Опиум. Вечность после

И теперь тоже вечер, как тогда, только более поздний, и вместо запавшего в мою душу лилового зарева – серое небо и извечный дождь. Вдали едва различимый тёмный залив, гор не видно из-за мглы мороси, зато на дороге прямо под нами, на три этажа ниже, мелькают проезжающие авто и путешественники с чемоданами и раскрытыми зонтами.

Дамиен постарался хорошо выглядеть – на нём красивый модный пиджак тёмно-синего цвета и такая же рубашка. Он поднимается, увидев меня, и я могу сказать, что его тёмные джинсы прекрасно сочетаются с непростительно дорогими на вид туфлями.

Я тоже сделала сегодня исключение – надела платье, и так совпало, что оно идеально соответствует оттенку его рубашки.

Дамиен легонько приобнимает меня и целует в щёку, как и положено родственникам. Или «бывшим»?

Он гладко выбрит, от него сногсшибательно пахнет. И он нервничает, поэтому, очевидно, начал без меня – на столе бокал с алкоголем. Не знала, что его продают в Старбаксе.

– Давай выпьем вина? – предлагает.

– С каких пор здесь водится вино?

– Считай, мы у них – vip-клиенты! – улыбается.

Официант приносит нам вино, бокалы и блюда, каких я сроду не видела в этой кофейне.

– И всё-таки, откуда здесь спиртное и ресторанные блюда?

– Я же уже сказал! – подмигивает.

На моём лице, очевидно, пропечатывается недовольство, потому что Дамиен тут же сдаётся:

– Мы здесь снимали эпизод пару дней назад, ребята меня знают и разрешили заказать еду в другом месте. Я сказал им, что именно этот столик, это окно и этот вид имеют решающее значение в моём сегодняшнем деле, а еда нужна человеческая. Они просто сделали для нас исключение.

Дамиен наполняет наши бокалы, а я считаю нужным заметить:

– Вино я люблю, но тебе, по-моему, уже достаточно.

Он поднимает бровь и с ухмылкой отвечает:

– Тебе не идёт быть строгой мамочкой!

Через секунду, словно его осенила глубокая мысль, добавляет:

– А-а! Я понял! Это ТАК ваши роли распределились? Ты командуешь?

Дамиен пытается «юморить», но у него плохо это выходит: в натянутой усмешке, в сжатых губах слишком отчётливо проявляется напряжение. Так улыбаются люди, которые пытаются скрыть страдание.

– Ты странный, – признаюсь. – Непривычный.

– Я выпил три литра растворителя морали! – смеётся.

– Ты пьян!

– Я пьян… А мне ничего больше не остаётся, кроме как заливать свои мозги спиртом. Дамиен Блэйд в спиртовом растворе! Высшее качество, но товар однажды уже был возвращён продавцу. Хотите скидку?

– Прекрати!

– Почему у меня не получается так же легко, как это вышло у тебя?

– Откуда тебе знать, как было у меня? Как ты вообще можешь обо мне что-либо знать! Ты не видел меня три года, три! Ты… ты… ты трус!

– Да… я трус… наверное… но я ждал тебя… в этом кафе… в этом чёртовом кафе… будь оно проклято!

– Так я и думала, что эта тема ещё не закрыта! Не так просто и не так легко! И, прося забыть, ты требуешь, на самом деле, помнить! Как достойно!

– Почему ты не пришла?

– Думаю, по той же причине, что и ты.

– Что я, что? Я был там! Я ждал тебя!

– Ты не хотел меня видеть. Ни сразу: ни спустя день, ни два и ни три! Месяцы прошли! Месяцы, Дамиен! Что? Чувствовал себя грязным?

– Не смей!

– Ещё как посмею! Я же права, так ведь?

– А ты? Хочешь сказать, у тебя этого не было? Ни о чём не думала?

– Да, Дамиен! Именно это я и хочу сказать! Можешь удивляться и не верить, но я не чувствовала себя грязной или совершившей дикое преступление. Я ждала звонка, но ты не звонил. Ты просто ушёл, хлопнув дверью! Ты первым бросил меня! Не родители, не люди, не общество и не мораль, Дамиен! Ты сделал свой выбор: ты ушёл!

– Мне нужно было подумать!

– Думать очень полезно. Да. Особенно по поводу обещаний, которые раздавал.

Его пьяный расфокусированный взгляд мгновенно трезвеет, делается серьёзным, и я могу наблюдать волны негодования, стыда, сожалений. Да, его тёмные блестящие радужки словно умоляют меня дать ему шанс исправиться, стереть из памяти прошлое, вернее, только ту его часть, где он забыл о том, что обещал. А обещал очень многое, и главное – любить несмотря ни на что. Всегда рядом быть, никогда не бросать. Защищать от всех и вся, но только не от самого себя.

– Прости меня!

«Бог простит» – думаю, но вслух произнести не решаюсь – слишком пугает уязвимость, поблёскивающая в его глазах.

– Дело не в этом, – бормочу, да практически шёпотом сообщаю бессмыслицу, вертящуюся на языке.

Думать сложно, почти невыносимо, когда он сидит вот так, всего в метре. И грудь, к которой так хочется прижаться, нервно вздымается при каждом его вздохе. А если разжать тормоза и дать себе волю, то руки мои сорвали бы с его мышц эту фэнси рубашку и легли бы ладонями по обеим сторонам того самого символа, идентичная копия которого красуется на моей собственной груди. Я бы показала ему центр всех его обещаний, но сама, втайне от всех и самой себя, наслаждалась бы теплом его кожи под своими пальцами.

За широким окном уже почти стемнело – начался «синий час», время фотографов. Цветные огни проезжающих внизу авто расплываются длинными кометами на мокром стекле витрины Старбакса. Наша любовь похожа на этот след – вспыхнула ярко-красной вспышкой и пролетела так быстро, что мы едва успели понять, что произошло. И только в памяти остался её исчезающий след.

– Ева… – он почти шепчет. Звучит так, словно потерял голос. – Ева, прости!

Azaleh – Moonlight

Сложно бороться со слезами, когда они нагло прут, сшибая с ног, не ожидая разрешения на пересечение границы. И вдруг я слышу то, что мгновенно приводит меня в чувство:

– Ева! – Дамиен резко накрывает мою руку своей, как тогда в юности. – Давай наплюём на правила? Давай забьём на мораль?

– Ты пьян! Опять пьян!