Неправильная ведьмочка, или Некромант на задании

Хорош чёрт, ничего не скажешь. Красив, подтянут, с тугими мышцами и безумно привлекательным филеем. Зрелище не для слабонервных, распаренных ведьмочек, находящихся на грани. Признаться, после такого стриптиза искушение пойти следом в парильню за ним было велико. Но отдёрнув себя от крамольных мыслей, я направилась на выход. Холодная вода или как минимум прохладный воздух не помешают сейчас и мне.

-15-

В Тверь мы въехали после обеда. Дорога была молчаливой, каждый из нас думал о своём. Я не стала рефлексировать о вчерашнем, не хотелось закапываться в пустые вопросы и бессмысленные интерпретации. Хотелось просто наслаждаться моментом и мужчиной, сидящим рядом со мной. С ним было уютно молчать. Невероятно и удивительно, никогда не думала, что это не просто романтическая чушь, а реальное, особенное состояние души. С нашей первой встречи было именно так, несмотря на его эмоции, несмотря на ощутимую властность и волю, внутри он всегда ощущался стойким и спокойным. И этот баланс передавался другим, словно он мог как-то влиять на окружение. Но он не влиял, он просто был таким, каким был.

Даже несмотря на то, что не хотелось вспоминать о вчерашнем, я всё же мельком разглядывала его. Молодой, выглядевший младше своего возраста мужчина, в нём ощущалась внутренняя сила духа, даже то, как уверенно и спокойно он вёл машину, положив обманчиво расслабленные руки на руль, готовые в любой момент среагировать моментально. Тонкие черты лица и лёгкая щетина, волевой подбородок и аккуратный нос, длинные ресницы и очерченные губы, мягкие и податливые, а ещё властные и требовательные. Невольно вспомнилось ощущение его губ на моей коже, отчего по спине пробежали толпы мурашек. Никита, будто ощутив мою реакцию, повернул голову, окинул меня спокойным, но чуть более интимным, чем было предписано, взглядом, и снова вернулся к дороге. А я сглотнула, увидев в его изумрудных глазах открытое восхищение и желание. Было безумно приятно ощущать себя объектом Такого взгляда. Может, не стоило вчера останавливаться? Особенно после того стриптиза. Но я снова затолкала рефлексию, и что уж тут скрывать, лёгкое сожаление, подальше переключив мысли на дело.

Новости из Москвы холодным водопадом смыли утреннюю негу, на юге нашли ещё одно тело, десятое. Убийство произошло неделю назад, но обнаружили его лишь сейчас. Тело привезли в главное отделение и сейчас эксперты трудятся, пытаясь найти новые улики. Марк и Лёша развили бурную деятельность и каким-то чудом связали всё вместе, из миллиона интернет пользователей вычислив одного, того, кто был связан со всеми жертвами. Пока нам известен лишь его сетевой псевдоним: Мор. Не скажу, что оригинально, и в принципе это может ничего не значить, или наоборот. Но пока для нас он всего лишь призрак, кто-то, кого в принципе не существует, лишь эхо в сети. Ребята продолжают работу и пытаются найти реального человека, который скрывается под этим псевдонимом, но пока безуспешно.

На рассвете мы оставили Емельянова приходить в себя, Ивана ждать группу зачистки, а также присмотреть за парнем, для которого с этого момента жизнь изменится навсегда. Уйти от цепких лап спецслужб невозможно, а сейчас парень знает и видел слишком много, чтобы списать это на бред. С другой стороны, при должном усердии такое внимание может открыть ему неплохие перспективы в будущем. Такие знакомства могут оказаться очень выгодными, особенно если их научиться использовать для взаимной выгоды обоих.

Покосившаяся хрущёвская пятиэтажка на окраине города смотрелась грустно, а проливной дождь и тёмные тучи не прибавляли радужного настроения. Никита позвонил в железную дверь на втором этаже и нам открыла пожилая женщина лет шестидесяти-семидесяти на вид.

Мария Александровна Кротова стояла у окна маленькой кухни и смотрела в окно. Худая спина, обтянутая выцветшим старым халатом, была прямой, словно струна, седые, жёсткие, словно пакля волосы собраны в небрежный пучок, а бледные глаза смотрели на мир с такой грустью и тоской, что сердце сжималось от жалости. Мать Егора Кротова была пожилой, с печальным лицом и уставшей не только от работы, но и от жизни женщиной. Она встретила нас безучастно, выцветшим тихим голосом отвечала на вопросы и напоминала бездушную куклу, из которой вытащили скелет. Когда Никита завалил её вопросами о сыне, она увиливала и было видно, что эта тема ей неприятна. Она встала у окна, собираясь с силами, мы же сидели за узеньким столом, не мешая.

– Егорушка всегда был закрытым ребёнком – внезапно твёрдым голосом начала она рассказ, так и не обернувшись к нам – он любил книги и предпочитал их общество людям. Он вырос на этих сказочных историях и с детства обладал слишком развитым чувством справедливости. Спасал кошек, помогал старикам, никогда не мог пройти мимо творящейся вокруг несправедливости и часто возвращался домой с «боевыми шрамами». Но потом всё стало ещё хуже, он полностью погрузился в свой придуманный мир и стал считать, что магия существует на самом деле. Я могу ещё понять этих шарлатанов, ведьм и экстрасенсов, что уж говорить, даже Кашпировского мы все знали, необычные люди всегда были, но магия? Тогда всё и началось, он стал читать магические книги, сам пробовал колдовать, вся комната была завалена какими-то старыми рукописями, благовониями, свечами, статуэтками, дошло до того, что как-то он притащил домой труп собаки. Я злилась, уговаривала, шантажировала и угрожала, но ничего не могло на него повлиять. А потом он связался с этими двумя, Олег Захаров и Вадим Антохин. И в его вере прибавилось. Особенно баламутил воду Захаров, скользкий тип, называл себя настоящим магом и полностью запудрил голову и Егору, и Вадиму. А ещё эта Света, шлюха шлюхой, вскружила им голову и вила верёвки, как ей захочется. Вот уж кто был настоящей ведьмой, так это она. Егорушка у меня же без отца вырос, только мой брат его хоть как-то воспитывал, но и Антон был слабым мужчиной. Род у нас такой, все они слабые были, а я на двух работах, всё никак времени не хватало, а потом стало слишком поздно. Думала, одумается, думала перерастёт, но в двадцать пять, наверное, уже поздно что-то перерасти. Ритуал. Я краем уха услышала об их планах, они хотели провести ритуал. Всё эта сука, всё она. Демона они решили вызвать, какие-то порталы, жертвоприношение. Я должна была остановить его, должна была уговорить, запереть дверь и не выпускать из дома. Но… я испугалась, стоило мне только заикнуться, он тут же сходил с ума и даже ударил меня, и я отступила. Слабая, все мы слабые, род у нас такой. Я не знаю, что там произошло, но Егорушка вернулся домой лишь под утро, бледный и весь в чужой крови. Пришёл, заперся в комнате и сутки не пускал меня. Как же мне страшно было, я просила, умоляла открыть, ответить, но он молчал. Думала, умер, тогда-то я и поседела раньше времени. За один день. А потом, он вышел, здоровый, живой. И я не стала задавать вопросов, не стала спрашивать, радовалась и благодарила Бога, что жив. Он выкинул всё, сжёг книги, разбил статуэтки и спустил в унитаз все благовония. Пошёл на работу и даже завёл девушку. Захара и Антохина я больше никогда не видела. А потом он уехал в Москву, писал, звонил каждую неделю, два раза в год приезжал, привозил гостинцев и больше никогда не вспоминал о магии и о том ритуале. А когда я пробовала спросить хоть что-то, то тут же начинал злиться и кричать. Он стал нормальным, но… жениться не хотел, да и пил много, особенно осенью, в годовщину прошлых событий. Но я не спрашивала, молилась и благодарила Бога, что он жив. А вот сейчас уже не о ком молиться, не за что благодарить. Всё закончилось, он ушёл, а я осталась. Осталась одна, без смысла и без молитвы.

Мария Александрова замолчала, хрупкая спина затряслась от беззвучных слёз. Мы уважительно молчали. Женщину было откровенно жалко, и в то же время, каждый сам выбирает свою участь и строит свою жизнь. В прошлом не было ни её вины, ни Егора, просто каждый в какой-то момент жизни сам делает свой выбор. Всё, что есть сегодня, это лишь следствие нашего вчера, ничего более.

– Что случилось со Светланой? – выдержав положенную паузу, Никита продолжил допрос.

– Умерла. – сухо ответила Мария – Покончила с собой через три дня после ритуала. Я об этом узнала случайно, но Егору ничего не сказала, незачем было тревожить его такими новостями. Она получила по заслугам. – в последней фразе было столько злобы и непрощенных обид, которые эта женщина хранила до сих пор, поедая саму себя уже давным-давно ушедшим прошлым.

– А Захаров и Антохин?

– Уехали. Антохин поступил в университет, говорят, работает сейчас в какой-то крупной компании. А Захар? Слышала, что он где-то в Москве продолжает обманывать людей. Святой церкви на таких не хватает, антихристы.

– Вы знаете, где можно найти родственников Светланы? – тон Никиты был сухим, профессиональным, и лишь сжатый кулак выдавал его эмоции.

– Уехали они, давно ещё. Практически сразу после смерти этой девки, Михалыч забрал младшего сына и укатил куда-то, то ли к родственникам, то ли на заработки, слухи ходили разные. Да и скатертью им дорога. Проклятое семя. Прогнившее.

– Почему? – со время нашего прихода в этот дом я впервые подала голос.

– Что дочка, что папаша, что сынок, все они дьявольское семя. Сестру свою сгубил, в могилу свёл, но улик не нашли и отпустили его. А мы то знаем, что это он её до могилы довёл. Сам чертовщиной занимался. Я была у него один раз, там такой смрад в квартире стоял, он точно трупы своих жертв прятал где-то под полой. Собаки у всех соседей дохли, как мухи, от болезней, он терпеть не мог собак и как только заводил кто-то, долго та не жила. Сынок его ненормальный какой-то. Замкнутый, закрытый, думали, что немой, бывает, стоит на краю детской площадки, смотрит исподлобья на детишек и улыбается. А улыбка его… мороз по коже. Отец его одного надолго одного не оставлял, не знаю, что там было, травма при рождении или просто больной на голову, но доктора часто приезжали, видела, как его в смирительной рубашке забирали. А когда он кошку Лены зарезал, шкуру живьём снял, его хотели упечь подальше, мы писали петиции, даже губернатору писали, но всё без толку, выпустили его через два месяца. А когда Света покончила с собой, и Мальцевы уехали, наш район вздохнул спокойно.

Никита ещё что-то спрашивал, уточнял фамилии и адреса участников прошлых событий, даже выведал, где предположительно они ритуал проводили. И спустя пол часа мы покинули Марию Кротову.

Оставшийся день мы провели за расспросами жителей в попытках выяснить историю событий прошлого. Я не знаю зачем, но Никита словно с цепи сорвался и пытался за несколько часов восстановить полную картину всего, что произошло в тот злополучный день.

– Мы сами делаем свой выбор вне зависимости от обстоятельств – проговорила я, шагая за Никитой в сумерках по городскому кладбищу.

– Не нужно жалости – резко ответил Никита.

– Вина не поможет делу, и ты…

– Я не нуждаюсь в сеансе психотерапии – грубо перебил он меня.

Я промолчала, не выказывая неудовольствия его тоном. Я понимала его чувства, и понимала, что он винит себя в произошедшем с Кротовым. Может быть, будь я на его месте, так же бы реагировала, но так или иначе, Никита не виноват. Всё сложилось так, как сложилось, и даже лучшие из лучших предсказателей не в силах постичь всего узора Вселенной. Никто не знает, как именно наш выбор сегодня повлияет на будущее, в полотне вероятностей и возможностей слишком много нитей, которые человеческий мозг не в состоянии постичь. Мы ещё не научились обрабатывать такое количество информации. Воистину непостижимы пути ЕГО. Так или иначе, было то, что было, и мы не в силах это изменить сейчас.

– Прости – проговорил Никита так тихо, что я еле-еле его услышала.

– Не стоит, я всего лишь хотела…

– Я знаю и благодарен за заботу, но я осознаю свои эмоции, чувства и мысли. Не стоит беспокоиться, это пройдёт.

– Понимаю. Но тогда что мы тут делаем? Ты весь день носился по городу в попытке найти информацию про эту девчонку и её семью, вместо того, чтобы на полных парах в Москву.

– Я понимаю, как это выглядит со стороны, но назови это профессиональной интуицией. Я чувствую, что эта история и наше дело как-то связаны между собой.

«Внутренний голос или чувство вины?» – подумала я, но вслух сказала совсем другое.

– Семь лет прошло с какого-то неудавшегося ритуала, шанс найти что-то спустя столько времени равен нулю.

– Лишь вчера ты угодила в «Молот ведьм», ловушку, которая простояла в чащобе более семидесяти лет, и простоит ещё больше, если её не обезвредить. Прекрати капризы, они лишь мешают.

– Хорошо – вздохнула я, принимая его шаткий, но всё же аргумент.

Капризы? Ну да, капризы. Я не любила кладбища, у меня от них мурашки и обычно посещение этих мест ничем хорошим не заканчивалось. В последний раз скелеты и полуразложившиеся трупы повыскакивали из могил, устроив бальные танцы, я даже думать не хочу, сколько времени и сил потребовалось Вальдемару, чтобы уложить всех обратно. Вот такой я не правильный некромант. Там, где Никита и его коллеги по цеху чувствовали себя в своей тарелке, у меня мурашки по телу шли, а внутри вспыхивало неуправляемое отторжение.

Мы завернули на старую часть кладбища. В вечерних сумерках старые кресты, покосившиеся надгробия казались зловещими. Тёмные тополя, покрытые первой листвой, отбрасывали длинные тени, поднявшийся ветер теребил заросший бурьян, катал сухие, оставшиеся с зимы листья. Было видно, что эта часть кладбища давно заброшена. В сумерках всё ещё можно было разгадать стёртые от времени и дождя имена и даты. Женщины и мужчины, старики и дети, людские жизни яркие, радостные и не очень, когда-то живые, сейчас лишь буквы на косых плитах. Многие даже перестали быть чьим-то воспоминанием, навсегда погребённые под толщею веков, застрявшие в прошлом. Всего лишь уже ничего не значащие буквы на холодном мраморе.

– Не хочу, чтобы меня хоронили – призналась я под веянием эмоции – пусть лучше кремируют.

– А прах развеять по ветру.

– Наверное смешно слышать такое от некроманта?

– Нет, наоборот, очень практичное желание, по-моему. Я тоже в завещании внёс такой пункт.

– У тебя есть завещание? – удивилась я этой новости.

– Да – пожал он плечами, показывая незначительность этого факта – работа у меня опасная, стоит позаботиться о таких вещах заранее.

– Хм… Никогда не думала об этом, но не могу не согласиться с практичностью данного факта.

Свернув направо, мы вышли на короткую разбитую тропинку, упирающуюся в сломанную ограду и высокий, дремучий лес. Тут было всего шесть могил. Очень старых, с треснутыми и покосившимися памятниками. Никита подошёл ко второй справа, сверяясь с записями в смартфоне. Грустный херувим печально смотрел в небо половиной лица в тёмных подтёках, одно крыло отсутствовало, а второе на половину облупилось, больше походя на стёртый огрызок.

– Алла Владимировна Ипатова, 21.05.1914 – 06.06.1929. Это тут. – Никита спрятал смартфон, и вытащив фонарик из куртки, перешагнул через хлипкую ограду, исследуя могилу подростка.

– Почему тут? Что рассказал тебе смотритель кладбища?

Подросток, девчонка, которой чуть меньше ста лет назад возвели когда-то прекрасный памятник. Ребёнок, которого не знали в городе и о котором слышал каждый. Особенное дитя, особенное даже для своих. Дитя смерти, дитя, рождение которого предвещает великие перемены, плод смещения двух миров, двух чуждых миров, ошибка родителей, дитя человека и демона, единственного существа из подреальности, открыто живущем в нашем мире. Нет, такая как Алла, не была уникальной, дети смешанной крови рождались и раньше, но они были столь редки и каждое их рождение всегда, во все времена с тех пор, как существует человечество, предвещает великие и необратимые перемены. Таких, как она называют: Дитя предзнаменования. Высокопарное название для обычного, простого, ни в чём не повинного ребёнка. Она прожила ещё достаточно долго, обычно таких детей убивают сразу. Убивают, потому что боятся. Боятся перемен, боятся неизвестности и новой жизни, которую несёт в себе такое дитя. Всё это рассказал нам смотритель кладбища. Низкорослый, старый маг, который давным-давно забыл свои корни и предпочитает жить на границе миров, между магией своей истинной сути и людьми.

Я смотрела на надгробие, на маленькую почерневшую от времени фотографию в железном эмалированном круге и не понимала, что чувствую. Мне было грустно от участи этой девочки, от страха и ненависти, которые испытывают ведьмаки и маги к таким, как она. И в тоже время где-то глубоко внутри поднимался гнев на таких, как они. Гнев за то, что обвиняют невинного ребёнка в ошибках родителей, обвиняют этих детей в том, какие они, обвиняют и боятся. Я помню себя в детстве, помню страх, отвращение, презрение и неприятие других ко мне. Помню страх отца, когда во мне проснулась некромантия, помню его пожизненное разочарование от того, что я девочка, а не мальчик. У ведьмаков всегда рождаются только мальчики, это закон природы, незыблемый устой вселенной, который был нарушен первым криком маленькой девочки. Помню бумаги с ДНК анализом на отцовство и своё глубокое разочарование, которое до сих пор холодной иглой колит сердце. Я помню его секундное бессилье, всего лишь миг, один удар сердца, но он был готов сдаться и согласиться отказаться от меня, когда конклав, переполненный паническим ужасом, ворвался в наш дом и объявил меня дитём предзнаменования. Да, это был всего миг, момент слабости, присущей всякому живому существу, миг, за которым следовали годы борьбы за мои права, и что уж тут мелочиться, за мою жизнь. Десятки астрологов, предсказателей, верховные ведьмы и сильнейшие маги России и зарубежья. Проверки на проверке, пока от меня не отстали и позволили не только жить, но и учиться. И постоянные слова отца «Ради твоего же блага». Десятки часов уроков, вдалбливания двух наук от А до Я, лекции, тренировки, практики, наказания и разочарование. Великий род Лариных зависит от меня и с тех пор как окончательно стало ясно, что мама больше не может иметь детей, отец с фанатизмом воспитывал себе преемника. Я смотрела на грустного ангела и будто сквозь века чувствовала боль погребённой под толщей гранита девочки. Чувствовала её одиночество, её страх и вселенское непонимание. «Почему её держат взаперти? Почему ей нельзя общаться с другими детьми? Почему мама вздрагивает каждый раз, когда прикасается к ней? Почему мама плачет по ночам и молча выслушивает обвинения дяди? Почему дядя постоянно наказывает её за любую провинность? Она привыкла быть виноватой во всём, привыкла, но никогда не понимала своей вины. Она боялась его, боялась и пряталась в углу между шкафом и стенкой, там был её тайный мир. Мир где не было ремня, криков и обвинений. Она боялась их, боялась и ненавидела. Ненавидела их всех всеми силами своей души. Она мечтала, что когда-то вырастет и сбежит. Сбежит от побоев и вины. Но ненависть взяла верх, она сжигала её изнутри, пока не взяла верх.».

– Дьявол! Вася, борись с ней.

«Ненависть. Сладкая и поглощающая. Ослепляющая ненависть.».