Страстная Лилит

– Засыпайте, – сказала Аманда.

Белла откинулась назад, закрыла глаза. Аманда оглядела комнату, посмотрела на открытый шкаф, на бутылки и бокалы, на изысканную мебель, на женские безделушки, которыми эта женщина любила себя окружать; посмотрела она и на дверь, ведущую в ту комнату, где обычно по ночам находился доктор.

Голова Беллы свернулась в сторону, рот открылся, и раздался приглушенный храп.

Аманда подошла к шкафу и прикрыла дверцу; тихо выходя из комнаты, она сказала себе:

– Да, мне время уходить из этого дома.

* * *

Ресторан процветал. Его все еще называли рестораном Сэма Марпита, но большинство людей мысленно считали его рестораном Сэма и Лилит.

Лилит не только танцевала; она подсаживалась к посетителям и болтала, и острила; вместе с Сэмом она стояла у дверей, чтобы приветствовать самых уважаемых клиентов. Она появлялась в своих замысловатых вечерних туалетах, приветливая, гостеприимная и поразительно красивая.

Лилит изрядно ожесточилась; и жизнь с ней, говаривал себе Сэм, не была такой уж приятной и веселой.

Удивительно, думал Сэм, он-то полагал, что она смягчится, выйдя замуж; он думал, что за ним будет последнее слово. Но оказалось не так. Она вела себя не менее независимо, чем раньше. Чуть какая-нибудь мелочь не по ней – а таких мелочей, конечно, хватало, – и она выходила из себя, и говорила, что уйдет к Дэну Делани в ресторан, как будто не она была для Сэма источником мелких и больших забот. Сплошные заботы! Не ему первому выпало это на долю!

И все же, повторял себе Сэм, я бы сделал то же самое, начни я жить сначала. Его чувства к ней не изменились; просто он разочаровался в семейной жизни. А ведь была еще Фан. Его женитьба совершенно расстроила ее планы. Ну не может человек угождать сразу всем женщинам. Как говорится, для одной свадьба, для другой – погибель. Не то чтобы она ему всегда не особенно нравилась. Фан была одной из тех женщин, которые просто не могут сказать: «Нет». Нежная и податливая. Хотя он даже и женился на Лилит прямо у нее под носом, он знал, что употреби он чуточку лести, потрепи ее по подбородку, шлепни раз или два, и Фан стала бы сговорчивой, как всегда. Возможно, ему стоило бы избавиться от Фан. Ну, нет уж. Или не раньше, чем подыщет ей работу. А почему он должен избавляться от нее? Он считал, что поступил с ней не совсем хорошо. Нельзя же, чтобы она потеряла и работу, и их совместные забавы. Кроме того – говоря себе это, Сэм подмигнул неизвестно кому, – чем черт не шутит!

Лилит не просила его избавиться от Фан. Если бы она сделала это, он был бы вынужден подчиниться. О нет, мадам Лилит была слишком горда, чтобы предлагать такое. Это казалось ему забавным. Любая нормальная женщина сказала бы: «Пусть она идет вон!» Но Лилит прикинулась, что ей безразлично – здесь ли Фан или нет.

Так вот Фан и осталась – на случай дождика, как говорится, сказал себе Сэм и снова подмигнул.

Тот франт больше не приходил в ресторан за Лилит. Сэму хотелось бы знать, что с ним случилось. Что ж, у Лилит есть несколько первоклассных друзей. Это ее кузина или невестка, которая приходит изредка увидеться с ней. Приятная юная леди. Компаньонка у какой-то богатой женщины. Он удивлялся, почему Лилит никогда не ходила навестить ее. Это было так не похоже на Лилит – не сунуть свой нос туда.

Он подумывал о том, чтобы спросить ее, но были некоторые вещи, о которых лучше было Лилит не спрашивать, если дорожишь покоем.

Ну что же, он не должен жаловаться. Дела шли хорошо. Хотя странно, как Лилит удается все еще мучить его, заставлять чувствовать, что он так и не знает ее, несмотря на так называемые «интимные отношения».

Расположившись за прилавком, Сэм ковырялся в зубах и наблюдал, как она подсаживается к столикам. Она, несомненно, привлекает посетителей. И знает, как обращаться с людьми. Слегка пококетничает и тут же дает понять, что бесцеремонности не потерпит.

Лилит была «то, что надо», она делала гораздо больше, чем пела песенки и исполняла этот танец с вуалями. Сегодня вечером она выглядела немного странно... что-то новое появилось в выражении лица. Как бы это назвать? Задумчивость? Нет, не совсем то. Скорее у нее есть какая-то приятная тайна. Тревожась, он все же надеялся, что она не встречается снова с тем франтом. Да и как бы она смогла? Он ловко следил за каждым ее шагом, да она, кажется, и не стремилась удаляться от ресторана.

И все же она изменилась – вне всякого сомнения. Лилит... но не совсем Лилит. Одну за другой она сбрасывала свои вуали. Он был рад, что она не позволила ему убедить ее танцевать в подвальчике. Ныне он мог гордо держать голову; он мог смотреть сверху вниз на того, кто упоминал ресторан Делани. В конце концов, выигрывает добропорядочный, честный человек, соблюдающий респектабельность своего ресторана.

Что с ней произошло? Движения ее не изменились. Теперь он в подробностях знал танец с вуалями... каждый жест. Все было таким же, но она казалась другой, уже не обещавшей самое важное, Не подававшей им надежды на то, что, сбросив последнюю вуаль, она предстанет обнаженной.

По старой привычке он пошел за ней в ее комнату. Он поступал так в прежнее время, когда ухаживал за ней; он подумал, и мысль эта его позабавила, что он до сих пор ухаживает за Лилит.

– О, это ты.

– Ну, нечего сказать, поздоровались.

Она бросила на него один из своих уничтожающих взглядов. Просторечие она не одобряла; она старалась совершенствоваться, стремясь говорить, как эта ее невестка с манерами и наружностью леди.

Она усаживалась, глядя на себя в зеркало, все такая же отрешенная и задумчивая, как в танце. Он положил руки на ее голые плечи, но она вывернулась. Как бы ему хотелось, чтобы она была такой же мягкой и любящей, как Фан.

– Ну, что еще? – спросил он.

Она взглянула на потолок, с раздражением вскинув голову – этот ее жест был ему хорошо знаком.

– Ты изменилась, – сказал он. – Что-то случилось. Я знаю. Неожиданно подобрев и улыбнувшись, она повернулась к нему.

– Неужели, Сэм?

Тут она поднялась и села на туалетный столик, повернувшись спиной к зеркалу и все еще улыбаясь. В этот момент любовь захлестнула его. Она обладала какой-то силой заставить его возненавидеть себя, а потом неожиданной улыбкой все изменить, как сейчас. И ведь разве не с самого начала она так на него влияла, когда заставляла его платить ей двенадцать шиллингов с полтиной плюс ужин вместо тех десяти, что он предлагал ей сначала.

– Лилит, – повышая голос, спросил он, – что случилось?

– Сначала я была не уверена, – ответила она. – Мне не хотелось тебе говорить, пока я не буду убеждена. О малыше, Сэм.

– Малыш!

– Ну не смотри так недоверчиво. Сделав два шага, он обнял ее.

– Лилит, – сказал он. – Малыш, а?

– Я думаю, ты доволен.

– Ну, а кто не был бы доволен? Ты не рада?

– О, Сэм, – ответила она, – так рада... я готова была сегодня расцеловать всех людей в ресторане.

– Эй, ресторан Марпита – респектабельное заведение, да-да! Тут они рассмеялись, и он поцеловал ее раз, потом другой, а потом не мог остановиться. Она взяла его за уши и потеребила.

– Я хотела этого больше всего на свете, – сказала она. – Малыш. Настоящий малыш. Мой!

Сэму захотелось танцевать. Он схватил вуали и, навернув их на себя, начал танцевать... сбрасывая их одну за другой, смеясь или пытаясь смеяться, пока слезы не потекли по его щекам, подлинные слезы. «Кто бы мог вообразить меня плачущим», – подумал Сэм.

Опершись о столик, Лилит плакала, не пряча слез. Нежная, как Фан, только несравненно более красивая.

– Еще немного, и я не смогу танцевать, Сэм.

Он стоял и легонько, нежно похлопывал себя по бедру, как будто оно было источником его удовольствия.

– Нет, – ответил он. – Ты должна беречься. Провалиться мне на этом месте, если я не выставлю всем шампанского в честь паренька.

– Лучше помолчи пока.

– Ладно, ладно. – Он улыбнулся ей. Он был рад, что у них есть тайна... такая тайна. – А когда? – спросил он.

– Еще не скоро. По крайней мере, шесть месяцев.

– А кто это будет... мальчик или девочка?

– Мальчик, – ответила она.