– Мама испекла, – гордо ответил Саша, ему была приятна похвала Иры. – У неё особый талант.
– Я никогда в жизни не ела хлеба вкуснее! Повезло тебе!
– Да. Но наслаждаться, как в детстве я им уже не могу.
– Почему?
Саша задумался над ответом.
– Ну, скажем так, – наконец собрался с мыслями он, – мы взрослеем, и вкусы наши неизбежно меняются.
– Но это же мамин хлеб, – выпучив глаза, приподняла пакет Ира.
– Да, – весело улыбнулся Саша. – Но, к сожалению, с возрастом просыпается другой голод, и даже мамин хлеб не способен его утолить.
Ира непонимающе сдвинула брови.
– Ты так говоришь, как будто тебе семьдесят лет!
– Чуть поменьше, – подмигнул Саша и сменил тему, жестом приглашая спутницу пройтись по мощёной дорожке. – Ко всему прочему, из-за работы не могу часто видеться с семьёй.
– Она живёт не в городе? – поинтересовалась Ира, ступая рядом и не отрываясь от хлеба.
– В деревне. У них там что-то вроде своей фермы. Но я давно живу отдельно. А ты?
– Я? – переспросила Ира, глядя, как ветер уносит в небо связку пёстрых шариков. – Одна. Родителей навещаю редко.
– Почему? Не стоит в таком возрасте рано отрываться от семьи, – добродушно пожурил Саша.
Лицо Иры посуровело, но она, пересилив себя, прогнала тяжёлую мысль и беззаботно возмутилась:
– Я ненамного младше тебя.
Саша многозначительно промолчал.
– Ну, сколько тебе лет?
– Много.
– Ну скажи, сколько? – приставала Ирина.
– А сколько бы ты дала? – лукаво прищурился Саша.
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я в этом не разбираюсь. Сколько твоим братьям?
– О, они ещё весенние дети, – Саша остановился, увидев в реке стаю уток. – Им всего четырнадцать, – он оторвал кусочек от хлеба и стал крошить его в воду.
– М-м-м… – Ира оценивающе оглядела спутника. – Они поздние?
– Можно и так сказать, – мягко согласился Саша, не отрываясь от своего занятия.
– Ну, не знаю, может, тебе двадцать пять? Двадцать семь? Ну, точно не больше тридцати.
Саша не сдержал ухмылки.
– Ты хочешь сказать, что больше?
– Допустим, я ничего не хочу сказать, потому что не хочу тебя пугать. Кажется, они не нуждаются в нашем спасении, – Саша разочарованно кивнул на лениво уплывающих упитанных уток.
Кусочки хлеба, которые он бросал, нетронутыми качались на зеленоватых мелких волнах.
– Зато спас рыб, – отмахнулась Ира, заинтригованная нерешённой загадкой. – Здорово, наверно, иметь такого взрослого брата?
Саша пожал плечами.
– Вообще здорово иметь братьев и сестёр. Я бы хотела, чтоб у меня был брат.
– Почему? – вдруг оживился Саша и поглядел Ире в глаза.
– Ну, брат всегда сможет защитить… А если что-то случится с родителями, ты будешь не одна, – она перевела взгляд на реку и, прищурившись, стала разглядывать солнечные блики на водной глади.
– Ира, ты одна? – серьёзно спросил Саша.
– Можно и так сказать, – она отвернулась от речки и пнула маленький камешек. – Но я уже привыкла. Мне норм.
– Что случилось с твоими родителями? – сочувственно спросил Саша.
– Мать убили, – будничном тоном начала Ира. – Собутыльник. На пьянке, – и зашагала вперёд. – Отец сидел в тюрьме за разбойное нападение. Потом за мелкую кражу. Потом ещё за что-то. Так и пропал. Не знаю, где он. – Ира зло подняла глаза и испытующе посмотрела на Сашу.
Но он, чуть наклонив голову на бок, внимательно слушал её. Ни отвращения, ни фальшивой жалости в его лице не было.
– Меня с пяти лет воспитывала бабушка, мамина мама. Забрала из приюта и вырастила. Два года назад она умерла, – здесь голос подвёл её, оборвался.
– А тёти-дяди?
Ира помотала головой.
– Я почти никого не знаю. У нас та ещё семейка – дружбой и тесными кровными узами не отличается. Хотя… – она прищурилась, делая вид, будто задумалась. – Всплывала у меня одна двоюродная бабка, которая, кажется, хотела квартиру отсудить.
Саша приподнял бровь.
– Но бабушка знала, что меня ждёт, и сделала дарственную. Так что родственники, которые ещё остались, не очень меня любят.
Саша вдруг остановился и, осторожно коснувшись волос Иры, вытянул из них белый лепесточек яблони. Должно быть, он застрял там, когда она ползала с остатками еды под деревьями и звала своих уличных подопечных.
– Ирина, извини, что я заставил тебя всё это вспоминать. Представляю, как это больно.
– Пф! Ничего больного в этом нет, – грубо заметила девушка. – Это просто жизнь. Я и не такое слышала от знакомых. Иногда мне кажется, что у всего моего поколения было стрёмное детство. Хотя… Может, это просто круг общения такой? А может, время такое было.