– Ну не скажи, – устало отозвалась Агнесс. – У его бабки могли быть свои причины…
– Старческий маразм!
– Я все слышу, – сказал Фултон.
– Черт, хватит подслушивать! – разозлилась Келли.
– Не чертыхайся! – рявкнула Агнесс. – Возьми себя в руки. У нас есть заказ. Есть даже оплата, которую аннулируют, если мы не выполним свои обязательства. Есть клиентка, в конце концов, старая взбалмошная склеротичка, но очень богатая и влиятельная. Она предупреждала, что няне понадобится терпение. Очень много терпения.
– И что?
– А то, что ты отработаешь субботу и воскресенье, как мы договаривались.
– Агнесс, ты в своем уме? Я не могу!
– Можешь. Подумай о репутации «Суперняни». Мы утверждаем, что беремся за самых трудных детей. Раз Барбара Клеверли считает своего внука ребенком, мы ей не будем перечить.
– Господи, Агнесс, что ты говоришь? Что я буду с ним делать все выходные?
Келли боязливо оглянулась на своего подопечного, но он был целиком и полностью занят своим коньяком и вроде бы ничего не слышал.
– Придумай что-нибудь, – хохотнула Агнесс. – Ты же у нас девушка месяца.
– Ну пожалуйста…
– Никаких пожалуйста.
Агнесс посуровела. Это уже была не подруга, а строгая начальница.
– У тебя есть работа, Келли Хиггинс, так что будь любезна ее выполнить. Да и чего ты нервничаешь? Он наверняка уйдет сейчас куда-нибудь. Ты ему нужна еще меньше, чем он тебе. Всего дел посидеть в роскошном доме и в бассейне искупаться. Звони, если что.
– А толку? – уныло спросила Келли.
– Все равно звони. Хочу быть в курсе того, как у вас идут дела.
Агнесс хихикнула и отключилась. Келли со злостью бросила трубку на телефон.
– Поаккуратнее, пожалуйста, с моим имуществом, – назидательно сказал Эдуард.
Келли посмотрела на него. Он по-прежнему сидел с бокалом на лестнице и жизнерадостно улыбался. Она вздохнула. Предстояли очень нелегкие выходные.
Дневник Авроры Каннингэм
27 августа
Я вернулась домой только вчера, а кажется, что живу здесь целый год. Школа осталась далеко позади, что с одной стороны хорошо. Мне не надо больше ничего учить и до дрожи в коленях бояться строгую сестру Агату. Но есть и плохая сторона. Если все в жизни будет теперь происходить так быстро, то я оглянуться не успею, как стану такой же, как тетя Мэгги – старой и ворчливой.
Хотя сейчас лучше не думать о плохом. Сегодня мама повезла меня по магазинам. Она говорит, что я одеваюсь просто ужасно и что за несколько дней мне надо срочно привить вкус. Девушка из хорошей семьи должна выглядеть как картинка, а не как монашка. Интересно, с какой стати тогда они отдали меня в школу доминиканского ордена «Сестры Марии». Дань маминому католическому прошлому, я полагаю. Но в таком случае тем более несправедливо обвинять меня в том, что я не умею одеваться!
Мы провели в магазинах весь день и потратили кучу денег. Если начать описывать все, что мне купили, то не хватит и двух толстых тетрадей. В эту одежду, наверное, можно было бы одеть всех девочек нашей школы. Недаром в моей спальне не просто шкаф для вещей, а отдельная комната. Но самое главное, мне купили настоящее вечернее платье с декольте и огромным разрезом. Оно нежно-розовое, с брошкой из разноцветных камней и широкой оборкой по подолу. Я влюбилась в него с первого взгляда.
Единственный минус в том, что к платью мне купили туфли на высоких каблуках, а для меня это трагедия, не больше и не меньше.
Кому-то это покажется смешным, но я ни разу не ходила на каблуках выше трех сантиметров. Когда мама осознала это, она пришла в ужас и велела мне срочно тренироваться, потому что тридцатого августа мы приглашены к О’Коннорам на прием в честь дня рождения отца Билли. Меня официально представят большому свету, и там я наконец увижу своего жениха после двух лет разлуки.
Сегодня я тренировалась целых полчаса, а похвастаться могу только тем, что едва не вывихнула щиколотку. На каблуках я чувствую себя громадной и неуклюжей. Колени дрожат, ноги болят. Кажется, что я ступаю очень тяжело и вот-вот упаду. Не знаю, как это выглядит со стороны, но, наверное, тоже не очень привлекательно. Так что мысль о том, что на приеме у О’Конноров мне придется ходить на каблуках, пугает меня не меньше, чем встреча с Билли.
Я ужасно волнуюсь. Когда семь лет живешь в одном мире, а потом вдруг перемещаешься в другой, всегда страшно. Хотела бы я, чтобы мои подруги были рядом! Но это невозможно. Как сказала мама, Аврора Каннингэм должна четко понимать, с кем ей подобает общаться, а с кем нет. Теперь она каждую свободную минуту рассказывает мне историю нашей семьи, чтобы я прониклась собственной значимостью и осознала свое место в обществе. Но на самом деле эти рассказы только нагоняют на меня тоску. Одно я знаю точно. Что бы мама ни говорила, я обязательно позову на свою свадьбу Келли и Линду, хотя одна из них сирота, а другая – дочь итальянских эмигрантов. Может, в жилах Авроры Каннингэм и течет голубая кровь, но друзей она не забывает!
3
Первым, что сказал Эдуард Фултон, было:
– Между прочим, дорогая няня, меня никто никогда так не оскорблял.
– Чем я вас оскорбила? – изумилась Келли.
– Мне не тридцать восемь лет, а двадцать девять! Существенная разница, правда?
Келли язвительно улыбнулась.
– Простите, никогда не умела определять возраст взрослых людей. Я специализируюсь по детям.
– Но не до такой же степени! Неужели я так плохо выгляжу?
– Если бы вы вчера выпили побольше, сегодня я бы дала вам все пятьдесят.
Фултон рассмеялся, но Келли видела, что задела его за живое.
– Ничего, сейчас приму душ, переоденусь и предстану перед вами во всей красе, – сказал он, вставая.
– Не стоит. Я все равно здесь надолго не задержусь.
– Неужели? А мне показалось, что ваша начальница приказала вам отработать выходные. Иначе вам не заплатят. Или я ослышался?
Келли скрипнула зубами.
– Она то приказала. Но есть еще и вы. Вряд ли вам захочется, чтобы все выходные в вашем доме торчала неизвестная девица. Так, мистер Фултон?
Эдуард ехидно ухмыльнулся, и Келли поняла, что ничего хорошего для себя она сейчас не услышит.
– Не имею ничего против неизвестных девиц. Особенно таких симпатичных. У вас натуральный цвет волос или крашеный?
– Натура… – начала Келли, но вовремя спохватилась. – Вас это не касается!
– Вы со всеми своими подопечными разговариваете в таком тоне?
– Нет, только с теми, кто старше пятнадцати.