Женщина из морга

Впрочем, один факт от него ускользнул. Ускользнул еврейский юноша Изя. Ускользнул, так как Игорь, поняв, куда регулярно ездит его жена, быстро слежку прекратил, дабы зря не тратить производственные ресурсы…

Машины медленно двигались в сторону светофора, несмотря на зажегшийся красный свет. На перемигивания трех круглых лампочек никто не обращал внимания: ехали, кто как может. Введенные на въезд в центр ограничения, не помогали избавиться от огромного потока машин в шесть-семь вечера. Игорь подозревал, что большая половина ехавших, как и он, пропуск попросту купила.

К клубу Игорь в итоге подъехал, чуть опоздав. Но поужинать можно было и позже. Главное, он успел на встречу клуба внутри клуба. О чем он говорил там своим товарищам? Игорь и сам удивлялся тому, что являлось темой их разговоров. Он рассказывал им о своей жене. Как, впрочем, и все остальные. Каждый раз, когда они встречались, кто-то один рассказывал свою историю. Остальные молча кивали головами и лишь изредка задавали вопросы или давали осторожные советы. Встречи назначались редко, и сообщения о них присылались накануне, а то и в тот же день.

Игорь собирался рассказывать об Ире. «Баба я что ли какая-то?» – сначала раздраженно думал он. Но потом, начав говорить о своей все молча терпящей жене, которую когда-то давно любил, и которая так теперь его раздражала своей правильностью и покорностью, он никак не мог остановиться. Словно прорвало какую-то невидимую плотину в его, казалось, давно застывшей и омертвевшей душе…

***

На столике у входа лежала газета с объявлениями. Ира взяла ее и на первой же странице увидела объявление о наборе на кулинарные курсы. «Пойти, что ли пока поучиться готовить, – мелькнуло в голове. – Уйду от Игоря, надо будет кормить детей. А не исключено, что и Изю, – от этой мысли на душе стало теплее. – Хотя на курсах, скорее всего, учат всяким изыскам. Чему могут учить на Рублевке? Не яичницу же жарить». Ира внимательнее посмотрела на текст объявления: «… с нуля. Если вы не умеете жарить яичницу, мы – то, что вам нужно!» Ира улыбнулась…

Третий

Как она попала в эту рублевскую компанию? Как это среди них оказался обычный преподаватель английского языка? Оля, честно говоря, до сих пор не очень хорошо понимала. Чистила себе машину от снега. А снег тогда выпал ого-го! И вот чистит Оля, чистит, как вдруг сзади останавливается огромный черный джип. Оля замечает, что джип загораживает ей выезд и поэтому отслеживает боковым зрением перемещения водителя, готовая в любой момент сказать: «Эгей, а машину-то отодвинь чуть назад, иначе я не выеду!»

Водитель с места не двигается, выходит с заднего сиденья пассажир – мужчина невысокого роста в черной кожаной куртке, с переднего здоровый громила, похожий на охранника и сзади еще один такой же крупный парень. Мужчина идет мимо Олиной машины, один громила обходит ее с другой стороны, второй замыкает шествие, следуя за хозяином.

– Если не уедешь, красавица, возьму телефончик! – неожиданно обратился к Оле мужчина, практически не затормозив.

Оля пожала плечами: «Тоже мне, облагодетельствовал», но, тем не менее, проводила мужчину взглядом до входа в торговый центр. Он бодро прошествовал внутрь в окружении охраны и скрылся из поля зрения Оли. Она продолжила работать щеткой. Конечно, если бы не то, что пришлось еще и соскребать со стекол наледь, Оля бы уехала раньше. Но те пять-семь минут оказались решающими. Мужчина вышел обратно на улицу, остановился около Оли и протянул визитку:

– На вот, звякни, как будет настроение в ресторан сходить.

– Я мужчинам первая не звоню, – Оля доскребала последний участок на стекле заднего вида, которое, впрочем, от разогревшейся машины и так оттаяло практически целиком, – так что можете мне свой телефон не давать. Я вам звонить не буду.

– Молодец, – неожиданно одобрил мужчина, – тогда давай свой.

Оля решила, что от нее не убудет дать телефон. Да и сильно сомневалась она в том, что крутой кавалер не забудет о ней через минуту после того, как отъедет.

Через минуту ее мобильный зазвонил.

– Да, кстати, меня зовут Олег. Приглашаю сегодня на ужин в «Иванове-Водкине», – Оля слышала про этот ресторан: кто-то рассказывал, что он ужасающе дорогой. А с другой стороны, не в Макдоналдс же будет приглашать крутой мужчина из джипа с охраной?

– Сегодня не могу, – честно ответила Оля, – сегодня вечером я работаю.

– Приличные девушки вечерами не работают, – засмеялся Олег, – приличные девушки вечерами ужинают в ресторане.

– Вы ошибаетесь, – Оля начала уже жалеть, что дала телефон. – Ужинают в ресторане как раз неприличные. А я преподаю людям английский язык на вечерних курсах, – Оля повесила трубку.

Олег перезвонил и извинился, предложив перенести свидание на завтра. Оля согласилась. Так как-то, короче говоря, все и пошло по им прописанному сценарию. Олег напористо начал ухаживать, Оля периодически не очень сильно сопротивлялась, Олег шел на мелкие уступки, но в итоге события развивались так, как хотел он.

Подруги завидовали: Олю приглашали в рестораны, дарили ей шубы и драгоценности, а в конце-концов, еще и пригласили отдохнуть на Сейшельские острова. Оля пыталась противостоять всему этому потоку богатств, посыпавшихся к ее ногам, но Олегу было противостоять бесполезно. Наверное, также бесполезно, как например, Ниагарскому водопаду. Тем более, что ему дружно помогали мама и подруги: они все считали, что сам Господь Бог явился на землю с Олимпа в виде Олега и обратил свое внимание на простую девушку Олю. Про его недостатки и слушать никто не желал, убеждая Олю, что недостатков у богов быть не может по определению. Самым убийственным аргументом в пользу Олега почему-то являлся Олин престарелый, по мнению окружающих, возраст.

– Тебе уже двадцать восемь, – твердили все подряд, – а тут не просто жених, а бо-га-тый жених. Такими не бросаются, о таких мечтают!

Почему-то Оля никогда не мечтала о таких. Она не мечтала ни о депутатах Госдумы, ни об олигархах. Она не хотела жить в особняке на Рублевке, не хотела жить в Лондоне, не хотела зимой ездить на горных лыжах в одной из крохотных швейцарских или французских деревень. Она с детства жила в центре Москвы, в старом генеральском доме с высоченными потолками, была патриоткой, в свое время не выйдя замуж за симпатичного американского парня именно из-за полного отсутствия желания переезжать куда-либо из России. Ну а к горным лыжам у Оли антагонизм объяснялся простой аллергией на лыжи вообще, какие бы то ни было, развившейся еще со времен школьно-институтских уроков физкультуры.

По большому счету, Олю и норковыми шубами привлечь было сложно. Она зарабатывала, конечно, несравнимо меньше, чем Олег, но купить себе шубу вполне могла. Да и мода на натуральный мех упорно сходила на нет. Как она очутилась на Рублевке? В компании крашенных блондинок с надутыми губами, наращенными волосами, тощими фигурами, на шпильках и с сумками за несколько тысяч долларов? Видимо, она там очутилась благодаря своему строптивому характеру: Олег влюбился в девушку ровно на десять лет его младше, которая ему все время перечила, все время с ним не соглашалась, спорила, петушилась, отказывалась ехать с ним отдыхать на острова, потому что у нее, видите ли, учебный год еще не закончился. Которая в ресторане, вместо того, чтобы есть и пить доказывала свою точку зрения на мировое устройство, а вместо концертного зала в Барвихе тащила Олега в какой-то замусленный театр в полуподвальном помещении, где и сесть-то толком некуда.

Они поженились после Сейшельских островов. Олегу удалось туда утащить Олю через пять месяцев после знакомства – в начале июня. Конечно, занятия у Оли и тогда еще не закончились, но она решила уступить вечно зудящему на эту тему Олегу и перенесла несколько уроков на другую неделю. На Сейшелах Олег сделал ей предложение, подарив кольцо с невероятным бриллиантом черного цвета. Оля посмотрела на кольцо, на Олега, на океан, плескавшийся прямо у ресторана, в котором они ужинали, и согласилась. Мама была рада, подруги типа тоже были рады, но одновременно завидовали немилосердно, что обычно является своеобразным стимулом для любой женщины.

Свадьбу играли в одном из лучших ресторанов города. В качестве развлечения пел известный певец, а вел свадьбу известный телеведущий. На Оле было платье из бутика, которое стоило столько, сколько она заработала бы как раз к пенсии. На голове сияла диадема с бриллиантами – не оригинально, но что поделаешь – Олег мыслил в этом плане довольно узко. Гостей набралось человек триста, а может и больше – Ольга точно не считала. Сначала она просматривала приносимые Олегом списки, потом плюнула на это дело и попросила больше ее этим вопросом не донимать. Тем более, что в самом начале подготовки к торжеству она предложила пригласить лишь самых близких родственников, человек десять, не больше. После свадьбы новобрачные полетели в Париж, оттуда в небольшой курортный городок на юге Франции недалеко от Ниццы и Канн. Небольшой, но, как и горнолыжные деревни, дорогой заоблачно.

Сначала Оля с работы не увольнялась. Она лишь прервалась на летние каникулы, планируя с сентября снова приступить к занятиям. Олег усмехался, слушая про Олины планы. Он был уверен – она не сможет ездить на работу с Рублевки, имея даже сто пятьдесят машин с мигалками. Что касается самого Олега, то проблема добраться для него не существовала: он работал без четкого рабочего графика, выбирая «зеленое» время.

Олег являлся владельцем нескольких огромных торговых площадей по всей Москве. Когда-то он начинал с рынков. На рынках торговали шмотками, едой и еще бог знает чем. То есть бог и Олег. Олег знал каждую собаку, торгующую на его территории. Аренда складывалась из аренды, поборов, процента от выручки и от настроения и нужд хозяина. Если, например, Олегу не хватало на новую машину, он собирал недостающее с продавцов. Позже он начал скупать пустующие помещения заводов, научных институтов и вообще все, что плохо, если можно так выразиться, лежало. Он начал ремонтировать свои помещения и сдавать их в аренду. По сути, торговые центры были теми же рынками, и выглядели они более прилично. Впрочем, в торговых центрах те же сапоги, что продавались на рынке, стоили в разы дороже. Магазинчики, которые на рынке назывались ларьками, в торговых центрах получили гордое французское имя «бутик». Несмотря на все правила русского языка и словарь иностранных слов, россияне произносили «бутики» с ударением на последний слог, видимо, по аналогии все с теми же ларьками. В бутиках, соответственно, сапоги, пошитые где-то на российских просторах, стали резко итальянскими, а кофточки, пошитые в Турции, французскими.

Все, что делал Олег, – это ездил по своим точкам и смотрел, как там идут дела. Иногда напоминал должникам об оплате. Олег любил заехать в торговый центр, походить, посмотреть, зайти к кому-нибудь попить а том конце провода (ну у мобильных нет проводов, но как тут еще по-русски выразиться? шей душе… их в принципе было сложно.укофейку, поболтать. Во время одной из таких поездок он, кстати, и познакомился с Олей. С Рублевки Олег выезжал к полудню, когда основные пробки на выезд уже заканчивались. Его водитель на черном джипе бодро гнал, если надо по встречке, подрезал мелкую шелупонь с маломощными двигателями и в итоге подвозил шефа к первому выбранному им на сегодня торговому центру. Вечером Олег обычно ужинал в одном из московских ресторанов, встречался с друзьями, шел в баню или тренажерный зал, а то и во вновь открытые казино, скинуть напряжение и лишние деньги. Обратно он ехал, когда пробка в сторону области более или менее рассасывалась.

Оля промучилась месяца три. Расписание она постаралась составить максимально удобно, и все равно ей приходилось выезжать с очень большим запасом, чтобы успеть вовремя на занятия. Вечером Олег требовал, чтобы Оля была с ним. Они вместе ужинали, а потом она возвращалась домой, и довольно часто одна: Олег отправлялся «по баням». Наверное, Оля просто из принципа и дальше бы ездила на свои курсы английского языка, но к зиме она забеременела. Олег был страшно рад и тут же заставил ее уволиться и сесть дома, как он выражался «вынашивать потомство». Но вдруг в феврале совершенно на пустом месте, без всяких на то причин у Оли случился выкидыш. Врачи безумно элитной клиники успокаивали и говорили, что надо чуть-чуть подождать и попытаться снова – ведь со здоровьем все в порядке. Надо пройти обследование, дать организму отдохнуть и совершить вторую попытку.

Оля была в шоке. Она как-то уже свыклась с мыслью о том, что у нее будет малыш, будет хоть кто-то, кто поймет ее, разделит одиночество, которое противной серой паутиной начало опутывать Олину жизнь. Но главное, Олег совсем не поддержал Олю в эту трудную минуту. Он почему-то считал, что она виновата в том, что случилось. Она-де недостаточно следила за своим здоровьем, что-то там недосмотрела, недопочувствовала, не легла на сохранение. Он отдалялся от Оли все больше и больше, не приглашал ее на ужины в ресторан, не уговаривал ехать куда-нибудь за границу, не дарил подарки. Он лишь открыл ей счет в банке, дал карточку и сказал делать с ней все, что заблагорассудится.

Другая бы с горя загуляла на мужнины деньги, хотя бы этим компенсируя отсутствие с его стороны внимания. Оля же сидела дома, читала книги, которые по сравнению с шубами и салонами красоты стоили сущие копейки и еще давала советы изучающим английский на разных Интернет-форумах. Единственное, на что Оля тратила довольно-таки приличные суммы, была частная клиника, в которую она ходила на обследования в надежде все-таки зачать и выносить здорового ребенка. Тем летом, ровно через год после свадьбы, Оля отдыхала в Спа-центре в Финляндии одна…

Через два года Оля перестала быть уверена, что сможет кого-то родить просто потому что муж с ней спал все реже и реже, а домой возвращался все позже и позже. Если даже он бывал дома, то говорить им друг с другом было категорически не о чем. Оля понимала, что ее успехи в преподавании языка онлайн его только раздражают, поэтому молчала и не рассказывала о них совсем. Лечение давно перестало Олега интересовать, он только кивал и говорил: «Если надо, возьми еще денег». Сам он про работу никогда особенно не распространялся, обычно рассказывая Оле анекдоты или какие-то истории, произошедшие на дороге, типа: «Опять эти чайники столкнулись» или «За рулем, естественно, сидела баба». Впрочем, в последнее время Олег больше молчал, включив огромный телевизор погромче.

***

Больше всего за городом ей нравилась природа. Листья желтого, зеленого, красного цветов рассыпались по всей территории до самого забора. Оля специально попросила дворника не убирать их с лужайки. Она сидела на скамейке и смотрела, смотрела, смотрела на расстилавшийся перед ее глазами ковер. Рядом стоял мольберт. Чуть погодя Оля начала рисовать.

Совсем недавно жизнь понемногу начала меняться к лучшему. Во-первых, Олю пригласили преподавать на онлайн курсы английского языка. Платили там мало, но поскольку для нее деньги не являлись главным условием, Оля с удовольствием взялась за работу. Она придумывала разные программы, пыталась увлечь своего ученика и порой проводила перед экраном целый день. Кроме того, Оля еще летом обнаружила в местной рублевской газете объявление о наборе в художественную студию. Занятия проводились днем, два раза в неделю, в коттеджном поселке, неподалеку от Олиного дома. Стоимость занятий Олины уроки через Интернет никогда не окупили бы, но банковский счет Олег жене пополнял регулярно, поэтому, несмотря на легкий шок от услышанной цифры, Оля записалась в студию.

В основном в студии занимались женщины за сорок. Это были дамы, которые вместе с мужьями поднимались до статуса олигархов, а поднявшись, выли от нечего делать дома. Дамочки помоложе находили себе развлечения в фитнес клубах, салонах красоты, ресторанах и увлекались вокалом. То есть, уж если и заниматься искусством, то либо писать книги, которые потом с радостью за свой счет опубликует любимый муж, либо петь, чтобы потом опять-таки с помощью того же любимого мужа записать диск, а одну из песен отправить замыливать уши слушателю на радио. Тут у кого какие таланты. Некоторые, впрочем, рожали любимым мужьям детей, с которыми сидели няньки, но все-таки досуг был условно занят.

Женщины за сорок в основной массе детей уже родили и даже успели их подрастить, в фитнес ходили не так оголтело, как их молодые «коллеги», литературным и вокальным творчеством не увлекались. Среди женщин постарше модным стал дизайн, а для менее продвинутых, но более утонченных – рисование.

В художественной студии рисовать учили быстро – олигархические жены хотели достичь результата мгновенно, как на курсах по ускоренному изучению иностранных языков: «Я, пожалуй, слова учить не буду. Грамматика тоже особенно никому не нужна. Да и не понимаю я ее. Но вот заговорить я должна через месяц. А лучше через пару недель». Оле эта категория граждан была хорошо знакома, так как подобные особи водились не только среди богатых людей с Рублевки. Терпения и усидчивости дамам явно не хватало. Посидев несколько занятий перед мольбертом, пытаясь в карандаше запечатлеть вазочки, яблоки и прочие предметы, щедро выставленные перед учениками на небольшом возвышении, дамы бросали это дело, перемещаясь обратно в привычные глазу салоны красоты.

Оля, нисколько не претендуя на звание «лучшая художница Рублевки», тем не менее, задержалась в студии дольше всех. Ученицы приходили и уходили, а Оля оставалась, упорно постигая азы живописи. К осени она успела договориться с преподавателем об индивидуальных занятиях, потому что, во-первых, ей стали мешать ничего не делающие сокурсницы, а во-вторых, Оля хотела заниматься больше и дольше, чем другие. Преподаватель, бородатый, колоритный мужчина лет пятидесяти с удовольствием взялся за обучение.

И вот сидя в собственном саду перед чистым листом бумаги, Оля пыталась выполнить домашнее задание на тему «Осень». Вроде и не сложное задание, но ведь, чем шире поставлена задача, тем сложнее ее выполнить. Помогли неубранные листья. Конечно, рисовать разноцветные опавшие листья банально. Но Оля зацепилась за эту идею и принялась потихонечку ее воплощать карандашом на бумаге.

Листочки выходили неплохо. Пусть пока еще только в карандаше, но Оля уже чувствовала, что получиться должно хорошо. Она смешает разные краски, и будет полная гамма тех цветов, что лежали сейчас перед ней. Подул ветер, и листочки, пошуршав для порядка, слегка поменялись местами друг с другом. Где-то проглянула зеленая трава газона, не успевшая еще уступить свое место холодной, сырой, голой земле. Цвета смешивались сами, как будто кто-то хотел усложнить художнице задачу: вот сейчас тут у нас так, а через минуту все иначе, сейчас у нас больше бордового, а вот, подожди чуть-чуть и увидишь, что больше желтого и коричневого. «Так будет продолжаться вечно, – подумала вдруг Оля, – потом будет больше черного, оголится земля, потом пройдут дожди и зеркальные лужи станут отражать небо, которое в свою очередь будет мешать и мешать краски от голубого до темно-серого. После наступит зима, и с черным смешается белое, лужи покроются коркой льда, а потом белое, здесь за городом, не в Москве, конечно, вытеснит все остальные цвета. Лишь будет отдавать чуть голубизной, лишь будет на солнце сверкать снег, переливаясь ничуть не хуже моих бриллиантов. Только бриллианты лежат себе в шкатулке в полумраке вечно зашторенной спальни, а снег блестит на улице, расплескивая яркие блики направо и налево так, что хочется зажмуриться». Оля застыла с карандашом в руке, вдруг поняв, что вот это движение красок ей не передать никогда. Что листья просто застынут на холсте в одном своем минутном положении, и никто даже не догадается, куда они полетят потом, как лягут буквально через мгновение.

«Вот и я также двигаюсь по жизни, гонимая каким-то невидимым ветром. Меняю свой цвет, перемешиваюсь с другими людьми, застываю и опять перемещаюсь дальше. Только некому меня нарисовать, запечатлеть в данную минуту. Никого не интересует эта женщина, которая сидит без толку во дворе и не знает, как ей жить. Ну или проще, как ей нарисовать осень». Оля взяла ластик, подтерла кое-где и снова зашуршала карандашом. Становилось прохладнее. Женщина, убиравшаяся в доме, крикнула из окна второго этажа:

– Оля, может быть вам принести плед?

– Да, было бы не плохо. Спасибо, – откликнулась как бы хозяйка большого дома.

– А то я уж гляжу, вы все сидите. А уж вон холодает. Ветер, наверное, к вечеру дождь надует. Прям, как обещали в новостях, – накидывая плед Оле на плечи, сказала домработница.

– Да, – протянула Оля, – редко у них прогнозы сбываются.

– И то верно, – покивала собеседница, – может и этот не сбудется, – и она пошла в дом убираться дальше.

«Не сбудется, не сбудется, не сбудется, – повторяла Оля про себя последние слова Нины Григорьевны, – ничего уже не сбудется. Рисуй не рисуй». Но рисовать она продолжила, упорно настроившись на результат. Вот нарисуешь осень, и что-то произойдет, что-то незримо сдвинется в пространстве, наклонится куда-то, сместится. Оля рисовала и рисовала, как одержимая, прорисовывая листочки, пока вдруг часа в три нестерпимо не захотелось есть. «Надо прерваться», – подумала она, поднимаясь со скамейки. Оля протянула к небу затекшие руки, вытянула вперед поочередно ноги, мотнула головой туда-сюда. Потом сложила карандаши и ластики в пенал, взяла на всякий случай мольберт (может, действительно, дождь пойдет) и потащила все это в дом, периодически поправляя сползающий с плеч плед.