Загон

– В Деда Мороза – нет, но в другое волшебство верю.

– В какое другое? – не унималась моя подруга.

– Ну…, – Катя, казалось, замешкалась. – В другое.

– Ладно, – прервал я их странный спор, – пора умываться и спать! Уже поздно, давай, Катерина, а то завтра не встанешь!

Катя нехотя поднялась из-за стола и поплелась в ванную комнату.

Спустя четверть часа, поцеловав ребенка в щеку и заботливо подоткнув ей одеяло, я, наконец-то, вернулся на кухню и оказался с Диной один на один.

– Ну, теперь, давай, рассказывай!

– А, – махнула она рукой, – что тут рассказывать… Давай-ка я уберу со стола и нальем себе достойный напиток. И покрепче. А говорить, собственно, и не о чем. Просто моей «счастливой» семейной жизни пришел конец.

– Как это? – я был так изумлен, что, кажется, даже открыл рот.

– А вот так. Сегодня мне на телефон пришла эсэмэска от моего мужа. Только предназначена она была не мне. Он посылал ее своей любовнице, но отправил по ошибке мне.

Вот тебе раз! Я, конечно, знал, что Серега был тем еще ловеласом, но полагал, что он соблюдает определенную осторожность. Новость была совершенно неожиданной, и я взял тайм-аут, уставившись в окно. Динка уверенно перемещалась по кухне, вытаскивая стаканы и что-то выкладывая на тарелку. Да… несмотря на то, что напитки мы стали пить заграничные, издревле прижившаяся привычка закусывать пока еще сохранялась. И Бог с ним, что на Западе это посчиталось бы моветоном, мы в России и у нас свои заморочки! Поэтому, что может быть лучше соленых огурцов и ломтей аппетитной колбаски! Сформировав из попавшегося под руку съестного объемистую горку на тарелке и поместив ее в центр стола, Дина подвинула ко мне бутылку. Я налил два стакана джина. Придется и мне, инвалиду, быть на уровне, разговор предстоит не легкий.

– Дин, – попытался я успокоить подругу, – ну, может, ты ошибаешься? Ситуация-то абсурдна сама по себе. Ты у него спросила?

– А что тут спрашивать? В любом случае, ответ мне не понравится.

– Почему?

– Ну, потому что он либо скажет, что да, так и есть, он ошибся адресатом. И это убьет меня. Либо начнет юлить и говорить, что ничего не посылал, но то, что это явная ложь, будет даже и ежу понятно. Таких косяков у мобильной связи не бывает.

– Да перестань! Косяки бывают у всех, а у мобильной связи тем более. Это я тебе говорю, как опытный ай-пишник!– я попытался пошутить, но, глянув на нее, понял, что здесь это не прокатит.

– И что же теперь? – нерешительно спросил я.

– А что теперь? Разведусь. Мне же не впервой! Стану свободной, счастливой, одинокой женщиной, открытой для новой стрелы Амура!

– Дин! – я не унимался, считая своим долгом не дать затонуть их семейной лодке. Эта привычка вырабатывалась во мне с годами. Именно этого моя подруга всегда ждала от меня, и я никогда не разочаровывал её. – Послушай, ну, у твоего Сереги непростая работа, он хороший хирург, к тому же не простой, а пластический. Он всегда имеет дело с безумными истеричными дамочками, которые стремятся довести до идеала собственное обличие или хотят сохранить то, что от него осталось. Ты же сама хорошо знаешь, кто чаще всего прибегает к услугам пластических хирургов. Нервные жены богатых мужиков, молодость у которых уходит, а значит, вполне вероятно, что уйдет и муж. Они пытаются доказать самим себе, что еще не все потеряно, что у них еще сохранились их прежние чары, что они кому то еще могут нравиться. И испытывают это на Сереге. А он ведь врач! Он отчасти еще и психолог, может так нужно в данной конкретной ситуации.

– Стас, – Дина грустно улыбнулась. – Ты хороший друг. Даже очень хороший. Нет, ты даже больше, чем друг. Но сейчас ты пытаешься меня успокоить, хотя и сам не веришь в то, что говоришь. Ну, сознайся, что не веришь. И не смей мне врать!

К такому повороту событий я не был готов, я знал, что мне, во что бы то ни стало, нужно ее успокоить, приободрить, вернуть уверенность в себе, а уж как я это сделаю, – не так уж и важно! И ведь мне всегда это удавалось, она всегда давала себя уговорить. Но сегодня все шло не по сценарию. Мое замешательство она расценила, как ответ.

– Знаешь, – как-то отрешенно сказала она, – Мне надоело придумывать ему оправдания. Мне надоели эти, как ты их назвал, истеричные богатенькие дамочки, звонящие на мобильный моему мужу и днем и ночью. Мне надоело что-то додумывать, представлять, подозревать. Я становлюсь параноиком. Мне все надоело. Я вдруг поняла, что теряю себя, медленно разрушаю изнутри постоянными подозрениями. Я помимо своей воли начинаю в каждом звонке подозревать измену. Ведь, ладно бы это было в первый раз, но нет же! Его не изменить. Стас, если я не положу этому конец, меня просто не станет, я сама себя сожру. А я ведь еще молодая, умная, красивая женщина. Я хочу, чтобы меня любили и желали, а не рассеянно чмокали в нос перед сном и отворачивались к стене! Пусть это станет моим очередным разводом, но я знаю, что еще буду счастлива!

Дина произнесла свой монолог с нескрываемой горечью. Я влил в себя из стакана остатки джина, и к собственному удивлению меня вдруг, что называется, «понесло».

– Диночка! – отставив в сторону пустой стакан, выдохнул я, – вижу, ты настроена весьма решительно. Хорошо! Пусть так оно и есть! Но, раз уж дело так повернулось, то не позволишь ли ты мне стать первым в очереди?

– В смысле? – удивленно вскинув брови, вопросила Дина.

– Ну, в смысле, можешь ли разрешить мне стать первым, кто выпустит стрелу любви в твою сторону в попытке завоевать твое сердце. – Никогда не думал, что смогу говорить таким высоким слогом. – Отвечай откровенно, или другу не позволяется любить?

Выдал и сам себе удивился. Мало того, еще и смутился, как невинный отрок. Господи, да что за чушь я несу!

Воцарилось молчание, которое через некоторое время нарушила моя подруга.

– Стас, ты спятил? Что это зна… – и в этот момент её лицо озарило понимание. – О, Боже! – только и смогла вымолвить она.

– Дин, ты что, хочешь сказать, что все эти годы даже не догадывалась…? – я был поражен не меньше её.

И тут, вдруг, в прихожей что-то упало с гулким грохотом. Динка, как ошпаренная, подхватилась со своего стула и бросилась на звук, а я неуклюже привстал на костылях и, подобно страусу, вытянул шею, чтобы увидеть хоть краем глаза, что там такое стряслось. В коридоре стояла моя дочь, взлохмаченная, в пижаме, а рядом валялись осколки старинной греческой амфоры, которую родители еще в моем далеком детстве привезли из Греции. Ваза давно мне мешала, как-то не вписывалась в интерьер, я переставлял ее с места на место и пристроил в конечном итоге здесь, в углу коридора. Как видно, не ошибся.

– Катя, что ты здесь делаешь? – удивленно спросил я.

– Ничего, – со злостью ответила мне дочь и гордой походкой удалилась в свою комнату.

– О, Господи, Стас! – тревожным шепотом прошелестела Дина, – она что, все слышала?

– Откуда же мне знать, – пожал я плечами, – в скверной привычке подслушивать я ее не замечал.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, уже поздно, – Дина начала судорожно натягивать плащ, и все никак не могла попасть в рукава. – Завтра поговорим. Давай, береги ногу, много не ходи, больше покоя, я тебе завтра позвоню.

Она тараторила без умолку, пока за ней не захлопнулись двери лифта и не позволила мне произнести ни слова. Господи, какой же я идиот! Ну, разве так я представлял себе этот долгожданный момент признания?! Сколько раз в своих мечтах я мысленно произносил ей такой потрясающий монолог, после которого она, опять же в моих мечтах, со слезами умиления и любви, падала в мои объятия! А что вышло? Я напугал ее! Брякнул про какого-то метателя стрелы, даже не дал ей времени отойти от предательства мужа. Идиот! А все Катька! Ну, что она там забыла, в этом коридоре.

Я проковылял в комнату дочери, она лежала под одеялом и не шевелилась, я склонился над ней и увидел, что ее глаза широко открыты и смотрят прямо на меня.

– Кать, – шепотом сказал я, – ну, в чем дело?

– Пап, – так же шепотом ответила она, – это правда?

– Что, правда?

– Ну… то, что ты… в общем, насчет Дины?

– Кать, послушай, – я разогнулся и, не зная, что и сказать, откашлялся. – Кать, ты еще маленькая, мы с тобой поговорим об этом как-нибудь потом, когда ты повзрослеешь.

Повисла гнетущая тишина. Я еще немного постоял, потом нерешительно пожелал дочери спокойной ночи и направился к двери. Уже закрывая ее я услышал голос Кати :

– Ненавижу твою Дину!

Я вернулся на кухню, налил в стакан немалую порцию джина и, ни с чем его не смешивая, залпом выпил до дна. Секунду поколебался, а затем повторил. Жаль, никакого эффекта от выпитого не последовало. Не было приятного затуманивания мозгов, шума в голове, тумана перед глазами. Знать, было суждено остаться в этот вечер абсолютно трезвым. Что оставалось делать? Я побрел в свою в комнату в надежде, что вот сейчас, как только завалюсь на кровать, так сразу же и усну, ну, а утром, глядишь, все и образуется. Хорошо бы, да только сна не было.

Я сел за письменный стол и рассеянно уставился на фотоснимок, стоящий передо мной. Катька в возрасте шести лет на ромашковом поле. Вся в окружении ромашек, сама как нежный цветок. Моя любимая фотография. Когда у нас еще была семья, мы выдумали собственную традицию. Ежегодно, летом, начиная с самого первого дня Катерининого рождения, мы втроем, садились в машину и уезжали за город. Искали приглянувшееся ромашковое поле. Татьяна и я, поочередно делали фотографии нашей любимой девочки среди настоящего моря этих ярких цветов. Потом выбирали лучший кадр и делали портрет в рамке. Таких снимков насчитывалось ровно шесть. Вот эта фотография была последней из «традиционной» серии. Дальше последовал развод и «наше общее» дело прекратило своё существование.

При взгляде на портрет Катерины, в моей голове отчетливо всплыл тот момент, когда я вдруг осознал, что наша тихая семейная жизнь с Татьяной пришла к своему логическому завершению.

Я вспомнил, как несколько лет назад, еще пребывая в узах брака, точно также сидел поздним вечером и разглядывал фотографии в семейном альбоме. Татьяна была в отъезде и мы с Катюшей ждали ее возвращения из Кёльна, где проходила крупнейшая выставка стоматологической техники. Ждали, ждали, и один из бойцов не дождался. Дабы уйти в тот нескончаемый вечер от унылого одиночества, я и ухватился за «эти воспоминания о прошлом», – за фотоальбом.

Я листал его, и сердце сжималось. Я вглядывался в наши юные лица, еще абсолютно не обремененные существованием в семейных узах. Я веселился в чебуречной на Сретенке с друзьями, Танюшка разжигала костер в лагере на Белом море. Мы вели отдельную, счастливую, ни к чему не обязывающую жизнь. А потом пошли снимки ее брата Кольки, моих друзей, её подруг, а вслед за тем фотографии нашей свадьбы. До меня вдруг дошло, что ничего до нашей свадьбы нас и не связывало. Свадьба, белое платье, недоуменно счастливые лица. Именно недоуменные! И только сейчас я понял почему. Все объяснялось просто, мы изначально не понимали, зачем связываем свои судьбы. Не было в этой связи ни интриги, ни смысла. Была только юношеская романтика. Истории не было. А вот Динка была со мной всегда. Была рядом на всех школьных тусовках, на институтских вечеринках, в походах и просто на прогулках по городу, а Тани не было… Только на свадьбе. Где же я взял этот фантом своей жизни? Где?