Кругом один обман (сборник)

Мне стало жалко Фиму. Чем я могу помочь? Вокруг меня, конечно, существует какой-то круг, но все стоящие мужчины разобраны. Свободны только голубые, но они годятся исключительно для дружбы, для высоких бесед. Фиме высокие беседы ни к чему. Ей нужен полноценный секс и материальное обеспечение.

Я вспомнила, что через неделю будет отмечаться торжественная дата: столетие «Огонька». Состоится высокий съезд гостей. У меня есть приглашение на два лица. Можно взять Фиму, и пусть она там выловит себе из литературного и политического водоема какую-нибудь полуживую доверчивую рыбку.

Обычно на таких сборищах мужики шарят глазами во все стороны в поисках случайных связей и настоящей любви. Как повезет. А женщины стоят в боевом оперении и ждут с нетерпением. И тоже шарят глазами. Жизнь – это непрекращающийся шанс. Надо уметь использовать. Под лежачий камень вода не течет.

Лично я, как правило, скромно пребываю в углу и смотрю: в какой хлам превратилось мое поколение. Каждый думает про себя, что он никогда не постареет и не умрет. Но стареет, как миленький, поскольку природа – непрекращающаяся эволюция, а эволюции выгодно обновлять поколения.

Некоторые стареют красиво. Бондарчук, например. Был простоватый, щекастый. А стал – пророк: худой, длинные седые волосы, пронизывающий взгляд мудреца. Женщины, как правило, просто вянут. Уходит сверкание молодости.

Хорошо выглядят верующие. У них спокойные лица, лишенные суеты. Они знают главное, сокрытое от остальных.

Короче, я пригласила Фиму на большой праздник. У нее глаза прыгнули на лоб от радости. Значит, я точно разгадала ее планы и намерения.

В назначенное время мы прибыли к месту. Я сейчас не помню, где именно это происходило. Помню только огромный зал, где перемещались потоки людей. Мужчины все в черных костюмах и накрахмаленных рубашках под галстук. Женщины – кто во что горазд. Большинство в маленьких черных платьях, подчеркивающих фигуру и дорогую бижутерию.

Фима надела поверх платья меха из перьев. Абсолютная Кабирия из фильма Феллини. Выглядела она неприлично, но что поделаешь. Уже ничего не поделаешь.

Ко мне подошла моя ближайшая подруга Фаина, известная актриса. Тихо спросила:

– Что это за чудо с перьями?

– Это Фима, – ответила я.

– А ты не видишь, что она проститутка?

– Нет. Не вижу. Просто у человека другой вкус.

– Фима… Что это за имя? Ефимья?

– Серафима, – уточнила я. – А разве есть такое имя: Ефимья?

– Конечно. В святцах записано. Русское имя, ушедшее из употребления.

Фаина отошла стремительно, у нее были свои неотложные дела.

Фаина добывала себе работу, как голодный медведь после спячки добывает себе еду. Шла напролом и жрала все, что попадалось. Что же делать? Зависимая профессия. Актриса вынуждена предлагать себя, как проститутка на вокзале (если она не звезда, конечно). Казалось бы: плюнь на все и не работай. Но талант… Он давит. Гонит. Талант – это дополнительная энергия, которая требует выхода. Но ведь не будешь играть сам себе перед зеркалом в пустой комнате. Нужен зал. Зрители. Аплодисменты.

Я смотрела, как моя подруга подскочила к номенклатурному чиновнику, стала что-то энергично произносить. Ее челюсти гуляли вверх-вниз, как у собаки. Я видела ее в профиль. Издалека казалось, что она лает: гав-гав-гав. Номенклатурный мужик смотрел перепуганно, может быть, боялся, что она его укусит.

Ко мне приблизилась дочь президента Ельцина и сказала:

– Я ваша поклонница.

Примерно то же самое сказал Плеханов Горькому на каком-то съезде.

– А я ваша, – ответила я.

– Да-а-а-а? – удивилась Татьяна. Это длинное детское «а» сделало ее милой и человеческой. Все-таки принцесса, могла быть слегка надменной, разговаривать сверху вниз. Татьяна общалась на равных. Общение было коротким, точечным.

Я нашла Фаину и похвасталась:

– Ко мне подходила принцесса.

– Это потому, что президент уходит в отставку, – объяснила Фаина. – Семья теряет власть. Вот она и подошла. А так бы – фиг она к тебе подошла.

Я не поняла прямой связи между этими двумя фактами. Моей поклонницей можно быть независимо от положения отца. Фаина не выносит моего успеха и тут же старается его обесценить. Я тоже не остаюсь в долгу, так что мы стоим друг друга.

Фаина повернула голову. Кого-то приметила. Метнулась в сторону, прорезая толпу. Я вспомнила чеховскую фразу из рассказа «Ионыч»: «Сколько хлопот, однако».

Фима тем временем прочесывала мужские ряды. Она не стояла возле меня неотлучно, и тем самым не грузила и не напрягала. Я чувствовала себя легко и свободно, что очень важно на таких мероприятиях.

Ко мне подошло знакомое лицо. Политик. Я часто видела его по телевизору. Довольно молодой, яркий, с примесью татарской крови.

Я люблю внешность с примесью, с любой.

– Я поклонник вашего таланта, – сказал Политик.

– Докажите, – отозвалась я.

– Как? – Он удивился.

– Дайте мне президентскую пенсию.

– Надбавку, – поправил он.

– Можно надбавку, – согласилась я.

– Мы даем, когда человеку сто лет, а вам сорок, самое большое.

– Мне как раз сто, просто я хорошо выгляжу.

Политик посмотрел на меня пристально.

Мне в этом году исполнилось пятьдесят пять – пенсионный возраст. В пушкинские времена пятьдесят пять лет – глубокая старость. Матери Татьяны Лариной было тридцать семь лет, и у нее были две дочери невесты. А сейчас в тридцать семь лет – сами невесты. А пятьдесят пять лет – расцвет, когда форма совпадает с содержанием. Раньше отставало содержание, позже начнутся проблемы с формой. А в пятьдесят пять лет – все слито воедино. Я стояла перед Политиком в коралловом пиджачке – зрелая, как созревший фрукт, но не перезрелая, веселая и умная. Замечательное сочетание.

– Я попробую, – пообещал Политик. – Я вам позвоню.

– Я дам телефон… – Я торопливо достала из сумки ручку, записала на приглашении.

Политик взял приглашение с моим телефоном.

К нам приблизилась Фаина.

– Не приставай к человеку, – приказала она. – Не задерживай.

– А твое какое дело?

– Меня попросили.