Бонус Дамиена

– А русалочий хвост купил?

Господи, это что-то новенькое… Очередная девчачья заморочка, о которой Ева ещё не успела мне сказать. С мальчишками проще – Лего много не бывает.

– Про русалочий хвост я не в курсе, но зато привёз тебе три очень красивых платья из Италии, несколько кукол из Испании с запахом ванили… это когда кукла пахнет, как пирожное… ещё конфеты, новый купальник… два! Книжки…

– Пап, я хочу русалочий хвост и розовый костюм единорога.

Господи, как же тяжело… Напрягаю свои почти уже сорокалетние извилины и нахожусь:

– Напиши письмо Санте. Да, точно, у Санты однозначно найдётся и розовый цвет, и хвост.

– С чешуйками?

– Ты в письме это уточни, а он поищет.

– А я пишу плохо и с ошибками, – сейчас заплачет.

– Это ничего, сегодня после школы сядем вместе и напишем. Я помогу.

– Правда? – трёт красные глаза кулачками.

– Правда!

– Пойдём мальчишек разбудим?

– Пойдём! – подскакивает, мгновенно повеселев.

Да, побудка моих сыновей Джордана и Элайи – тот ещё цирк. Во-первых, нужно умудриться целым и невредимым добраться до их кроватей – кругом снаряды: впивающиеся в ступни Лего кубики, железные модельки автомобилей, магнитный конструктор, но серьёзнее всего покалечиться можно, наступив на металлические волчки – самое последнее увлечение. Чтобы заставить их всё это убрать перед сном, нужно приложить титанические усилия, кино отснять проще, ей Богу. Еву они вообще слушать не хотят, меня боятся, но роль домашнего блюстителя порядка мне не по вкусу.

Альба тормошит Джордана за плечо, он вскидывается на постели сонный – сидит, глаза закрыты, кудрявые волосы спутались и почти полностью скрывают лицо. Из всех детей именно Джордан больше похож на Еву – только ему достались её шоколадно-карие глаза, вьющиеся каштановые волосы и неуправляемый характер. Элайя послушнее, покладистее, к нему тянутся дети, особенно девочки, но он никогда не строит сумасшедших фигур из Лего, не рисует по-настоящему талантливо внутреннее устройство танка – всё это Джордан.

Я убираю с лица сына волосы, целую его в лоб – хоть он трудный ребёнок, но не менее любимый. Элайя уже свесил ноги с постели и радостно смотрит своими зелёными глазами в мои:

– Паааа-паааа!!! – бросается мне на шею. – А мы ёлку купили!!!…

Джордан продолжает спать сидя, и Альба пытается стянуть с него спящего верх пижамы.

– Альба, не нужно ему помогать, пусть проснётся сперва.

– Он же не успеет свои подарки посмотреть!

– Да?

– Да!

– Ну, тогда давай скажем ему об этом!

И Альба орёт Джордану прямо в ухо:

– Джо-о-ордан! Пода-а-арки!

– Пода-а-а-арки!!! – вопит Элайя, напрочь меня оглушив, и уже через секунду срывается в холл.

– Элайя! – теперь уже я воплю ему вдогонку, но это бесполезно – цепная реакция запущена: Элайя, Альба вслед за ним, Джоран с уже открытыми, но ещё полуспящими глазами – впереди всех.

Спускаюсь вниз и наблюдаю за актом вандализма над моими чемоданами – орать бесполезно, одна молния уже сломана.

– Так! – хлопаю в ладоши, зная, что этот звук всегда заставляет детей сосредоточиться, потому что является свидетельством приближения моего терпения к точке закипания.

Не три, а уже четыре пары глаз устремлены на меня (потому что Дариус тоже проснулся и поспешил присоединиться к беспорядкам), и я как можно более солидно оповещаю:

– Подарки после завтрака, и только тем, кто будет вести себя тихо! Мама ещё спит!

– Она приняла успокоительное вчера вечером, – сообщает Дариус.

В моё сердце мгновенно вонзается осколок тревоги:

– Что случилось? – вглядываюсь в глаза своего самого взрослого и серьёзного ребёнка.

– Ничего особенного: эти двое снова подрались, и Джордан наступил Элайя на ухо, оно распухло, мама плакала и мазала его кремом от ушибов.

Фууух… Я боялся более серьёзных проблем.

– Ладно, – говорю, – садитесь за стол, Дариус, доставай тарелки и хлопья, кто будет чай, а кто сок?

Во время завтрака в столовой царила бы почти гробовая тишина, если бы не хлюпающе-чавкающие звуки.

– А ты знаешь, пап, какой у Луны радиус? – пытается завалить меня на лопатки Элайя.

Напрягаю мозг, и он так громко поскрипывает, что я боюсь, дети могут услышать. Какой он там? Четыре тысячи? Или шесть? Господи, как давно это было – школа.

– А! Не знаешь! Не знаешь – не мужик!

– Шесть! – рискую.

– А вот и нет! Она тысяча семьсот тридцать семь! – ликует.

– Шесть – это радиус Земли, пап! – подсказывает Дариус, а я пыхчу, как паровоз.

– А какое животное самое большое в мире? – не унимается всё тот же один из моих троих сыновей.

Но это уже легко, спасибо, Господи, за шанс реабилитироваться:

– Кит!

– А что такое…

Твою ж мать… этот допрос когда-нибудь закончится?