День несбывшихся желаний. Короткие рассказы

– То, что хочет услышать каждая женщина!

– Это, например, что?

– Ну, скажи ей, что ты купил пива.

– Сам скажи.

Вася с деловым видом достал телефон и пощелкал клавиши. Потом он убрал его в карман, потому что не хотел тратить деньги. Они посидели еще молча, потом Вася встал и сказал, что ему пора. Хотя, конечно, никуда ему было не пора, просто стало скучно, и он пошел прогуляться по улице до ларька, где можно стрельнуть сигареты. Копалкин не курил, поэтому рассчитывать на него было нечего.

После ухода Васи снова повисла тишина, прерываемая только редким шуршанием машин в дальнем конце улицы. Ворона, наверно, улетела или заснула. Копалкин же принялся снова повторять про себя фразу «Вороне где-то бог послал кусочек сыру…»

БИСЕРНОЕ ПАННО

Иголкой она поддевала случайные бисерины. Некоторые из них не подходили, так как отверстие было слишком узким, другие ей не нравились, потому что их края были недостаточно гладкими. Ира выбирала идеально-ровные, темно-красные, крупные и блестящие бисерины и аккуратно пришивала их ряд за рядом.

На полотне уже были длинные ряды золотых и нежно-кремовых, они шли ровными линиями, туго сплоченные, словно горошины в стручке. Бракованных набралась уже полная банка. Ира думала о том, что надо бы отдать их кому-то, но ей было стыдно отдавать испорченный материал.

Полотно было достаточно большим, чуть меньше метра в длину. Не то чтобы Ира считала себя мастерицей или выполняла работу ради чего-то, нет. Однажды мама ей просто купила маленький пакетик бисера, а Ира не знала, что с ним делать.

Тогда она ярко представила огромное бисерное панно, ряды и ряды бисера, вразнобой, словно полосы на закатном небе. С тех пор ей нравилось собирать мешочки с блестящими бусинами и просто, без мыслей и смысла, нанизывать их на нитку и пришивать друг за другом.

Работа лежала перед ней, вытканная уже сантиметров на тридцать, а Ира все гладила получившийся кусок рукой, испытывая необъяснимое удовольствие от прикосновений.

Иногда она поднимала глаза и смотрела сквозь занавески в окно, чтобы отдохнули глаза. Под окнами была площадка с кустами и там бегала маленькая девочка в голубом комбинезоне и белой шапочке с острым верхом, как у гнома. Девчонка забиралась в куст и долго сидела там, наверно считая его своим домом. Ире не было видно родителей, но должно быть, они сидели на скамейке в другом конце двора. Скоро пришли девочки постарше и стали обсуждать кукол с важным видом.

В прихожей хлопнула дверь, зашла мама. Она вернулась из магазина и снимала ботинки, опираясь рукой о косяк. Ира сидела в постели, и мама подошла к ней, чтобы поцеловать. Она высыпала на постель несколько мешочков с бисером.

– Мама, зачем ты купила черный? – покачала Ира головой.

– Ируля, я ведь не знаю, какие тебе нужны.

– Только не черный.

– Почему же нет, вышьешь рамку или что-нибудь вроде птицы.

– Как на улице?

– Ну как там может быть, – мама вздохнула: Чай будешь?

Ира продолжала смотреть в окно. Иголку она приколола к пододеяльнику над согнутым коленом, на подоконнике стояла банка с бракованным бисером, а в пластмассовой коробочке из-под масла был ссыпан хороший. Зашумел электрический чайник, и мама звенела посудой.

Ира долго смотрела в окно, и там как всегда ничего не происходило. Но вдруг что-то произошло, и Ира с интересом отодвинула штору.

На соседней крыше появились какие-то мальчишки. В форточку было даже слышно, как гремит крыша под их башмаками. Они вылезли через чердачное окно, но не видели Иру. Один спустился к краю крыши, осторожно держась, присел на корточки. Ира представила, как должно быть страшно ходить по самому обрыву и поднялась на колени, встав ими на подоконник, высунула голову в форточку. Мальчишки все не замечали ее.

Один из них, со светлыми волосами, сидевший на самом верху достал фотоаппарат. Он фотографировал крыши и улицу внизу и своих друзей. Потом он увидел в объективе Иру и тоже сфотографировал ее. Ира заулыбалась и махнула ему рукой, когда он посмотрел на нее без фотоаппарата.

От этого взгляда Ире стало неловко. Мальчишке, вероятно, тоже, так как он снова поднес к лицу фотоаппарат. Он успел сфотографировать еще раз, до того, как Ира нырнула обратно в комнату, спрятавшись за занавеской.

Щеки Иры горели. Слезая с подоконника, она задела банку с бисером и рассыпала его по всей кровати, по полу, где он закатился в щели между половиц.

Мама принесла пылесос, и он гудел еще долго, пока большая часть бисера не оказалась в его пыльном желудке.

Ира жалела бисер, но ей пришла в голову одна мысль, которая вытеснила сожаления. Она отступила побольше места от уже готовой бисерной полосы и черным стала вышивать линию крыш с силуэтом сидящего человека на ней.

ВЕЧЕРОМ НА МОРЕ

Она лежала, и ей казалось, что вода с каждым вдохом втягивается в тело фиолетово-голубой волной, а на выдохе вытекает через макушку обратно. Ей казалось, что море вокруг нежно-синее и прозрачное до самого дна, а в глубине оно приобретает тяжелую, темную синеву, скрывая страшные тайны. Она лежала на спине, иногда приоткрывая один глаз, щуря его от солнца, ощущая горячие лучи на лбу и щеках, а под поясницей, икрами и локтями едва заметное колыхание прохладной воды. Море качалось вверх-вниз, как вдох-выдох, и в голове Лизы тоже была вода, которая, как она представляла, затекает внутрь через макушку.

В ушах то хлопало, то едва заметно гудело, в зависимости от того, как высоко ее поднимали волны. Однажды ее голова оказалась над поверхностью, и с берега донеслись крики, как будто кого-то звали. Но Лизе было все равно кого. Она представляла, что под ней не вода, а холодные спины дельфинов, огромных, блестящих, глянцево-гладких. Они поднимались со дна, а потом по дуге уходили опять вниз и смотрели на нее сквозь бирюзовую толщу воды, на нее, окруженную золотым ореолом от солнца.

Иногда Лизе вспоминались обрывки фраз «нам на другую улицу» или «мне кажется, что мы заблудились», но она прогоняла их, представляя, что это облака. А облака в свою очередь проплывали над ней, как барашки из пучков созревшего хлопка и гладили живот, грудь, лицо точно также как под нею дельфины, вниз, а потом по дуге. И была в их касаниях такая созвучность, такое взаимодополнение, что Лиза теряла сознание и только ощущала их, ощущала, ощущала…

На берегу солнце скрылось, казалось, надвигается дождь. Над морем в большую прореху еще проникали лучи, окрашивая края облаков в золотой, и далеко от берега плавала Лиза, редко появляясь над водой. Силуэт ее темного тела казался утопленником, и наблюдавшей с земли женщине все казалось, что Лиза без сознанья. Она заправляла вьющиеся волосы за уши, их тут же снова высвобождал ветер, и чуть сощурив глаза и наморщив лоб, прислоняя руку к лицу, звала ее по имени. На женщине была широкая юбка в мелкий белый цветочек и объемный пиджак, мягкий, уютный, большой. Женщина знала, что Лиза ее не слышит, она также знала, что Лиза хорошо плавает и поминала все те случаи, когда Лиза заплывала так далеко и часами моталась в воде, как щепка, но все равно ей было тревожно, особенно сейчас, когда солнце скрылось и, казалось, надвигается дождь и шторм.