Про всё. Сборник рассказов

Сухорецкий сглотнул. Невыносимо болела голова, хотелось присесть куда-нибудь – хоть на асфальт.

Девочка не стала больше мучить Артёма. Уверенно взялась за рычажок на коляске.

– Артём, ещё раз – огромное Вам спасибо. Вы очень меня поддержали. Вы вряд ли заметили, а я будто общалась с вами. Спрашивала и получала ответы. Удивительное чувство. Очень прошу – не обижайтесь за этот… обман. Честное слово – никакого умысла. Простите…

Саша Королькова аккуратно развернула коляску.

– Всего хорошего! – обернулась на секунду и… поехала.

Артём едва выговорил:

– Тебе… всего хорошего… – достал сигарету и прикурил.

Сквозь дым виднелись очертания уезжающей коляски. Легкий ветерок что-то шепнул. Артём вздрогнул и оглянулся. Никого. Только скрип стареньких колёс – он-то и выдал себя за шёпот ветра. Артём почувствовал, что сигарета обожгла пальцы. Недоуменно взглянул на неё, отшвырнул в сторону и полез за новой. Страшно хотелось подумать и даже проанализировать произошедшее, но мысли разбегались. Разбегались и прятались все мысли, кроме одной: у человека обязательно должна быть мечта. Мечта – это вера…

Листочек в клеточку

Михаил Петрович поздоровался с соседкой и нажал кнопку вызова лифта. В ответ – глухое молчание и неповиновение. Он попробовал ещё раз – бесполезно.

– Так не работает! – весело отозвалась соседка, уже закрывая дверь в подъезд.

Михаил Петрович смачно матюгнулся и отправился пешком на седьмой этаж. Дорога домой заняла минут пятнадцать. На каждом этаже Михаил Петрович останавливался и переводил дух, не забывая сыпать проклятия в адрес управляющей компании.

Уже третий день за неделю лифт перестаёт подавать признаки жизни, а ремонтную бригаду приходится ждать по нескольку часов.

– Сволочи проклятые! – ругался Михаил Петрович.

– Чё случилось, Петрович? – упитанный сосед Гриша решил вынести мусор.

– Да лифт опять не работает! За что деньги платим?! Я старый больной человек – в следующий раз могу просто не дойти до своей квартиры. И никому до этого нет дела!

Опрокидывая ведро в мусоропровод, Гриша печально заметил:

– Это же Россия, Петрович. Чем меньше старых и больных – тем веселее правительству. Может, неработающие лифты – это программа по истреблению пенсионеров? А?

– Да пошли все… – пробубнил Михаил Петрович.

В этом доме Михаил Петрович прожил всю жизнь. Сначала с родителями, затем привёл жену, но через пару лет выгнал. Умерли родители, поменялся мир. А квартира как была, так и осталась. В последнее время вид у неё был, мягко говоря, запущенный. Обои отваливались везде, где только можно. Текли краны, скрипел паркет. И не то, чтобы руки не доходили до ремонта, просто не попадался необходимый материал.

Несколько лет назад Михаил Петрович увидел небрежно сваленные смесители возле мусорного контейнера. Видимо, делали дорогой ремонт в квартире и старые смесители выбросили на помойку. Не пропадать же добру! С помощью этой находки Михаил Петрович поменял все краны в своей «двушке». А ещё некоторое время назад соседи хотели избавиться от купленных когда-то давно обоев (жуткий дефицит, который так и не пригодился). Таким образом Михаил Петрович привел в очень даже приличный вид большую комнату и прихожую. К сожалению, время не стоит на месте. Таких ухарей, как Михаил Петрович, хватало по всей стране. Не успевал он «к раздаче». И возраст не тот – почти 70 лет. Хотя многие старики в свои 60 были ещё «ого-го»! Кто-то, но не Михаил Петрович. Сердце болело, давление выделывало непонятные пируэты. Ни нагнуться толком – схватывала поясница. А в последнее время начались проблемы с ногой. Михаил Петрович исправно ходил в местную поликлинику. Но таких, как он, там не любили. В регистратуре, не спрашивая имени, брезгливо подавали медицинскую карту. Вместо нормального разговора врач стремительно выписывал рецепт, особо не вдаваясь в подробности. А разве он, Михаил Петрович, виноват в том, что поговорить ему не с кем? Разве он виноват в своих болячках, которые вылезают, словно грибы после дождя? Может быть, сложилась бы жизнь иначе – и нянчил бы сейчас внуков, даже не вспоминая о том, что где-то болит. Но, увы, не дал Бог детей.

Михаил Петрович направился на кухню. Из крана тоненькой струйкой вытекала вода, оставляя проложенный ржавый след. Попробовал закрутить – бесполезно. Махнул рукой и занялся хлебницей. Вернее тем, что в ней осталось. Полбатона белого хлеба – чёрствого и заплесневелого. Михаил Петрович любовно разложил хлеб на доске, и разрезал на маленькие кусочки. Аккуратно разложил на противне и поставил в духовку. Через несколько минут будут сухарики. Но сухарики – это не еда, а легкое дополнение к чаю. Михаил Петрович взял кастрюлю и направился к мешку с гречкой. По дороге споткнулся о мешок с сахаром. В общей сложности таких замечательных мешков в доме было немало. Любил Михаил Петрович делать оптовые закупки – в целях экономии. Потом можно было на протяжении года или двух не беспокоиться о наличии риса, гороха, макарон. С мясом было сложнее – его на несколько лет вперёд не закупишь. Но и здесь Михаил Петрович нашёл выход. Когда душа требовала мяса, он отправлялся на рынок и искал самые дешёвые собачьи наборы. Мяса, может, и не очень много, но бульон получался неплохой. А если раскошелиться и добавить бульонный кубик «Магги» – праздник живота обеспечен. Когда-то давно Михаил Петрович работал на заводе и зарабатывал неплохие деньги. Даже ездил в командировки. Но та жизнь давно осталась в другом мире. Мир, который вдруг повернулся к пожилым людям самым отвратительным своим местом. Не было больше пионеров, с искренним азартом собирающих металлолом и макулатуру, а также лихо уступающих места в транспорте бабушкам и дедушкам. Не было больше поздравительных открыток с завода. Пенсия, обеспечивающая старость, неожиданно трансформировалась в жалкую подачку. Всё изменилось так неожиданно и бесповоротно, что Михаил Петрович до сих пор не мог разобраться, во что верить. Раньше все верили в светлое будущее. А сегодня, просматривая выпуски новостей и политические программы, Михаил Петрович сомневался. Сомневался в словах, которые звучали с экрана и пытались достучаться до его сознания, слишком громкими они были при условии, что ничего не менялось. Сомневался в людях, которые их произносили, слишком ухоженный и лощёный вид у них был.

Звонок в дверь заставил Михаила Петровича оторваться от перебирания гречки.

– Петрович, поделись солью, – на пороге стояла Раиса Филипповна – соседка по лестничной площадке.

– Ты знаешь, что солью делиться к ссоре? – предупредил Михаил Петрович.

– Знаю, только нам с тобой делить нечего. А лифт не работает – я бы уже давно сама сходила, – не растерялась соседка.

Михаил Петрович взял стаканчик и ушёл на кухню. Соль у него хранилась в огромной банке. Насыпал немного в стакан. А вдруг мало? Досыпал ещё немножко. Показалось, что много. Отсыпал обратно в банку. Вернулся к соседке.

– Как напИсал! – не удержалась Раиса Филипповна.

– А тебе чего – огурцы солить? – огрызнулся Михаил Петрович, не любивший намёков на его жадность.

С самого утра Михаил Петрович затеял стирку. Перед этим два часа провозился со стиральной машинкой «Золушка». Да, умели придумывать названия в прежние времена! «Золушка» из миловидной девочки превратилась в ржавую старуху, век которой, судя по всему, был сочтён. И разбирал её Михаил Петрович, и стучал по ней, и даже пытался поговорить. Бессмысленно. «Золушка» умерла. Пришлось Михаилу Петровичу, кряхтя и постанывая, замачивать бельё в тазиках, перед этим натерев хозяйственное мыло на тёрке. Нет ничего лучше хозяйственного мыла, так считал Михаил Петрович. А вся эта реклама стиральных порошков – обычное выманивание денег у народа.

Уже днём, передохнув после мучительной стирки, Михаил Петрович отправился в магазин за хлебом. Лифт работал, Гриша снова выносил мусорное ведро (они там что – из-за стола не вылезают, что ли?!). По инерции проверил почтовый ящик. Вместо бесплатной газеты или квитанции об оплате очередных коммунальных услуг в ящике белел конверт. Михаил Петрович растерялся. Поздравление с завода? Но нет праздников. А может, рекламная акция каких-нибудь прохиндеев? Михаил Петрович осторожно достал письмо. На конверте – неуверенный почерк. Обратный адрес – город Ростов. Ростов! Масса приятных воспоминаний заполнила Михаила Петровича. В этот город он ездил в командировку. Какие там люди! Какие рестораны!

Затея с хлебом была отложена на неопределённый срок. Сжимая в руках письмо, Михаил Петрович вернулся домой. Нацепил очки, обмотанные изолентой и кое-как держащиеся на носу. Вскрыл конверт.

«Здравствуй, Миша!

Наверное, ты сейчас пытаешься понять, от кого это письмо. Помнишь Любу Дворцову? Это я. Уже не Дворцова – да это неважно. Мужа моего давно нет в живых…»

На этом моменте Михаил Петрович на несколько секунд отложил письмо в сторону. Конечно же, он помнил Любу Дворцову! Весёлая девушка – хохотушка и заводила. Из-за неё чуть не была сорвана командировка. Все ночи подряд они с Любой гуляли и даже признавались друг другу в любви. А днём Михаил Петрович (тогда ещё Миша) ничего не понимал из того, что ему говорили коллеги. Единственная мысль стучала в голове – спать. Уезжая из Ростова, он вроде бы оставлял Любе свой адрес. Или нет? По крайней мере, она никогда ему не писала. Да и женился он через год на другой. Михаил Петрович снова поднёс листочек к глазам.

«Очень надеюсь, что ты не переехал. Иначе нет смысла в этом письме. Миша, я очень больна. Врачи не говорят ничего хорошего. Они вообще ничего не говорят, но чувствую себя с каждым днём всё хуже и хуже…»

Михаил Петрович снова отвлёкся и попытался представить Любу Дворцову спустя 40 лет. Не получалось. Она написала, что мужа её нет в живых, а сама умирает. Может, любила его, Михаила Петровича, всю жизнь и теперь хочет попрощаться? Михаил Петрович тут же представил, сколько сейчас стоят билеты в Ростов. Наверное, не дёшево. А он больше не работает – так что завод поездку не оплатит.

«Когда ты уехал, я хотела написать тебе письмо. У тебя тоже был мой адрес и даже телефон. Но ты пропал. И я подумала, что мы тебе не нужны. Я и твой сын Миша…»

Михаил Петрович отбросил письмо, словно белый листок в клеточку обжег ему пальцы. Какой сын Миша?! Неужели после всех признаний в любви (сейчас ему было неловко вспоминать о том, что ещё происходило помимо признаний) – у Любы родился мальчик, о котором она ему не сообщила? Разве может такое быть? Ведь женщины существа хитрые и настырные. Их самое любимое слово – алименты.

Михаил Петрович достал из кармана рубашки пузырёк с нитроглицерином. Сунул под язык. Подождал, пока успокоится разбушевавшееся сердце.

«39 лет назад у тебя родился сын, которого я назвала в твою честь. Жили мы не очень хорошо, но я узнала, что ты женился. И побоялась просить о помощи. А вскоре и сама вышла замуж за хорошего человека. Николай стал Мише вторым отцом, но он умер. А скоро умру и я. Никого у Миши нет. Никого, кроме тебя. С самого его детства я не скрывала, при каких обстоятельствах он родился. Поэтому Миша знает, кто его настоящий отец. Мне бы очень хотелось, чтобы вы познакомились. Если у тебя семья, дети – Миша всё равно не помешает. Он взрослый мужчина, добрый и хороший. Но мне очень хотелось бы знать, что он не останется один. Если это письмо тебя нашло, и ты согласен познакомиться со своим сыном – позвони мне, пожалуйста…»

Ниже был написан телефон. Михаил Петрович снова полез за нитроглицерином. Узнать в 70 лет о том, что у тебя есть сын… Михаил Петрович пока не мог разобраться в чувствах, которые испытывал. Покосился на старенький телефон – как бы ни пришлось вызывать скорую помощь. Самое лучшее успокоительное средство – заняться домашними делами. Михаил Петрович отправился перебирать рис – на будущее. И думать… Думать о том, как изменилась его жизнь после этого листочка в клеточку. Но изменилась ли?

Уже поздно вечером Михаил Петрович вспомнил, что так и не купил хлеба. Зато риса перебрал почти весь мешок. Но всё никак не мог решиться: звонить Любе или нет. Весть о взрослом сыне заставляла сердце Михаила Петровича сбиваться с нормального ритма. И, казалось бы, нет ничего плохого в этой неожиданной новости. Но Михаил Петрович никому не верил. Столько лет жили без него, и вдруг он понадобился! Может, с жильём проблемы? Или рассчитывают на какое-нибудь богатство? При этой мысли Михаил Петрович нахмурил густые брови. На его сберкнижке лежало около восьмидесяти тысяч рублей. Сумма не маленькая, но каждая копейка была пропитана потом и отказом от более достойной жизни. Зачем ремонт в квартире, если в ней никто, кроме Михаила Петровича, не живёт? Зачем тратить деньги на колбасу, если это временное удовольствие потом смывается в известном месте?

Долго думал Михаил Петрович. Взвешивал все «за» и «против», тянулся к телефону и отдёргивал руку. Наконец, поняв, что терять ему, в принципе, нечего, Михаил Петрович набрал номер, указанный в письме. Через несколько гудков, в трубке послышался тихий голос:

– Алло…

Михаил Петрович откашлялся:

– Люба?

В трубке замолчали, но уже через секунду тот же голос воскликнул:

– Миша!

Ну, вот и поговорили. О чём спрашивать?