый крест из материи.

Уже за поселком, втайне от остальных, эти бородачи встретились со старшим местной общины древлеправославной Сухоплечевым. Рассказали причину своего появления, а также, что по плану командования на случай невозможности уйти по Чуйскому тракту в Монголию и Китай, решено было везомый груз спрятать именно в этом районе. Следуя по Чуйскому тракту, этот отряд встретился с превосходящими силами красных, однако командир обоза – капитан, настолько грамотно отбил атаку противника, уничтожив более взвода красных, и вынужден был уже сойти с намеченного пути в сторону Старой Барды. А оттуда к этому таежному поселку, где обязаны при помощи верных людей из старолюбцев спрятать то, что укрыто под брезентом в бричках, а это не что иное, как часть золота: запаса российской империи. Правительство Колчака, видя падение своего правления, и чтобы не утерять, хотя быть часть богатства, решило определенное количество драгоценностей за границу через Алтай вывезти. Так что порешили: слитки и монеты, находящиеся в ящиках, передать староверам, а куда те его отвезут,

уже никому не было известно. Оставшиеся воины так и сделали передачу без всяких бумаг. Переоделись в одежду крестьянскую. Дали телеги, лошадей. Выдали им из везомого богатства по несколько фунтов золотых украшений и монет, чтобы те имели возможность где-то далее устроить свою жизнь. Четыре же офицера, в том числе и сам командир, получили очень тяжелые ранения в том бою, в Быстрянке на Чуйском тракте и нуждались в лечении.

Командование Красной Армии узнав, что какой-то небольшой отряд перебил почти взвод красноармейцев, решило отправить на уничтожение беляков роту интернационалистов. Командиром, в которой был некий Васька (фамилию автор по этических соображениям не называет), который отлично знал все эти места и куда по всей вероятности направился обоз белогвардейцев. Ибо он был ещё в тысяча девятьсот пятнадцатом году в числе переселенцев по проводимой реформе П. А. Столыпина. Но вместо труда крестьянского, прогуляв в карты полученные подъемные деньги, продав полученную бесплатно землю, занялся конокрадством. Жители поселка, поймав с поличным вора, решили, что парень еще молодой, авось одумается, хотя по закону светила тому каторга лет на десять, да еще в кандалах. В общем отпущенный с миром прибыл в Новониколаевск (ныне Новосибирск). Сколотил банду из мужиков без морали, совести, способных ради наживы, невзирая на возраст, пол, способных убивать, грабить и насиловать. С появлением большевиков главарь шайки, уже награбивший, как говорится, на две жизни хватит, всё это спрятал в надежном месте и, по натуре, будучи авантюристом, примкнул к новой власти.

Поселковым Карагайки впервые пришлось узреть прибывшее красное столь странное воинство, состоящее из китайцев, латышей, чехов, венгров и прочих чужаков. Каждый одет в свою национальную форму, одно лишь – красная звезда либо красная полоска на головном уборе указывала, что рать эта – красноармейцы. От всей этой орды несло ужасом страха с запахом крови, ненависти, бесчувственности к местным жителям. Вот в этот день народ сибирский глубинки таежной узрел и узнал, что значит красный террор. Во главе этой команды еще на забытой сельчанами Васька конокрад. Одетый, с чужого плеча в красную кожаную куртку, лиловые замшевые, широченные брюки галифе, красные сапоги, видно снятые с какого-то генерала с золотыми шпорами. На руках кожаные перчатки, на папахе белого цвета ярко, словно шрам кровавый, красовался вместо звезды споротый с генеральских брюк красно-бордовый лампас.

Одежду кожаную главный начальник интернационалистов, несмотря на жаркую погоду, не снимал по той причине, дорогой читатель, что оказывается блохи и клопы – переносчики тифа не заводились в вещах из выделанной кожи животных. Об этом Васька еще по прибытие сюда, в Сибирь узнал, когда познакомился с местными аборигенами – алтайцами. Ночуя в их жилищах, был удивлен, когда его, чуть ли не заживо, съедали эти насекомые. Туземцы спали спокойно. От них то и узнал, что эти кровососы на дух не переносят кожу, почему и инородцы таежные шили себе рубашки,

брюки из кожи, как диких, так и домашних животных. С тех пор бывший переселенец, взяв это на заметку, носил только эту одежду.

Хочу, как автор пояснить, откуда в России оказалось столько иностранцев, что были сформированы не только роты, но целые интернациональные подразделения, как у красных, так и у белых.

Накануне импералистической войны в целях увеличения производительной силы в военной отрасли царское правительство пригласила из Китая более четырехсот тысяч граждан этой страны на заводы и фабрики, где производилось военное оборудование. Также для укрепления своих вооруженных сил были сформированы шестнадцать латышских полков, несколько венгерских, к тому же чехословацкое национальное добровольное воинское соединение из числа бывших австро-венгерских военнопленных составляло более восьмидесяти тысяч иностранцев. И в один момент вся эта масса чужеземцев оказалась в котле гражданской войны между русскими. Вот откуда, как среди белогвардейцев, красногвардейцев разных видов бандитских формирований появились наемники совершенно обособленные, обозленные и бесчувственные к судьбам русских людей.

Преследователи Васькиной группы, поняв, что опоздали, ушедший в тайгу какой-то обоз искать, что иголку в сене да боязнь напороться на засаду белых удержала от дальнейшего движения этого отряда вглубь тайги. По приказу командира согнали всех на площадь перед сельской управой. Отступающие белогвардейские раненные прямо на дороге, сделав перевязку перед поселком, окровавленные старые бинты не уничтожили, не спрятали где-то в стороне, а всё это оставили на виду. Васька же понял, что среди ушедших неизвестно куда были тяжело раненные. Наверняка они спрятались где-то в самой деревне, либо в округе, а потому, чтобы как-то утолить свою злость в неудаче и отчитаться перед вышестоящим командованием, решил командир интернациональной бригады найти, хотя тех раненных, что наверняка скрылись и находятся где-то рядом. Объявил он всем жителям и своим солдатам о достойной награде, если кто-либо представит ему скрывавшегося рядом белое отродья. Два часа, что дал руководитель прибывшего войска указать, где скрываются беляки, вся деревня ответила молчанием, хотя большинство знало о месте их нахождения. Разозлило это всё командира. Вот тогда-то и увидели селяне настоящие изуверства, кровожадность, злость, когда то отпущенного ими на волю ворнака-конокрада. Найти укрывшихся врагов не так уж и сложно. При Ваське всегда с одной стороны терся пес – огромный кабелина черного окраса, который по слухам приучен жрать человечье мясо, а потому одно слово хозяина: фас, искать, как это чудовище ринулось прямиком через чащу к месту обитания беглецов. Через час на площадь притащили разыскиваемых – лейбгвардии штабс-капитана, имевшего также звание есаула, двух поручиков, что в сотниках числились и подпоручика – лейбгвардии-корнета. Все были при золотых погонах, орденах, что за ратный труд еще в импералистическую получили. Окровавленный внешний вид от того

последнего боя вызывал даже сожаление и сострадание со стороны селян к этим истинным русским воинам бывшей Царской Армии. Только есаул да молодой подпоручик могли еще стоять обнявшись. Другие от потери крови и простреленных ног стоять не могли. Раны от сабельных и штыковых ударов на лице, груди и сейчас источали кровь, что от жары, пыли превращалась в яркие рубиновые сгустки и нависали гроздьями на форме и теле обессилевших воинов.

– Ну что, аника – воины, с ноткой издевательства в голосе, сидя на гнедом жеребце, – произнес Васька конокрад, – коли сами снимете золотые полеты, да цацки царские наградные. Поклянетесь служить в войске моем, так и быть выйдет вам прощение от Советской власти, а нет, так уж не обессудьте, истязания, смерть жестокую примете. Распнем несогласных на крестах из жердин осиновых, да на костре сожжем, чтоб и духу не осталось.

Из пленных свое мнение по старшинству выразил лишь штабскапитан:

– Звание, офицерское погоны и награды мной заслужены, но не куплены, право всего этого лишить имеет лишь глава Отчизны, которой я присягал. Георгиевские кресты прикрывают мой главный крест – православный, что силу духу мне придает неизмеримую ни с чем, пред казнью страшной. Сей крест, я нес и несу достойно, потому, как Бог в меня верит, и я ему доверяю себя полностью. Быть распятым – не это ли высшая награда за благочестие мое и жизнь, подаренную свыше. Страшно мне, признаюсь и не стыжусь тех слез и стонов от боли. Ты, командир, победитель сегодня, но знай, нет твоего зла – абсолютной власти, тем более веру, что всевышний не спослал мне убить нельзя. Постараюсь всякую боль перенести, поскольку знаю, что должен уйти из этого мира достойно, только тогда будет мне приют и уют в Бездне Мироздания. Вы большевики отрицаете прошлое, знать отказываетесь историю народа же своего, а кто твердит такое, не имеет сердца. Все это, други мои, по несчатью говорю и решаю за себя, вы же иначе вправе поступить без осуждения, вам решать самим.

В ответ подчиненные лишь одно произнесли: «Честь имею!» – перекрестившись при этом по православному. А далее, не сговариваясь, истекающие кровью, эти офицеры, подняв всех тех, кто не мог стоять, вдруг запели молитву русского народа – государственный гимн прошлой России. И столько бесстрашия, отчужденности, призрения было в глазах и голосе этих обреченных на гибель русских мужчин, что согнанные насильно на это лобное место молодые и старые жители этой деревни вдруг подхватили слова гимна певшего смертниками. Вот уж этого никак не ожидали палачи – наймиты и самый главный среди них инквизитор. Он просто растерялся, но не посмел остановить происходящее. В отместку за такой промах, как отринутый обществом, навязываемый всем страх, Васька хриплым голосом приказал иноземцам оттеснить уже сгрудевшуюся толпу, боясь, что сибиряки могут и вообще освободить пленных и свершить непросто неповиновение, а бунт. Видно испугавшись всего этого, Васька разрешил, кто не желает присутствовать на казни, уйти с площади. Бабы, девки, дети на сердце

слабые все разбежались по домам, осталось десятка два мужиков. Не решился главный сорвать воинские награды с офицеров, видно что-то осталось человеческое в этом садисте, но вот его подчиненные как уж возрадовались! Все эти иноземные карлики-пришельцы, оказавшись в большинстве, заимели простор для свершения злодеяний их, как обычной работы. Всласть видно было этим иноплеменникам чужую кровушку проливать. Чудовищно, бесчеловечно, жестоко и неистово кромсать живую плоть. Лютость этих интернационалистов превзошла все ожидания стоявших в оцепенении крестьян. Принесли лиходеи мешок с ржавыми коваными гвоздями, что надергали с крыши старого амбара и, повалив свои жертвы, стали приколачивать золотые погоны прямо в плечи пленённых. Свершали свои деяния эти палачи основательно. Надев верхонки на руки, приноравливаясь, чтобы металл ржавых жал попал не в мягкую часть тела, а в кость ключицы, сустава. Молотком работали по очереди, смеясь и хохоча. Видно боясь, что истязаемые умрут раньше времени. Главарь распорядился принести ведро либо таз, когда подчиненные притащили сорванную емкость с колодца, то Васька концом сабли проткнул шеи вахмистра, потом самого молодого офицера. Нацедил полную принесённую посудину кровью казнимых. После этого оторопь и жуть со страхом всех стоящих взяла. Сбились в кучу стоящие жители. Истязатели не теряли надежды, что услышат крики обреченных о пощаде, но у них из глаз только слезы красные катились, стоны из груди вырывались. Не одной просьбы о пощаде не услышали палачи. Когда-то говорили в народе о проделках сатанинских командира новоявленного, а здесь селяне воочию поняли для чего с конокрадом бывшим, баба красивая на белом коне гарцует. То, была Катька – любовница командира национальности не особо уважаемой. Любительница была она в баньке попариться, а парок не просто водой из камня выгонять, а уж обязательно кровинушкой врага заклятого. Угара, да пара кровавого не каждый мужик стерпеть мог, а Катерина кайф любила, после такой процедуры, с парком из человечей крови, дурела баба. Тело, своё на потеху часами отдавала кому не попадя. Радость дикую через слезы, стоны испытывала. Вот и сейчас, словно волки, двое подручных кинулись искать баньку подходящую. Прознали они про подобное строение в хозяйстве Долгова, но тот успел-таки спустить воду из котлов банных и загнал туда недавно родившегося теленка. В общем, навел такой срам в чистилище своем, что пришедшие ушли искать другое помещение. Нашли-таки на берегу Иши, рядом с мельницей некоего купца из Бийска. Баньку самодельную, который любил побаловаться с молодицами вдали от дома и глаз людских. Местные мужики, чтобы как-то прекратить эти издевательства, принесли крепкого самогона, чтобы закончился этот грех на земле их исконной, где ни разу капли крови невинной не проливалось. Истязатели хоть и инородцы, но к вкусу спиртного в России уже привыкли. Да еще дармовщина делала своё дело. Испили зелье то крепчайшее, а потому и над пленными прекратили издеваться. Вместо того, чтобы гвоздями приколотить

к распятиям офицеров, просто привязали их веревками к крестам. Полуживых в бессознательном состоянии врагов своих, побросав в телегу, вывезли на берег реки, где решили сжечь еще живыми. Прям в зарослях пересохшего камыша, осоки, травы разной, что в округе в излишке была. Собрались на сие зрелище большая часть пьяной рати Васькиной. Пока собирали кострище, кто-то из пьяных бросил окурок, видно Бог то всё видит, никто и не ожидал такого вихря страшного, что налетел, откуда не возьмись, да с такой силой всё закрутил, воспламенил травостой, что как порох горючий воспылал пламенем высоким, страшным. Лошади, что в бричку впряжены были, в которую свалены были смертники, привязанные к крестам, умнее людей оказались. Кинулись они через огненное кольцо прямо к воде. Палачи же перепугались, давя друг друга, утеряв ориентир в дыму, жаре, сбились в самом огненном кольце, где и задохнулись, сгорели. Мужички, что рядом, видя такое дело, спасать иноверцев не стали, а пленных с телеги, освободив от крестов, в лодку уложив, отправили по течению, сопровождать согласился Нефед Пономарев. Сплавившись за несколько километров и по устью малой речушки, добрались до Заимки, где хозяйничала, изгнанная когда-то из поселка Дунька Воробей. Она и приютила гостей нежданных и вылечила их. Ну, а что же главный затейник сие злодейства? Он в это время в бане с Катькой утешался. О том, что половина отряда его смерть приняла по своей же вине, о пленных стало ему известно на следующее утро. К тому же видя, что местные настроены враждебно, к горстке оставшихся и обескураженных, и напуганных смертью сотоварищей вояк. Командир быстро собрал оставшихся и чтобы те молчали об истинной гибели подчиненных, приказал раздать имущество погибших. Да еще от себя каждому вручил по несколько золотых монет. Знал подлец, что никто не решится доложить его командованию правду, по тому как в такой орде закон воровской «Ты умри сегодня, а я завтра». Да и кто будет доносить на себя же, как под красным знаменем они творили грабеж, убийство, насилие над русским православным народом.

Казнь красных

В эти неспокойные времена общины староверов, особенно стали, нуждаться новостей, чтобы предупредить возможные нарушения своего уклада жизни и сберечь будущие поколения во всем этом хаосе начала гражданского столкновения, когда-то единого народа.

Староверы проживали в малых селениях, разбросанных по таежным дебрям на многих расстояниях друг от друга. Само расположение не было хаотичным, либо желание совсем скрыть своё местообитания от властей остального мира, а всё зависело, как удобнее поставить мельницу, как раскорчевать и очистить землю под посевы, быстрые доставки своих товаров из тайги, что давала пищу и прибыль.

Не забывая, что происходит в городах империи бывшей, заставило вновь народ православный вспомнить о соборности, как в старину, ибо понимали, что только крепкие сообщества в труде, защите самобытности древнерусской культуры, угодий и хозяйств может сохранить дальнейшее существование их веры.

Связь, как таковая, меж соратниками, по хозяйству разбросанными по горному валу, речушкам этой стороны, а также потаёнными скитами, где обитали священнослужители и хранители старой веры, всегда было на первом месте. Без знания, что творится в соседнем руднике или деревне заставляло прибегать к помощи иной, стародавней. Это и помогло, выжить в краю почти тысячу лет, не знавшего человеческого вторжения. Научились первопроходцы, как то узнавать первыми о появлении лихих людишек, начальства, купцов, иноземцев, разных новостях.

Так вот незаменимыми помощниками всей этой жизненной необходимости быстрого получения новостей о событиях разных, зову о помощи или сборе на общее дело, кто бы подумал, это были – СОБАКИ. Эти четырехлапые друзья сочетали в себе скорость гончего пса, смелость дикого зверя, навыки русской борзой, выносливость самого преданного, честного, исполнительного лишь воли своего хозяина. Одна легавая, хоть и специально обученная, за час преодолевала путь, на который пеший или конный всадник тратил полдня. Когда и от кого это повелось, никто не помнит, но для нужд необходимых в любом малом поселении, заимке, скиту тайному заводили верных друзей. Имелся свой Полкан или Барбос, способный и готовый по зову содержателя уходить в день или ночь, в любую непогоду в указанное место, неся на шее послание либо вещь. Обучал этой науке четвероногих друзей абориген – алтаец Есугей, живший на своем подворье за пару километре от Никольска, на берегу озера. Обычно ему приносили пять-шесть щенков из которых он выбирал чаще одного, нежели двух, кроме того всегда имел уже обученных ищеек-почтальонов. За большую цену мог вырастить также псину с помесью волка. Всё обучение длилось почти полгода, стоило не малых затрат, для того, кто нуждался в таком помощнике. В Карагайке у Гапановича, Молодых, Курановых и других состоятельных мужиков имелись питомцы Есунгея. Странно, что в народе этих животных звали «свистками». Вот и сегодня в самую полуденную жару из Старой Барды на подворье Тимофея Гапоновича примчался чёрный, огромный пес, которого до этого принесла сука, слученная с волком. Потому кабель свободно пересекал все волчьи тропы, а ежели где появлялась стая этих зверей, то не трогали, пробегавшего мимо их, в общем-то, домашнего животного.