Русалки Обводного канала

– В эту юбку, точнее в то, что от нее осталось, было завернуто туловище Остапа! – наконец-то объяснила Арина.

В кабинете наступила тишина, было слышно тяжелое дыхание и лязганье зубов Анфисы.

– То есть вы хотите сказать, что против Анфисы Семеновны есть главная улика – тело было завернуто в предмет ее гардероба. Я правильно вас понял? – переспросил Свистунов, снова вытирая пот со лба.

Обе дамы синхронно кивнули.

– Эту юбку мне при обыске показывали, спрашивали, видела ли я эту вещь раньше! На юбку она уже не похожа, так… кусок грязно-синей тряпки, – ответила Анфиса.

– И что вы им ответили?

– Я испугалась, – Анфиса закрыла глаза руками, – я сразу узнала, что это такое. Но я так испугалась, что побледнела сильно, это заметили следователи, но я твердо сказала, что я не знаю, что это за тряпка, я никогда раньше ее не видела.

– То есть вы обманули сыскных людей? – уточнил Свистунов.

Анфиса обреченно кивнула.

– Я испугалась.

– Так, ну это тоже ничего страшного. В крайнем случае на суде вы можете сказать, что действительно юбку не узнали, мало ли какие тряпки вам подсовывают. Тело находилось в воде достаточно долго, все тряпки выцвели. Вы вполне могли и не узнать ее, – радостно сообщил Аристарх Венедиктович.

Анфиса печально кивнула и снова заерзала на кресле.

– Есть что-то еще? – сурово сдвинул сыщик брови.

Девушка вяло кивнула.

– Ну что еще? Почему вы нормально рассказать не можете? – взмолился Свистунов. – Что еще у вас нашли?

– Не у нас нашли, – тихо ответила девушка.

– Что еще?

– Топор, – резко ответила Арина Витальевна. – В конце сентября, за две недели до исчезновения Остапа, женщина, очень похожая на Фиску, покупала новый топор в скобяной лавке на соседней улице.

– Что значит очень похожая?

– Я точно не покупала, клянусь, мне топор не нужен. Но, по описаниям, на женщине был мой платок, мой тулуп. Следователь мне не верит, сказал мне из дома никуда не уезжать, все равно найдут. Сейчас они разыскивают топор – орудие преступления, – а потом меня сразу же арестуют, и я на каторгу пойду! – зарыдала девушка, а Глафира снова заметила, какая же она была бы красавица, если бы приодеть ее иначе.

Петроград. Октябрь 1923 г. Городская Барачная больница

– Тсс… товарищ, – поманила милиционера пальцем медсестра Любочка. – А правда, что этот… ну, тот, кого вы притащили, тоже того?

– В смысле, того? – тупо переспросил младший сержант.

– В смысле чокнутый. Наш пациент, – Люба кивнула головой на вывеску психиатрического отделения. – Здесь нормальных и нет почти. А тем более с Обводного нормальных не привозят.

– Почему это с Обводного нормальных не привозят? – снова глупейший вопрос от Ильина.

Любочка скривилась, поправила идеальную челку и, наклонившись к младшему сержанту, прошептала:

– Доктор Ефимов собирает данные на всех самоубийц с Обводного.

– И что? – Ильин сам себе поражался глупостью вопросов.

Любочка покачала головой и так же тихо ответила:

– Все чудом выжившие с Обводного говорят одно и то же!

– Ты опять про зеленый туман и русалок? – прыснул от смеха Саша, хотя сам, вспомнив про зеленый туман, про себя перекрестился. Не вживую же это делать – милиционеру и комсомольцу креститься? – Тьфу ты, глупость какая! Ты сама, может, того самого? – Закатил глаза к вывеске психиатрического отделения Саша, перейдя с симпатичной сестричкой на «ты».

– А вот и не того, – обиженно поджала губы девушка. – Ты с мое тут поработай, а потом кривиться будешь! Всех, кого опрашивал доктор Иван Данилович, рассказывают, что шли – как будто нечистая сила в них вселялась, что клубился зеленый туман над водой, а из воды или красивые девушки с зеленой кожей манили, или грозный старик с зеленоватой бородой тащил их вниз. И противиться этому наваждению было невозможно! – шепотом делилась сплетнями медсестра.

– Да чушь все это и враки, – поежившись, ответил Саша, хотя перед глазами стояло воспоминание о том тумане, который он видел своими собственными глазами.

– А вот и не враки, ты знаешь, сколько человек утонуло на этом месте в этом, двадцать третьем году? – серьезно спросила девушка.

Саша вспомнил слова капитана Спицына.

– По официальным данным, более семидесяти человек, – медленно протянул он.

– Вот именно, что по официальным данным, – закивала Люба. – А по неофициальным счет уже пошел на сотню с лишним!

– Да ну, да ты что! – опешил от такого заявления Ильин.

– А почему тогда вас, милицию, поставили дежурить на этом опасном участке? Ну, от Боровского-Андреевского моста до акведука? А? Я знаю, что там дежурства, и особенно ночные. Нет разве? – прищурившись, спросила Люба.

Младший сержант неуверенно кивнул.

– Но даже если и есть дежурства, это еще не значит, что убивцев русалки на дно утаскивают или этот… как его… водяной… – попытался захихикать парень, но это ему не удалось.

Люба посмотрела на младшего сержанта с неодобрением.

– Нет, это не водяной, точно. Это что-то другое, гораздо хуже.

Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Сыскная полиция

– Казимир Евграфьевич, да она это, жинка его убила – точно я вам говорю, – капитан Железнов нетерпеливо прохаживался по кабинету начальника. – Анфиса Савицкая, урожденная Анфиса Марейко, она убила и расчленила на части своего супруга Остапа Савицкого, мелкого продавца упряжью.

Казимир Евграфьевич курил трубку и смотрел в грязное замызганное окно.

– Не очень похожа она на убийцу, Сема.

– Похожа-похожа. Развод по-русски называется: чтобы избавиться от детины, который постоянно пил, бил ее и детей, бабы и не на такое пойдут. Все свидетели говорят, как худо Остап обращался с женой. Такой дрянной человек он был, пробы негде ставить на нем. Сам бы подох где-нибудь в глухом переулке скоро, а тут Савицкая грех на душу взяла, сама по этапу пойдет, – объяснял капитан.

– Семен Гаврилович, я много видел убийц на своем веку, в том числе и женского полу. Преступление всегда оставляет отпечаток на челе, а Анфиса эта на светлого ангела похожа, а не на душегубку, – покачал головой ротмистр.

– И ангелы убивают, если им крылышки подрежут, – заявил Железнов. – Про юбку-то она нам соврала, мычит, что никогда ее в глаза не видела, а рядом доча ее ходит пятилетняя – в платьице, сделанном из точно такого же материала. Видать, когда юбку себе шила, и девочке платье сварганила, а тут бледная, вся трясется, но будто ничего не знает. Врет в глаза нам!