Фарфоровый бес

– А что же, иных каких помещиков, соседских, не живет поблизости? – спросила озабоченно Анна.

– Были недалеко. У самого моря на песке дом их стоял, не нашенские, с иноземной фамилией. Но уехали, бросили свой дом. Осталась в последние годы там старая экономка их, моих лет, верно, но и она умерла недавно. А теперь какой-то родственник дальний поселился. Зовется мудрено, – Матрена поправила платок. – Язык сломаешь, но ни за что не выговоришь фамилие евоное. Я ему время от времени продукты с хозяйства своего вожу, ну, вот хлеба испеку, каши какой в деревянной ладке. Опять же, и постирать просит. Свою прислугу не заводит. Странный очень барин, – Матрена покачала головой. – Все бегает по дому, озирается. В одной комнатке под самой крышей засел и не высовывается оттуда. Словно боится кого-то. Но, видать, прежде очень богатый был, белье у него все шелковое, фигуркой царского орла помечено. Вот опять вчера порты свои всучил, – пожаловалась она, – так ты, матушка, Анна Алексеевна, поспи покуда на печке у меня, отогрейся как следует, а я еду сготовлю, покормлю тебя, а там уж и решим, к кому тронуться, к Полянским или к странному барину тому наведаться, может, он что подскажет. Заодно и порты ему отдам. Пускай уж сам сушит. У меня места нет.

– А экипаж есть у него? – спросила Анна, раздумывая. – Как же он приехал на взморье?

– Нет у него экипажа. Если куда его подвезти надо, так я на дровнях своих его везу. А приехал он, как вы, на почтовой упряжке. Я вот так на него гляжу, то ли недуг какой его тайный гложет, то ли совесть, но уж больно неспокоен он. Бес в нутрях сидит и точит, точит его. Вроде и не старый он еще, годами-то, но на лицо – глубокий старик. Волосы как лунь белы, до плеч длинными носит их, все лицо в язвах, заживленных, верно. Глазищи сверкают. По молодости, видать, красавчик был, но больно уж дурен сделался. Ну, вставай, вставай, я тебя до печки провожу. Полежи, отдохни, – старуха помогла Анне подняться с лавки и довела ее до полатей. – Угощение у меня небогатое, все больше каша ячменная да хлеба ржаного ломоть, – оправдывалась она. – Ты ж к такой еде не привыкшая, но все голодной не оставлю. Вот еще рыжики моченые в бочке в погребе остались, – вспомнила она, – сама в лесу собирала.

– Вы об еде для меня шибко не хлопочите, – скромно остановила ее Анна, – чем богаты, тому и рада буду. Мне и кусочка калача моченого достаточно, не балованная я.

– Как же так? – старуха в удивлении повернулась к ней. – Адмиральская дочка и не балованная? У нашего барина, хоть он и не адмирал, а всего лишь секунд-майор, две девицы таковы нутром, что и врагу не пожелаешь. Бывало, как заведут с утра капризы свои, чего подать да принести, до самого полудня все поручения их не переделаешь. А довольны никогда не бывали, еще тумака дадут, прямо так под зад туфлей, вроде как и не барыни, а сами холопки, а то еще и похуже холопов будут. Слава богу, нынче переотдавал их секунд-майор замуж, съехали они от нас, в других местах капризничают.