Оллвард. Разрушитель миров

Но она медлила, застыв с одной ногой в стремени и вперив взгляд в лошадиную шею. Сияние ее глаз померкло.

– Я не знала, что у него есть близнец, – едва слышно прошептала она. – Мне не было известно, что… что мать их разлучила.

– Мне тоже, – ответил Домакриан. Как и Рия, он тщетно пытался осознать произошедшее. – Как и самому Кортаэлю, пока это чудовище не явилось из тумана забвения.

– Она наверняка считала, что поступает как должно. Она хотела защитить и воспитать лишь одного наследника Древнего Кора. Боялась, что иначе Вард погрузится в междоусобные распри.

Дом кивнул, пусть и считал иначе. Глубоко в сердце он знал, что правительница сделала это ради себя и ради Глориана. И ни для кого больше.

Рия надежнее уселась в седле, и в ее взгляде снова проступила стальная воля. Она воплощала в себе идеальный образ неистового воина, храброго и благородного.

– Да пребудет с тобой Эктхейд, – проговорила она, оглядывая кузена сверху вниз.

Бог дороги, путешествий, а также потерянных и обретенных вновь вещей.

Дом кивнул.

– Да хранит тебя Балер, – произнес он в ответ.

Словно на крыльях Балера, она понеслась на запад.

Сменив одежду и стерев с тела грязь, Домакриан из Айоны поскакал на юг. Никто не пытался его задержать, и никто не сказал ему слов прощания.

Глава 5. Сделка со штормом

– Сораса —

Ее меч остался в портовой таверне, спрятанный под половой доской вместе с остальным снаряжением. Сейчас ей нужен был лишь кинжал, бронзовое острие которого тускло мерцало в темной комнате, принадлежавшей королю среди торговцев. Она нависла над ним, терпеливо считая его вздохи. Толстый мужчина со щеками, как у бульдога, спал беспокойно, и воздух с рокотом вырывался из его рта, минуя желтоватые зубы. Рядом лежала его жена – темноволосая красавица, едва вышедшая из детского возраста. Сораса дала бы ей лет шестнадцать. Вероятно, она была уже третьей или четвертой супругой купца.

«Я оказываю тебе услугу, девочка».

А потом она перерезала ему горло. Ей не требовалось никаких усилий, чтобы рассечь плоть откормленным кровью ножом.

Изо рта купца послышалось бульканье, и она прикрыла его рукой, перевернув мужчину на бок, чтобы кровь не полилась на его жену и не разбудила ее. Доведя привычное дело до конца, Сораса отсекла ему левое ухо и указательный палец на левой руке, после чего бросила их на пол. Такова была метка Сорасы Сарн, знакомая всем, кто знал, куда смотреть. Это убийство принадлежало ей, и только ей одной.

Юная жена купца спала, словно ничего не произошло.

Равномерный стук капель крови звучал громче, чем шаги Сорасы. Она вернулась на балкон, развернула кнут и забросила его конец на стену, опоясывавшую двор.

Она присела на корточки, прислонившись к бледно-розовому камню, и расставила руки в стороны для равновесия. Фруктовые деревья служили ей надежным прикрытием, поэтому она не спешила, позволяя глазам привыкнуть к полуденному свету. Разомлевшие на жаре охранники двигались медленно, обходя противоположную часть двора. Она воспользовалась возможностью и спрыгнула в пустой переулок за стеной. В нем почти не было тени.

Безжалостное солнце зависло высоко в небе. На берегах Долгого моря держалась аномальная жара, и даже в богатейшем районе Билскоса над дорогой клубились облачка пыли. Столица Тириота, привыкшая к прохладному морскому бризу, задыхалась от жары. Но Сорасу такая погода устраивала. Ее жизнь началась в песках Айбала, а ее мать, уроженка Рашира, провела детство и юность во Вселесье. Сораса была создана для жизни в жестокой пустыне или приторно-жарких джунглях. «Эти люди не знают, что такое настоящее солнце», – думала она, петляя по переулкам в направлении причалов.

Она шла неспешным, размеренным шагом. Сквозь щели в стенах виднелись синие воды Тирийского залива, а из каждого окрестного дома открывался вид на прославленный порт. Над ним возвышался один лишь дворец Морского Принца, розовые башенки и красные черепичные крыши которого напоминали охапки корских роз.

Сораса бросила взгляд в сторону великой гавани Тириота, знаменитые причалы которой тянулись в воды пролива, словно осьминожьи щупальца. Она покинет страну на торговой галере, не оставив за собой ни следа.

«Кроме того следа, который я сама решу за собой оставить», – думала она, удовлетворенно изогнув губы.

Она тенью спустилась в ту часть города, где были расположены местные святыни, петляя между храмами, сверкавшими своими куполами, и сакральными часовнями. Жрецы совершали дневное шествие, воздев руки к небу и моля богов Оллварда о благословении. За ними следовала толпа крестьян и моряков.

Вилла осталась далеко за ее спиной, когда поднялась тревога: кто-то из стражников сдавленно крикнул, зовя на подмогу городских караульных. Затем раздался рев трубы. Сораса ухмыльнулась: его полностью заглушил звон колоколов, доносившийся из Ладони Майры – высокой башни, в которой правила богиня морей. Моряки взывали к ее милости, рыбаки просили у нее изобилия.

Сорасе же не нужно было ничего, кроме толпы и звона колоколов. Толпа множилась, а колокола гремели, создавая стену между ней и трупом, лежавшим в своей постели.

Толпа несла ее, словно морское течение. Большинство людей двигались вслед за облаченными в синие одежды жрецами Майры по главной улице Билскоса, делившей его пополам. Они доберутся до гавани совсем скоро – тем более в базарный день.

«В этом хаосе легко затеряться, – думала Сораса. – Все идет четко по плану».

Она двигалась вперед уверенным шагом, не обращая внимания на толпу и распространявшуюся от нее вонь. Билскос был людным городом, но казался деревней по сравнению с айбалийскими Алмасадом и Калирамом, где Сораса провела большую часть из тех тридцати лет, что успела прожить в этом мире. Сейчас она скучала по каменным улочкам, залитым солнцем, и шумным рынкам, раскинувшимся так далеко, насколько хватало глаз; ей недоставало расписных шелков, бирюзового неба, нежного благоухания цветущих деревьев и ароматов пряностей, продававшихся на базарах. Сорасе хотелось снова увидеть великолепный храм Святой Лашрин и пройти по тенистому Пальмовому пути. Но все это меркло по сравнению с воспоминаниями о цитадели из песчаника, стоявшей на одной из прибрежных скал и обдуваемой соленым ветром. Ворота, которые в нее вели, были скрыты от непосвященных глаз. Именно там еще в детстве она нашла свое место; именно там был ее дом.

Она спиной почувствовала дуновение ветра за мгновение до того, как чья-то рука сжала ей мышцу между шеей и плечом. Пальцы впились в ее кожу, и она ощутила вспышку острой боли, распространившейся по всему ее телу.

Сораса пригнулась и вывернулась из хорошо знакомого ей захвата, который она сама освоила много лет назад. Обнажив зубы, она бросила злой взгляд на того, кто собирался на нее напасть.

Но нападения не последовало.

– Гарион, – прошипела она.

Окружавшая их толпа молельщиков начинала редеть.

Лицо мужчины скрывал капюшон – равно как и ее собственное, – но, чтобы его узнать, Сорасе было необязательно видеть его черты. Гарион превосходил ее ростом, а его кожа казалась белой даже в тени. Прядь грязно-коричневых волос падала на его темные глаза – точно так же, как в те времена, когда он был мальчишкой. Сораса отдавала предпочтение простой одежде землистых оттенков, не привлекавшей ненужных взглядов, Гарион же выбирал кричаще-яркие цвета. Алую тунику и мантию, расшитые серебром, было невозможно не заметить.

Мужчина холодно усмехнулся.

– Не знал, что ты промышляешь воровством, Сарн, – прошипел он на айбалийском. Хотя Гарион выучил этот язык еще в детстве, он не был ему родным и до сих звучал в его устах как нечто чужеродное.

Сораса отмахнулась от него. На пальцах Гариона виднелись черные татуировки, точно такие же, как у нее.

– Вероятно, твой моральный компас нуждается в починке, – отозвалась она. – Я увела убийство у тебя из-под носа. Насколько я понимаю, тебя заботит именно эта кража?

Гарион поджал губы.

– Веретено тебя побери, Сораса, – выругался он. – Существуют правила. Гильдейский контракт дается одному человеку, и лишь ему одному.

Эти постулаты проникли под ее кожу глубже, чем любая татуировка или шрам. Сорасе захотелось закатить глаза, но она уже давно научились обуздывать эмоции и сохранять бесстрастное выражение лица.

Поэтому она развернулась на каблуках и стремительно зашагала прочь.

– Зависть тебе не к лицу.

Как она и думала, Гарион последовал за ней. Сорасе вспомнились иные времена. Но они миновали давным-давно, поэтому она сжала одну руку в кулак, а другую поднесла поближе к кинжалу, свисавшему с ее бедра. Если он выхватит оружие, она будет готова.

– Думаешь, я завидую? Это навряд ли, – процедил Гарион сквозь сжатые зубы.

Они догнали последователей культа Майры и теперь проворно пробирались сквозь толпу.

– Тебя нарекли и поставили на тебе метку. Сколько крови ты ни прольешь, все равно не сможешь изменить то, что было начертано.