Изумруды к свадьбе

Миновали теплые июльские дни. Наступил август, в жарких лучах солнца созревал виноград.

В кондитерской, куда я постоянно заходила выпить кофе с кусочком домашнего пирога, мадам Латьер рассуждала о хороших видах на урожай в этом году.

Время сбора винограда уже близилось, и, казалось, помыслы всех жителей округи были сосредоточены только на этом. А мне еще предстояло много работы, но не могла же я оставаться в замке до бесконечности? Не совершила ли я глупость, отказавшись от предложения Клод?

Но я не могла заставить себя даже думать о том, чтобы уехать из замка. Я прожила в нем уже около десяти месяцев, и мне уже стало казаться, что до приезда сюда лишь существовала. Жизнь вне замка представлялась мне просто невозможной, какой-то смутной, не реальной вовсе. Если я уеду отсюда, ничто, даже самое интересное, не сможет заменить мне то, что я теряла.

Я часто вспоминала наши разговоры с графом и спрашивала себя, а не виделось ли мне в них нечто такое, чего на самом деле не было. Может быть, граф просто посмеивался надо мной, и не более того?

Я полностью жила жизнью замка и, когда услышала о ежегодной ярмарке, захотела принять в ней участие. Мне об этом сказала Женевьева.

– Вы тоже должны иметь свой прилавок, мадемуазель. Что вы будете продавать? Ведь вы раньше никогда не были на ярмарке, да?

Вряд ли здешняя ярмарка очень уж отличается от наших, заметила я ей. А у нас они проходят регулярно.

Я собиралась разрисовать чашки, блюдца и пепельницы. Сделав несколько пробных образцов, я показала их Женевьеве, и та даже засмеялась от удовольствия:

– О мадемуазель, просто чудесно. Ничего похожего на наших ярмарках никогда раньше не было.

Я принялась за дело с огромным энтузиазмом, изображая на глиняной посуде не только цветы, но и животных – маленьких слонов, кроликов, кошек… Потом мне пришла в голову мысль писать на кружках имена. Женевьева сидела рядом со мной и называла их. В первую очередь, конечно, были сделаны кружки с именами Ива и Марго, но потом Женевьева стала называть имена и других детей, которые должны были быть на ярмарке.

– Это немедленно будет продано! – кричала она. – Они не смогут устоять перед соблазном купить кружку со своим именем. Можно, я постою за вашим прилавком? Торговля будет такой оживленной, что вам понадобится помощник.

Я была рада видеть ее такой счастливой и воодушевленной.

– Папа тоже посетит ярмарку, – сообщила она. – Хотя я не помню, чтобы он когда-нибудь делал это раньше.

– А почему?

– О, он всегда был в это время в Париже или еще где-нибудь. Он и так задержался здесь намного дольше, чем обычно. Я слышала, как слуги это обсуждали. И все из-за того несчастного случая с ним.

– Возможно, – сказала я, а сама подумала, что скорее всего, это объясняется присутствием в замке Клод.

Я готовилась о ярмарке и была рада тому, что Женевьева разделяет мое волнение и с удовольствием рассказывает о предыдущих.

– Знаете, мадемуазель, у нас никогда раньше не делали кружек с именами детей. Деньги, которые мы выручим, пойдут в монастырь. Я скажу матери-настоятельнице, что она должна быть вам благодарна.

– Не следует делить шкуру неубитого медведя, – напомнила я ей и добавила по-английски: – Цыплят по осени считают.

Женевьева задумчиво улыбнулась мне, и я знала, что она в этот момент подумала о том, что в любых ситуациях я веду себя как настоящая гувернантка.

Однажды после полудня, когда мы возвращались с прогулки верхом, мне в голову пришла идея как-то использовать ров. Я никогда не была там раньше, и мы решили вместе внимательно осмотреть его. Трава здесь была зеленой, сочной, и я решила, что здесь неплохо устроить ярмарочные павильоны и прилавки.

Женевьева признала идею великолепной.

– В этот раз все действительно будет по-другому, мадемуазель. Мы раньше никогда не использовали ров. Как здесь внизу тепло!

– Он защищен от всех ветров, – объяснила я. – Можете себе представить, как красиво будут смотреться наши павильончики на фоне серых стен.

– Прекрасно, установим их именно здесь. А вы не чувствуете себя здесь, внизу, как будто запертой, мадемуазель?

Я поняла, что Женевьева имеет в виду. Во рву было очень тихо, и расположенные совсем рядом высокие серые стены замка буквально нависали над нами.

Мы медленно шли вдоль стен, и я стала уже подумывать о том, что мое предложение установить прилавки и павильоны на неровной поверхности дна высохшего рва было опрометчивым, как вдруг увидела небольшой крест у подножия замка. Я указала на него Женевьеве.

Подойдя к кресту, она опустилась на корточки. И я последовала ее примеру.

– На нем что-то написано! – воскликнула Женевьева.

– «Фидель, 1747», – прочитала я. – Это могила… могила собаки.

Женевьева подняла на меня глаза. – Это было так давно! Забавно.

– Мне кажется, что это собака с той самой миниатюры, которую господин граф подарил мне на Рождество.

– Возможно. Фидель – какое милое имя!

– Хозяйка, наверное, его очень любила, раз похоронила как человека.

Женевьева кивнула.

– Ров оказался своего рода кладбищем. Думаю, что не надо устраивать ярмарку там, где погребен бедный Фидель. И вдобавок в этой высокой траве масса вредных насекомых.

Я не могла не согласиться с ней. Когда мы вошли в ворота замка, Женевьева сказала:

– Тем не менее я рада, что мы нашли могилу Фиделя, мадемуазель.

– Да, и я тоже.

Открытие ярмарки происходило в жаркий, солнечный день. Павильоны были расположены на одной из лужаек, и с раннего утра их владельцы уже раскладывали свой товар. Женевьева трудилась вместе со мной, стараясь придать нашему павильону привлекательный и нарядный вид. Она постелила на прилавок белую скатерть и с большим вкусом украсила его листьями прежде, чем мы расставили нашу разрисованную посуду. Все выглядело очаровательно, и я втайне была согласна с мнением Женевьевы, утверждавшей, что наш павильон будет самым симпатичным среди всех остальных. Мадам Латьер разместилась под тентом со своими закусками и прохладительными напитками. Среди выставленных на продажу товаров преобладали вышивки и вязаные изделия, были здесь и цветы из парков замка, торты, овощи, украшения и ювелирные изделия.

– Клод может составить нам конкуренцию, – сказала мне Женевьева, – ибо непременно выставит на продажу кое-что из своих нарядов, которых у нее несметное множество. И, конечно, каждый захочет купить платья, которые, как всем известно, были сшиты в Париже.

Местные музыканты под руководством Армана Бастида играли во второй половине дня. А когда начнет смеркаться, наступит время танцев.

Я действительно гордилась своими изделиями. Нашими первыми покупателями оказались дети Бастидов, которые удивленно ахали, находя на кружках свои собственные имена и считая это всего лишь случайным совпадением. Я принесла целую партию кружек, на которых не было никаких рисунков или надписей; заказов было хоть отбавляй.

Ярмарку открыл граф, что само по себе придавало ей особое значение. Это была первая ярмарка, которую он почтил своим присутствием после смерти графини. Кто-то заметил, что это можно считать знаменательным событием и что жизнь в замке теперь снова войдет в нормальную колею.

К нам заглянула Нуну и стала просить, чтобы я сделала кружку с ее именем. Я работала под голубым навесом и была рада жаркому солнцу, запаху цветов, звонкому гулу голосов и непрерывному смеху. Словом, я чувствовала себя счастливой.

Граф, проходя мимо, остановился понаблюдать за моей работой.

– О, папа, ну разве она не прелесть? – воскликнула Женевьева. – И так быстро все делает. Хотите кружку со своим именем?

– Да, конечно!

– Вашего имени на готовых кружках, похоже, нет. Вы не писали имя «Лотэр», мадемуазель?