Туман над озером надежд
Виктория Цветаева
Вся моя жизнь – это непроглядный туман, который клубится над нашим озером. Он, как волшебник или злой чародей, одаряет меня то сказочным благом, то чёрной беспросветной тоской, смешивая воедино жизнь и смерть, любовь и ненависть, восхищение и презрение, а ещё двух братьев, чьи жизни теперь неразрывно связаны со мной и туманом, соединив нас в единое целое…
Виктория Цветаева
Туман над озером надежд
Часть 1. Приглашение…
Странная эта штука жизнь, странная… Вот вроде бы все люди одинаковы и одновременно разные. Все любим бейсбол и бургеры, но кому-то по душе Луи Армстронг, кому-то Майкл Джексон, а кому-то эта молодая выскочка Бритни Спирс. Вот и окружающий мир мы любим по-разному: иные в восторге от огней Лос-Анджелеса, другие от кипучей динамики Нью-Йорка, третьи от ленивой суеты Майами, а я люблю туманы моего родного Лайк-Сити… Они восхитительны и, как добрые волшебники, делают сказкой всё вокруг. Мне всегда нравилось, взяв кофе, приходить сюда на эту лавочку на набережной, у моста, с изящным двухрожковым фонарём и смотреть на туманы, чувствовать их, играть с ними…
В моём укромном уголке мне всегда спокойнее, он даёт мне силы и забирает печали. Я помню тот самый первый раз, когда я сбежала от серости государственного приюта, где я в одночасье став сиротой, вынуждена была выживать с самого детства. В тот роковой день, который отнял у меня всю семью, я нашла его… Я, озлобленная на всех и вся девочка, нескладная и несуразная, больше похожая на взъерошенного воробья, с бешеным глазами вылетела на эту набережную. Перейдя на шаг, я села на скамейку под фонарём перевести дух, да так и осталась здесь, поражённая увиденным…
И сегодня я вновь, как та девочка много лет назад, смотрела на эту сказку, пытаясь забыться… Вот громада моста вырастает фермами и опорами из густого молока и уходит через сотню метров снова в туман… По нему, громыхая колёсными парами, непрерывно выскакивают поезда то в сторону Канады, то приходящие к нам, и я считаю вагоны:
– Один, два, три, четыре…
В дымке виден и самый край маяка с его огненно-красным, живым и трепетным светом, слышны гудки судов на озере, шум порта… И я вновь принцесса, смотрящая в эту белую сказку и верующая в то, что там, за пеленой, стоит замок с ажурными башенками и шпилями или большие белые парусники, а, может быть, эльфы и гномы или озорные русалки и нимфы, ну и конечно же принц…, красивый, статный, во всём белом…
Но вот кофе заканчивается, туман начинает редеть…, а мне приходится идти домой… До скорой встречи, мои старые друзья, я обязательно к вам вернусь…
– Лизи, это тебе, – протянула мне письмо тётя Сара, как только я вошла в дверь, у которой я нашла приют в небольшой двухкомнатной квартире.
На самом деле меня зовут Эльза, но родители звали меня Лизи, это более нежное и мягкое звучание нравилось мне намного больше.
– Что это? – уставилась я на белый конверт у неё в руках. – Впервые получаю нечто подобное,– диву давалась я.
– Девочка, это письмо, оно лежало в почтовом ящике. Я сегодня свою почту доставала, а там это лежит, странное какое-то без марок и штемпелей, обратный адрес не указан…
– Спасибо…, – ещё больше растерялась я, но конверт взяла.
Когда хотела уже закрыть дверь, услышала:
– Лизи, как у тебя с работой, нашла что?
– Тётя Сара, пожалуйста, потерпите ещё немного, скоро и я добытчиком стану в нашей маленькой семье. Вот незадача, уже многие места по объявлению обошла, но мне везде отказывают, даже в уборщицы не могу устроиться. Как только мой паспорт в руки берут, сразу меняются в лице, как будто там не Эльза Джонс написано, а Дьяволица Преисподняя. Дальше ещё интереснее: швыряют мне документ в руки, чуть ли не крестятся, освещая себя крестным знаменем, а потом убегают прочь, как от прокажённой. И так два месяца уже почти! – поникла я ещё сильнее.
Нелегальные мигранты быстрей на работу устраиваются, чем я, и что им надо непонятно? Последнее время итак настроения нет, а сегодня, когда мне отказали в очередной раз и чуть ли не бегом от меня убежали, я совсем растерялась.
– Лизи, детонька, не знаю даже. Поговорю со своим племянником, может, он тебя куда пристроит. Конечно, подожду, не выгоню же я тебя горемычную. Грех такой не возьму, а куска хлеба мне не жалко.
– Тётя Сара, – схватила её за руку я, – обещаю не злоупотреблять вашей добротой, как только найду работу сразу всё отдам, себя не пожалею. Вы же меня знаете…
– Знаю, Лиз, мне дорога память о твоих родителях, да и виновата я перед тобой, поэтому не гоню работать, продержимся как-нибудь, не горюй…
– В чём вы виноваты? Да ни в чём вы не виноваты, мама с папой в аварии погибли, в этом нет вашей вины.
– Да нет, перед тобой, что позволила в приют отдать, намыкалась ты там, девонька. Муж мой, пусть ему икается на небесах, был категорически против, а я что, хоть и бойкая на язык и вроде спуска не дам, но супротив него, как тростинка на пути поезда. Ты же помнишь какой он был огромный, кулак, как у меня голова! Всю жизнь по его указке жила и слова против сказать не могла и как меня угораздило с ним схлестнуться?! А отвёл бы Господь, и жизнь по-другому сложилась… Сын бы жив остался, да и дочь не уехала во Флориду, да и тебе помощь и опека была…
Она внезапно захлюпала носом, растирая по морщинкам скупые старческие слёзы. Я подошла к ней и обняла, крепко прижав к себе.
– Знаю, тётя Сара, вы ни в чём не виноваты. Я всё понимаю, мне было эти восемь лет непросто, но вы меня не покидали и навещали иногда. Спасибо вам за это, да и сейчас не бросили, приютили. Не знаю что бы я без вас делала, погибла, наверное. У меня там даже друзей не осталось, со мной никто не хотел общаться, обходили меня стороной. Я, конечно, не сильно и горела желанием. Сначала по родителям тосковала, потом чувствовала себя изгоем и чужой там. Даже когда захотела подружиться с одной девочкой, она на меня так странно посмотрела и просто ушла, не сказав ни слова. Все от меня бежали, как от чумы, я даже не знаю, что и думать…, – развела я руками. – Теперь вот и с работой никак не складывается.
– Всё наладится, милая… Ты девушка добрая, работящая, жизнь таких хоть и бьет, зато потом вознаграждает, потерпи немного…
– Ничего…, не я одна такая… Мне повезло познать родительскую любовь, многие люди и этого не видели. Как дом сгорел, что от родителей мне достался, так у меня даже ни одной фотографии их не осталось.
– Дак, Лиз, у меня есть, кажись, одна фотокарточка, идём скорее! – и она побежала в свою комнату, а я за ней, швырнув увесистый белый конверт себе на кровать.
Рылась она в комоде долго, пока не протянула мне небольшую фотографию, где действительно были мои родители, и я в середине, где мне всего десять лет. Она была сделана за месяц до трагедии… Это самое яркое воспоминание, перед тем как я их потеряла навсегда… Горло сдавило спазмом… С любовью в глубине глаз, я трепетно поглаживала контуры их лица…
–Родные мои…, царствие вам небесное… Почему вы так рано ушли? Кого мне теперь называть мама и папа…
Слёзы всё-таки прорвались и закапали, скатываясь по щекам вниз. Не могла это контролировать, это не зависело от меня… Эта боль въелась в меня навсегда, да я и не хотела с ней расставаться…. Это моя ноша, и я всё выдержу, а родители мои живы, пока я жива и дышу….
– Мне так их не хватает…
– Они в лучшем мире, девочка, смотрят на тебя, – похлопала она меня по руке, которая держала фотографию и дрожала, как и мои губы, шепчущие их имена. – А ты не раскисай, много у тебя проблем, теперь ещё и без отчего дома осталась, с работой беда, но ты же жива… А с домом какая-то тёмная история, тебе не кажется? Точно не поджог?
– Не знаю, тётя Сара, сама об этом думаю постоянно. Конечно, это странно, ведь он сгорел сразу перед тем, как мне покинуть приют. Пожарная экспертиза ничего не показала, возможно проводка загорелась, там ведь никто после нас не жил, стоял запертый.
– Да, чертовщина какая-то…, – взгляд у тёти Сары стал задумчивый и подозрительный.
– А хочешь я тебе погадаю? – оживилась она и полетела опять же к тому комоду, из которого недавно доставала фотографию. – Давно не колдовала, даже самой интересно, – и тут же достала обычные игральные карты.
– Тётя Сара, – засмеялась я колокольчиком, – я в такие глупости не верю. Как можно на картах судьбу увидеть?
– Не верит она, запомни, глупая, только карты правду и говорят, а там всякие гадания на кофейной гуще, на крови младенца и тому подобные – мошенничество в чистом виде!
Сама говорю не верю, а мои глаза тем временем загорелись азартом. Я уже забыла о своих словах, что совсем недавно обозвала это глупостью и уже вовсю стала ловить глазами каждое движение ловких рук Сары, которые раскидывали карты на столе.
– Вытяни карту, – протянула она мне колоду, и я вытащила первую попавшуюся, которая лежала прям сверху.
– Хм…. Интересно показала она мне червового короля, посмотрим…., – бубнила она себе что-то быстро-быстро, но я не понимала ни слова, набрасывая карты по бокам, сверху и снизу короля…
– Вот смотри, девонька, скоро появится в твоей жизни мужчина намного старше тебя…, красивый, богатый, он сведёт тебя с ума, но и… Господи…
– Что там, что вы не договорили?
– Да ерунда какая-то всё это, – перемешала она все карты, но на её лицо упала тень испуга, а руки дрожали, когда она собирала их в колоду.
Я ничего не поняла, всё что я успела увидеть это даму, короля и много пиковых тёмных карт вокруг них…
– Вот что я тебе скажу, дочка, держись подальше от красивого высокого брюнета с голубыми, но холодными, как лёд, глазами… Он принесёт тебе только боль, разочарование и горечь, а теперь иди к себе, Лизи, мне надо побыть одной! – и чуть ли не вытолкала меня наружу, захлопнув дверь своей комнаты у меня перед носом.
Почему все странно со мной себя ведут? Моё общение всегда заканчивается как сейчас: меня или выталкивают сразу при знакомстве, или только взглянув мне в лицо, так же громко хлопая дверью. Постояв ещё пару минут в полном недоумении, я развернулась и пошла назад к себе. Где моё место в этом мире? Я чувствовала себя совершенно ненужным элементом, у которого нет ни родителей, ни братьев, ни сестёр, ни даже друзей… И это не потому, что я не хотела, чтобы друзья у меня были, хотела и даже очень, но не срослось по причине того, что все шарахаются от меня, как от прокажённой. Может на мне проклятие какое?
–Вроде я и не уродина, – в очередной раз рассматривая себя в зеркальной поверхности, сказала я с ноткой досады в голосе.