Вера, Надежда… Любовь (сборник)

– Песню запевай!

Люди идут по свету, Им, вроде, немного надо…

– Еще и петь ему! – возмущались девочки. Его песню к тому же никто не знал.

Люба сначала слабенько подхватила, потом замолчала – начала задыхаться.

– Это же гимн всех геологов и альпинистов!

А не знаете, так предлагайте другое.

Нас не догонят…

– Давайте! – обрадовался он и завыл:

Нас не догонят, нас не догоня-я-ат!

Еле догнав Таракана на вершине, распластались на белых облаках цветов.

– Не спим, не спим! Разминаемся!

– Да чтоб он… – ругались в сторону.

Взметнулся оранжевыми искрами костерок. Вожатый проникновенно пел свой альпинистский гимн, и его невольно слушали. Песня, если честно, была ничего так. Понравилась.

– А вы что станете петь, когда постареете, как я? «Нас не догонят?»

Ребята повалились в траву от смеха: Серафиму едва ли минуло двадцать.

– Мне его голос в кошмарах будет дома сниться, – закатывала глаза Леночка. – Таракан несчастный!

…К концу сезона все до отвала наелись черешней, накупались, назагорались. Люба привыкла к «коллеге», даже подружилась с ним и не могла понять, почему дети его так не любят. Может, потому, что он все не мог определить, строгим ему быть с ними или на короткой ноге? Впрочем, мальчишки относились к вожатому относительно лояльно. Вот девочки просто терпеть не могли «Таракана несчастного» и с возрастающей женственностью, в которой стервозности хоть отбавляй, оттачивали на нем свои острые язычки.

Он обижался почти до слез. Срывался, кричал… и снова попадал под обстрел слов и взглядов. Был незло памятен, и злыдни этим пользовались.

Ребята соскучились по дому. Кто-то уже потихоньку паковал чемоданы с коллекциями камней и морскими звездами. Утренний подъем перестал раздражать, большинство безмятежно давили храпака под надсадный тенорок вожатого. Он гневался, мог облить холодной водой из кружки даже девчонок.

– Отомстим ему напоследок? – предложила Леночка.

Таракан встревожился, когда основные его мучительницы подозрительно рано попросились спать. Не заболели случаем?

Немного погодя девчонки, приглушенно смеясь, склонились с фонариком над листом ватмана…

Утром Серафим, потрясая листом ватмана, ворвался в комнату Любы.

– Что это?! Что?! – спрашивал он, тыча пальцем в сорванный с двери лист.

Люба пригляделась. На бумаге фломастерами было нарисовано чудовище в очках, с торчащими в стороны усами. Под обезображ… то есть изображением стояла подпись на якутском языке. Если перевести ее на русский, получилось бы примерно вот что:

Сбрей дурацкие усы,

Нет ни грамма в них красы,

Заведи жену потом,

Утром ей кричи: «Подъем!»

Мы скучать совсем не будем,

Скоро мы тебя забудем,

Рыжий и ужасный, тощий и несчастный!

Люба еле сдержала улыбку:

– Ну, пошли разбираться…

Притихшие девочки наблюдали за Серафимом, и смеяться им не хотелось. Его рыбки-глаза метались за стеклами очков, будто им не хватало воды, губы тряслись.

– Вы… вы издевались надо мной весь сезон! За что? Что я вам плохого сделал?!

Люба подумала – он сейчас разрыдается, и пришла на помощь:

– Как вам не стыдно! Серафим Георгиевич даже прочитать не может, что вы тут написали…

– Но мы же думали его обрадовать, – пискнула Леночка.

На мгновение в комнате воцарилась недоуменная тишина.

– Хотите, переведу? – Леночкин голос не дрогнул, когда она читала: – Дорогой Серафим! Нам нравятся ваши усы и песни. Они мужественные и романтичные. И поете вы хорошо. Рыжие люди на земле – редкость. солнечный цвет. А вы – солнечный человек.

– А где здесь имя?

– Вот, – без колебаний показала Леночка. – Так ваше имя звучит в якутской транскрипции.

– Но эта сумасшедшая физиономия…

– Мы не художники, – пожала плечами Леночка. – Нам казалось – похоже.

Люба молчала, не зная, как реагировать на вдохновенное девчачье вранье. Вожатый смутился, и лицо его обнаружило необычайное сходство с нарисованным.

– Мне никто еще не говорил таких приятных слов, – сказал он взволнованно. – На следующее лето, когда снова приедут ребята из Якутии, я покажу им эту газету.

Он вышел, прижимая ватман к груди.

– Я коленку ободрала, – заплакала вдруг маленькая Таня.

– Где? Покажи!