Тонкие губы на мгновенье сжались, и больше ничего не изменилось. И слова:
– У меня чип в голове. Я теперь на управлении. Делаю только то, что велят. Вряд ли мне позволят заниматься чем-то посторонним.
Голос ровный, по-прежнему бесстрастный, а эффект, как от удара. Оглушил. Зазвенело в голове, разметало мысли.
– У тебя… что? На каком управлении?
Но Ши не обращал внимания на Кирины вопросы, говорил дальше, про то, о чём хотел сам:
– Ты пока не уезжай. Я постараюсь найти кого-нибудь, кто тебе поможет.
Кира не воспринимала смысла.
– Подожди. Ты сказал…
Ши перебил, поднимаясь из-за стола:
– Мне пора. Надо идти.
Развернулся, зашагал прочь, к дверям.
– Стой!
Он не остановился. Конечно! Сделал вид, что не услышал. Но даже если догнать, даже если заорать прямо в лицо, он всё равно больше не добавит ни слова, разве только ещё раз повторит: «Мне пора».
***
Шёлковая скатерть играла бликами и переливами оттенков. Кира, сдавив виски ладонями, пялилась на неё почти в упор. И не видела. Хотя её чернота, самое то для одолевавших сейчас мыслей. Отчётливо вырисовывались на тёмном, словно выведенные белой краской, совсем недавно услышанные слова: «Чип в голове. На управлении. Делаю, что велят». Они же не могли быть правдой. Что-то из разряда совсем уж невероятного. Но и придуманными они быть не могли.
Если нужна отговорка, выберешь, само собой, что-то реалистичное, а не из области научной фантастики. Да и Ши не из тех, кто оправдывается, он просто говорит «нет», без всяких объяснений, и считает, что этого более чем достаточно.
Неужели правда? Неужели возможно?
А откуда сомнения?
Почему в колдунов, демонов и жутких тварей Кира поверила легко? Разве они – не ещё большее безумие? А существование сложных технологий принимать отказывается.
Да потому и отказывается, что…
Как с этим можно жить? Осознавая, что ты не хозяин собственным мыслям, собственным действиям. Когда чужая воля безраздельно управляет тобой. И как это можно соотнести… ещё с кем бы другим, но не с ним.
Недаром Ши пытался убедить Киру в бессмысленности её стремлений, ведь одна она не справится, а сам он не сможет ей помочь. Но настоящую причину «почему» он не хотел называть, скрывал до последнего. Предпочитал предстать бездушным монстром, но никак не послушным роботом, за которого решает кто-то другой. А когда всё-таки сказал, сразу ушёл, игнорируя её слова, её вопросы.
Кира бы тоже ушла на его месте. Возможно, ещё и уши зажала бы, чтобы не услышать чужих слов, совершенно не важно с какими интонациями и эмоциями произнесённых. Даже если не холодное злорадство, даже если не глупое несдержанное удивление, если сочувствие или жалость, всё равно – не надо. Достаточно и собственных мыслей, достаточно и собственной боли, чтобы растерзать себя в клочья. К чему ещё помощь со стороны?
Нет, нет, нет! Кира бы просто не смогла на его месте. Сохранять невозмутимый вид, говорить спокойно. Жить бы не смогла, а он…
Кто-то что-то произнёс совсем рядом. Кира уловила только звук, и то с трудом, и, скорее всего, потому, что говоривший назвал её по имени. Лишь оно прорвалось сквозь вихрь одолевавших Киру мыслей.
Взгляд сфокусировался на определённой точке – едва заметной складочке на гладком шёлке скатерти. Кира подняла голову, убрала ладони от висков, и услышала, теперь уже отчётливо:
– Привет, говорю, Кира. Рад снова тебя видеть.
Но всё равно не до конца поняла.
Перед ней стоял парень. Трудно точно определить возраст. Двадцать? Или за двадцать? Может, уже и около тридцати. Черты лица, которые одинаково подходили и юноше, и мужчине. Глаза чуть прищурены, и цвета их не разберёшь, а волосы русые, немного взлохмачены.
– Снова? – настороженно и изумлённо уточнила Кира. – Мы уже виделись?
– Виделись, – подтвердил парень. – И не раз.
Глаза блеснули, а губы растянулись в улыбку, широкую, чуть ли не от уха до уха, насмешливую и заговорщицкую, знакомую. До ужаса знакомую.
Кира помотала головой, будто попыталась избавиться от видения, ну и от глупых предположений.
– Впервые, считай, чуть меньше года назад, – между тем невозмутимо докладывал парень. – На вокзале. Это ты должна помнить. Я тебя ещё яблоком угостил.
– Яблоком? Ты?
Взлохмаченная русая шевелюра, нахальная улыбка до ушей, любимое словечко «считай», вставляемое во фразы к месту и не к месту. Всё так, кроме главного – там же был мальчишка лет пятнадцати.
– Ну да, я. Чего ты удивляешься? – парень плюхнулся на стул, на котором недавно сидел Ши, повёл рукой, приглашая оглядеться по сторонам. – В подобном месте находишься и удивляешься. Если имя забыла, напомню. Вит.
– Вит, – повторила Кира неуверенно. Хотя он прав: после всего, что уже случилось, стоит ли изумляться такой ерунде. – Как-то слишком быстро ты подрос.
– Ты посоветовала, я постарался, – Вит упёрся локтями в стол, устроил подбородок на переплетённых пальцах. – А если без шуток, то я – хамелеон. Или полиморф. Как больше нравится? Меняю внешность, считай, за не фиг делать, – объяснил и тут же продемонстрировал своё умение.
По фигуре Вита и по лицу пробежала мелкая рябь, будто каждая клеточка сдвинулась со своего места, и уже через мгновенье перед Кирой сидел худощавый подросток с вокзала, спрашивал хрипловатым чуть ломким голосом:
– Так привычней?
Кира отрицательной мотнула головой.
– Лучше, как раньше.
– Хорошо. – Он опять резко повзрослел. И посерьёзнел. – Сказать или сама?
– Тебя Ши прислал, – негромко и сдержанно проговорила Кира.
– Угу, – кивнул Вит, насколько позволил упирающийся в пальцы подбородок. – Невесть что, но всё-таки.
Глава 4. Крест и цепи
Они никогда не заморачивались на приветствия, и уж тем более на вопросы типа: «Как жизнь? Как дела?» К чему церемонии? Ши начинал разговор так:
– Ты мне нужен.
Его твёрдый, лишённый интонаций голос превращал фразу в подобие приказа, но Вит не обижался. Совершенно не обращал внимания по подобную мелочь, потому что и сам мог позвонить в любое время, но сочетание «ты мне нужен» ему не нравилось, он предпочитал подлиннее и поэмоциональней: «Я тут нашёл подходящее дельце». Но на этот раз пришлось начать с осторожного вопроса: