Академия Истины

Кое-как скрутив волосы, я послушно двинулась вслед за нежданным гостем. Так и дошли до самого терема.

Уже у крыльца Семен резко развернулся, неловко обнял меня за плечи, жарко выдохнув в ухо:

– Береги себя, красавица, – и напоследок крепко чмокнул в щеку. Рта не успела раскрыть, как он уже отцепил вожжи от гвоздочка да был таков, а я осталась стоять столбом, с трудом пытаясь осознать все странности этого вечера.

– Фея-я-я, а чего это сейчас такое было? – раздался сверху ехидный голосок Доры.

Вот попала-то, словно кур в ощип! Подняла глаза и наткнулась на насмешливый прищур стоящей на балконе сестрицы. Она явно наблюдала за нами с Семеном с того момента, как мы вышли из леса.

– Хоть ты не начинай, а? – устало взмолилась, соображая, мог ли кто-нибудь из младших нас увидеть.

– Ой, да ладно, уж и поиздеваться над родной сестрой не моги! – фыркнула Дора. Хорошо, что она девчонка не вредная, маленько поязвит и успокоится. – Что-то личико у тебя невеселое.

– Пошли в светелку, пошепчемся.

– А он что?.. А ты что?.. Да ты что! – ахала Дора, слушая мой сбивчивый рассказ и пожирая глазами заряницу, которую я теребила в руках. Нам удалось спокойно проскользнуть наверх, пока маменька возилась в клетушке, а девчонки приставали к отцу, чтоб он им соорудил колыбельку для котенка.

– Вот никогда бы не подумала, что Семен по тебе сохнет! Он вообще на влюбленного не похож.

– А ты много влюбленных видела… – почему-то оскорбилась я.

– Не очень, – признала сестрица, – но в книжках пишут, что люди, мучимые неразделенной любовью, весьма печальны и оттого часто вздыхают. А Семен твой грустным сроду не выглядел, он всегда на проказы и озорства первый.

– Твоя правда, – согласилась я. – Птицу-то куда девать?

– Спрятать! – решительно заявила Дора.

– Где? У нас не спрячешь, малые враз отыщут! Да и жалко – красивая! – Я бережно погладила яркое оперенье.

– Что есть, то есть, – авторитетно кивнула моя наперсница. – Кто бы мог подумать, что у простого человека без толики магии такая вещь выйдет! Но тогда родителям сказать придется, а они всыпать могут.

Тут оставалось только вздохнуть: маменька и впрямь под горячую руку могла отходить веревкой или крапивой по заднице. Если честно, было не столько больно, сколько обидно.

– Я вот что подумала, – продолжала меж тем Дора, – а ведь уже готовые наряды убрали в саквояж… Что, если аккуратно их вынуть и завернуть твое чудо в шубку? Вряд ли матушка захочет заново перебирать уже уложенное.

Предложение дельное. Саквояж был одним из последних магических предметов в нашей семье. Почти двадцать лет назад родители прибыли с ним на заимку. Прелесть этого раритета состояла в том, что он позволял одному человеку переносить практически неограниченное количество груза, надо было просто сложить все нужное в стопку, открыть застежку и постучать по донышку. Невозможно было перевозить только самые крупные предметы – стол или сундук, например. А вот одежды или кухонной утвари – сколько угодно. Сейчас волшебный баул передали мне, чтобы я взяла в столицу все необходимое.

Сказано – сделано. Дора попросила домочадцев нас какое-то время не беспокоить, чтобы она могла аккуратно заплести мне косу. Это и впрямь был долгий и трудоемкий процесс, требующий внимания и ловкости, так что никто не удивился, ведь снующие вокруг сестрицы могли растянуть это занятие практически до бесконечности.

Видимо, в этот день Великая Веритассия была на нашей стороне: в горницу никто не заходил, с тайной миссией мы управились почти мгновенно, так что и косу заплести успели, и секрет сохранить. Оставалось надеяться, что Семену не приспичит рассказать кому-нибудь о своем подарке.

Глава 3

Ветрогон

За домашними делами и шитьем оставшихся уборов незаметно промелькнула большая часть серпня. На калинник пришло новое послание из Академии, в которое был вложен простенький амулет из кожи. В любое время с вечера ветрогона до окончания лошадиного праздника неофитов ждут в Академии. Тем, кто желает познакомиться с городом и распорядком жизни в учебном заведении, следует прибыть как можно раньше. Питание и проживание нам обеспечат.

Учитывая, что я абсолютно ничего не знала ни о самой Академии, ни о городской жизни, мне явно надо было отправляться в путь в первый же день.

За ночь землю и деревья покрыл легкий иней, что сулило богатый урожай на будущий год. По холодку мы с девчатами сбегали в ежевичник. Я попрощалась с лешим, поблагодарила его за доброту и щедрость, он напутствовал не забывать родных и вообще не чахнуть в городе. Кроме того, подарил небольшой туесок, в котором провизия не портится.

У матушки с самого утра все из рук валилось, она и так в последнюю седмицу места себе не находила: все ей казалось, будто она передо мной виновата. Еле успокоила ее.

По-хорошему, надо было бы съездить проститься с хуторскими, но я боялась встречи с Семеном, который с того памятного вечера не давал о себе знать. Конечно, я наказала отцу и Доре передать при случае мои поклоны и пожелания счастья, но это было не совсем правильно.

День прошел в какой-то бессмысленной суете и толчее, все чувствовали себя не в своей тарелке, мешали друг другу и постоянно переругивались. Но все когда-нибудь заканчивается. Когда солнце начало клониться к земле, пришла пора прощаться.

Девочки, визжа, дружно повисли на мне, Дора обещала вспоминать меня ежедневно и писать письма, матушка плакала и призывала на меня благословение Великой Веритассии. Отец подошел последним, скупо чмокнул в макушку и воровато сунул в руку позвякивающий мешочек. Я попыталась вернуть, но он шикнул, чтобы не смела еще сильнее волновать остальных, и отошел. В последний раз окинув взглядом сгрудившихся в паре шагов от меня самых любимых на свете людей, я закрыла глаза и сжала портальный амулет.

В путь я отправилась в самом скромном из новых нарядов: на тонкую рубашку-безрукавку надевалось черное платье до пят с длинными рукавами, воронкой расширяющимися книзу, причем передняя часть рукава заканчивалась на запястье, а задняя спадала до самых колен. Работать в такой одежде было решительно невозможно, но так уж было принято одеваться среди горожанок дворянского происхождения. Единственным украшением служила опояска, по которой Сия пустила мудреный черно-белый узор. Все мои туалеты были рассчитаны на сочетание с бордовым цветом – отличительной деталью одежды магов. Никто, кроме выпускников, служащих и учащихся Академии не имел права носить бордовое. У нас в округе не продавались ни ткани, ни бисер такого оттенка, так что мне предстояло обзавестись подходящим плащом или накидкой уже в столице.

А столица встретила меня на удивление ласково: птичьими трелями и запахом влажной земли. Распахнув от удивления глаза, я сперва испугалась, что попала куда-то не туда: вокруг раскинулась кленовая рощица, под ногами ковром стелилась густая и ровная невысокая травка, а ноздри щекотал дивный дух яблоневого цвета.

«Что? Яблони в цвету в конце серпня?» – Я уже всерьез задумалась, не вызвал ли столь дальний перенос помутнения рассудка, когда из-за спины донеслось радостное восклицание:

– А вот и проспорил!

– Ничего, в следующем году отыграюсь, – буркнули в ответ.

Я развернулась на голоса и увидела двоих мужчин в полосатых черно-бордовых плащах. Один из магов шагнул ко мне и бодро произнес:

– Добро пожаловать в Академию, верита! Будьте любезны, амулет.

Только сейчас я поняла, что все еще судорожно сжимаю на груди мешочек и кожаную подвеску.

– П-простите, – выдавила, запинаясь, быстро сунула прощальный подарок отца в саквояж и стянула с шеи академическую собственность.

– Благодарю. – Продолжая довольно улыбаться, мужчина щелкнул пальцами, и амулет просто исчез. – Верите нужна помощь с багажом?

– Нет, спасибо за заботу, верит, я справлюсь.

– В таком случае пройдите в администрацию, и да пребудет Великая Веритассия к вам благосклонна! – С этими словами мужчина указал рукой налево. Я послушно повернула голову и увидела за деревьями какую-то постройку бордового цвета.

Пока шла к зданию, заметила вокруг рощицы еще дома. Значит, это что-то вроде двора. Хотя к чему такой большой двор нужен, уразуметь я не смогла: размерами это место вполне могло сравниться с уездной ярмарочной площадью. Здание, к которому меня направили, было сплошь увито каким-то ползучим растением вроде нашего хмеля, только с яркими бордовыми листочками. Из травянистой завесы выглядывали лишь окошки и дверь: массивная, двустворчатая. Я даже засомневалась, сумею ли отворить, но стоило мне потянуть за кольцо, и створка легко распахнулась.

За дверью скрывался просторный зал с огромными окнами и таким высоким потолком, какой я до сих пор видела только в уездном Храме. Зал перегораживал длиннющий стол, заваленный бумагами и книгами. За столом возились несколько женщин в полосатых накидках, покроем напоминающих запону, но покороче и полегче.

При моем появлении все они, как по команде, подняли головы и принялись изучать меня с таким видом, будто я – медведь ярмарочный. Самая старшая, носившая на носу небольшие стеклышки, поджала губы и строго подозвала меня к себе:

– Подойдите, верита! Ваше имя?

– Феодоссия Ролло, верита.

Женщина недоверчиво воззрилась на меня поверх своих стеклышек, после чего ожесточенно зашуршала бумагами на столе:

– Изумительно! В списках действительно есть Феодоссия Ролло! А я была уверена, что этот род давно прервался! – Она говорила таким тоном, будто обвиняла меня в недостаточном стремлении к смерти.

– Нет, верита, мы еще живы.