– Да…Нет, – Саша вдруг остро, как свою, почувствовала его досаду. – Я думала…Я не хотела…
– Ладно, проехали! – отец обнял её за плечи и двинулся дальше. – Не обо мне речь. Давай думать, что делать дальше.
Некоторое время они шли молча. Саша не решалась спросить у отца, что же он ответил матери. Но таково уж было свойство их отношений, что произносить вслух часто не было нужды.
– Я сказал, что это твоё право, но обещал поговорить с тобой. Если ты уверена в своём выборе, то должна добиваться своего. Нет ничего хуже, чем заниматься нелюбимым делом. Не может быть ничего хуже, чем врач, который равнодушен к своим пациентам, или учитель, ненавидящий учеников. И неважно, сколько тебе за это платят. Даже если тебя озолотят, ты не будешь чувствовать себя счастливой, если ради этого придётся постоянно ломать себя! – Он резко шмыгнул носом, как всегда делал, когда бывал возбуждён. Потом, успокоившись, продолжил: – Это я и пытался объяснить твоей маме. Но ты же её знаешь.
Саша только вздохнула. Ему, конечно, тоже досталось «на орехи».
Они уже подходили к дому. Всё, что должно быть сказано, было сказано, и оба молчали. Но это было лёгкое, необременительное молчание двух очень близких людей, которым хорошо вместе. Когда вошли во двор, отец остановился. Саша повернулась к нему и посмотрела в родное смугловатое лицо, на котором, она заметила, появилось несколько новых морщинок. Вот и виски уже седеют, подумала она. Милый папка!
Так же точно он смотрел на неё, и со стороны могло показаться, что оба смотрят в зеркало.
– Ладно, – произнёс он, нехотя отводя от неё взгляд, исполненный доброй насмешливой жалости. Поглядел на часы. – Мне пора, надо готовиться к операции. Помни: ты можешь на меня рассчитывать! Звони в любое время. Договорились?
Она кивнула, он чмокнул её в холодную щёку и, развернувшись, зашагал в сторону больницы.
Недельная осада закончилась неожиданно. Однажды Елена Степановна, вернувшись с работы, сообщила домашним: ей необходимо пройти повышение квалификации, и сейчас она пробивает себе специализацию в Петербурге.
– Так что, Сашка, готовься в этот свой институт культуры: я поеду с тобой!
Это было сказано самым будничным голосом, словно и не было череды бурных сцен и тягостных часов бойкота. Саша вздохнула и переглянулась с бабушкой, но обе предпочли промолчать, боясь, что слишком откровенная радость может, чего доброго, спугнуть удачу. И на свидание со Славиком (мать думала, что она «дышит свежим воздухом» с подружкой) Саша бежала счастливая.
Елена Степановна задействовала свои студенческие связи, и ей действительно удалось устроить себе специализацию по физиотерапии. Теперь она ждала этой поездки не меньше дочери: Санкт-Петербург, её Ленинград, был для неё неразрывно связан со счастливыми годами беззаботной молодости, и теперь она думала об этой поездке как о возможности обновить свою жизнь, прервать череду однообразных дней, заполненных (как она теперь сама себе говорила) только тягостной борьбой за выживание в том хаосе, в который погрузилась страна.
Глава 2. Так не бывает
Тем временем изменилась и школьная Сашина жизнь. После эпохального представления на привокзальной площади, устроенного в День Победы, – с выездом восстановленного паровоза, представлением и концертом – когда они со Славиком так бесстрашно открылись друг другу, став едва ли не главными героями постановки – Саша входила в класс, испытывая непривычную смесь страха и торжества. Когда она переступила порог кабинета истории, её встретила напряжённая тишина, которая тут же взорвалась бестолковыми приветствиями. В этой мешанине возгласов была, как и положено, изрядная доля насмешек, которыми её одноклассники неумело прикрывали своё одобрение, удивление или зависть. «А вот и Джульетта пожаловала!» – прозвенел, перекрывая общий шум, голос Шутова, и Саша поняла, что Славик уже здесь.
В следующее мгновение её глаза нашли его. Он прислонился к подоконнику рядом с её партой, и она заметила, как напряжены его тонкие пальцы, стиснувшие белую, в потёках краски, доску. Тем не менее, он широко улыбнулся, и она, как на свет маяка, устремилась на его улыбку через бурные воды класса.
Иркино место привычно пустовало – видимо, её мама опять решила, что дочь нездорова и ей лучше остаться дома. Славик сел рядом с Сашей, нашёл под партой её руку и крепко сжал. Её сердце наполнилось радостью, стало лёгким и упругим, и она с вызовом обвела глазами одноклассников. Впрочем, не было и Седых – кто-то сказал, что у неё грипп и высокая температура, а в её отсутствие никто не стал устраивать показательного шельмования Рогозиной, которая была любимой Ольгиной мишенью.
Когда же, спустя неделю, Седых появилась в школе, новость уже утратила свою остроту и десятый «А» принял тот факт, что «Чешко зажигает с Рогозиной», что бы это ни означало. Все возможные версии и глумливые шуточки были озвучены и всесторонне обсуждены, но так как ни Славик, ни Саша не обращали на них ни малейшего внимания, то они скоро иссякли, и жизнь выпускного класса вернулась в будничную колею. Это было на руку Ольге, которая, разумеется, была в курсе всех событий. Случившееся стало чувствительным ударом по её самолюбию, но она для себя решила, что ни одна душа не должна догадываться об этом, поэтому держалась как ни в чём не бывало и Сашу не видела в упор. Со Славиком же была равнодушно приветлива – как приказала она самой себе: не более того.
Тем временем приближались экзамены, а за ними и выпускной – все девчонки были заняты обсуждением своих будущих нарядов, поиском подходящих туфель и украшений, и Ольга принимала в этом живейшее участие. Но она ничего не забыла: месть – это блюдо, которое следует подавать холодным. Проблема заключалась в том, что ей никак не удавалось изобрести месть, которая не ударила бы рикошетом по Славику, а этого ей хотелось меньше всего.
Помог, как и всегда, случай. Времена были сложные, цены росли как на дрожжах, и большинство семей безуспешно пыталось свести концы с концами. А тут ещё неизбежные расходы, связанные с выпускным! Родительские комитеты десятых классов изо всех сил старались свести эти расходы к минимуму, но и минимум для некоторых семей представлялся неподъёмным. Тогда ещё не было обычая отмечать выпуск в ресторанах, всё делалось в школе. Оплату диджея с аппаратурой и праздничных закусок, скромные подарки учителям высчитывали до копеечки, всё брали у оптовиков, расходы делили поровну. И, однако же, была какая-то анонимная жалоба в ГорОНО, и буквально накануне экзаменов школы пошла шерстить комиссия. Особого смысла в этом не было: организацией выпускного вечера занимались родители, администрация школы имела к этому весьма опосредованное отношение. Несколько дней Шустер, директор Сашиной школы, имел бледный вид. Он даже собрал родителей старших классов, убедительно просил не делать педагогам никаких подарков, кроме цветов. Пошумели, да тем дело и кончилось.
Вскоре начались экзамены, и о происшествии забыли. Все – но не Ольга…
Саша в это время была счастлива, по бабушкиному выражению, как птичка. Избавленная от необходимости зубрить химию с биологией, она с удвоенной энергией налегла на свои любимые предметы. Почти каждый вечер удавалось ненадолго увидеться со Славиком, и это предвкушение встречи было тайной усладой дня, освящая всё, что она читала и что делала на протяжении долгих, томительных часов.
Эти их встречи недолго оставались тайной для Елены Степановны. Слух о романе дочери обычными для маленького города путями добрался и до неё, и как-то вечером, вернувшись с работы, она вошла в комнату, где Саша готовилась к очередному экзамену, устроившись с учебниками и тетрадями на их с бабушкой кровати, и без околичностей воскликнула:
– Так вот, оказывается, откуда ноги растут у этого твоего института культуры. Славик Чешко!
Она села на край кровати и сбоку, насмешливо посмотрела на дочь. Саша почувствовала, как мелкими иголочками тревоги закололо шею и грудь, но отпираться не стала – промолчала, приготовившись к долгой словесной экзекуции. Она была полна решимости отразить эту атаку и молча ждала, когда тяжёлые, раскалённые ядра материнского сарказма ударятся о стены крепости, которую Саша возвела вокруг собственного сердца. Но мать, не дождавшись ответа, сказала только:
– Ты жертвуешь своим будущим ради мальчика, который, как тебе теперь кажется, будет любить тебя всю жизнь. Пускаешься в эту авантюру с непредсказуемым результатом. Тебе не приходило в голову, что ты можешь не поступить в этот свой институт? Не пройти по конкурсу. Ведь это же Питер, там таких, как ты, желающих, тьма. Что тогда? Если не поступишь?
Саша почувствовала, как её внутренности сжались до размера детского кулачка, как похолодели сжимающие учебник пальцы. Она настолько была уверена в своём успехе, что не допускала и мысли о неблагоприятном развитии событий. Нет, Саша понимала, что в этой лотерее, именуемой вступительными экзаменами, возможно всякое. Тем более когда поступаешь в центральный вуз. Будь она прежней, наверняка не знала бы ни минуты покоя от точившего её страха и неуверенности. Но теперь, когда рядом был он, все её дерзкие мечты казались исполнимыми. И вот мать одним своим словом вызвала из преисподней монстра сомнения, и тот впился холодными стальными зубами в Сашино сердце… Нет! Она не позволит. Саша сглотнула ком в горле и сказала первое, что пришло в голову:
– Не поступлю на очное – пойду работать. Поступлю на заочное.
Елена Степановна красноречиво вздохнула и перевела взгляд за окно. Она молчала так долго, словно и забыла об их разговоре. Саша было снова принялась за учебник, но, прочтя абзац, не поняла в нём ни слова и вернулась к началу. Только с четвёртой попытки смысл прочитанного пробился к её оцепеневшему мозгу, когда мать наконец нарушила молчание.
– В молодости думаешь: весь мир у моих ног. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! – Мать усмехнулась, не отрывая взгляда от какой-то точки в пространстве за окном. – Думаешь, что любовь – это навсегда… А так не бывает, Сашка.
Она резко поднялась и направилась к двери. В дверях обернулась, смерила дочь насмешливым взглядом – словно смотрела на себя, молодую – и повторила:
– Так не бывает!
Эта фраза – «Так не бывает!» – весь остаток дня билась в её груди чугунным молотом, и сколько бы она ни пыталась урезонить саму себя тем, что скепсис матери вызван её собственным печальным опытом, который к ней самой, к Саше, не имеет никакого отношения, но вызванный этими словами испуг всё же проник в её кровь. Вечером она почти бежала на свидание, словно за ней гнался легион бесов, и только когда Славик сомкнул вокруг неё кольцо своих рук, почувствовала себя спасённой.
Наконец был сдан и последний экзамен, аттестаты отправились в типографию, а девчонки – по салонам красоты, как теперь назывались бывшие парикмахерские.
Гром грянул в самый разгар торжества.
Ольга тщательно рассчитала удар. Полагаться на случай было не в её характере, поэтому утром она позвонила именно той из своих подруг, относительно которой можно было не сомневаться: даже в радостных хлопотах та не сможет отказать себе в удовольствии довести сенсацию до сведения всех выпускных классов – и как бы между делом обронила:
– А кстати, ты знаешь, кто нам чуть было не сорвал выпускной?
– Выпускной? – эхом отозвалась та, и Ольга уловила в её голосе растерянность. Бедняжка не отличалась сообразительностью, так что пришлось напомнить ей о недавнем происшествии.
– Ну, та жалоба в ГорОНО, когда чуть было не запретили устраивать вечер! – Ольга намеренно сгустила краски.
– Аааа! Да, конечно… А что, могли запретить? – в голосе её визави наконец появился интерес. – Ты это серьёзно?!
– Можешь мне поверить, вопрос стоял именно так. – Она выдержала паузу, давая время этой мысли овладеть тугим сознанием собеседницы. На линии повисла тишина, такая долгая, что Ольга была вынуждена её прервать: – Эй, ты там?
– Ничего себе! – раздалось в ответ. – И что? И кто же?
– Только смотри: никому не говори, что ты узнала от меня! Слышишь?
– Да-да, конечно. Могила! Так кто?!
Ольга выдержала паузу, чувствуя, как её собеседница буквально сучит ногами от любопытства и нетерпения.
– Мне удалось случайно узнать, что телегу накатала мамашка Рогозиной.
– Да нууу?!
– Представь себе! – Ольга была довольна: теперь дело в шляпе, можно не сомневаться, что «сенсация» ещё до наступления вечера будет известна всем трём выпускным классам. Поэтому она быстро свернула разговор. – Ну, ладно, давай. Мне пора на укладку.
Глава 3. Выпускной
У Саши никогда ещё не было такого платья. Мать расстаралась: раздобыла бирюзовый шифон, нашла умелую и расторопную портниху, и теперь платье висело на плечиках, подвешенных к люстре – такое прекрасное, что в это трудно был поверить. А внизу, у письменного стола, стояли белые лодочки на невысоких каблуках-рюмочках – слава Богу, не на «шпильках»! На этот раз даже Елена Степановна не стала настаивать на своих излюбленных «шпильках»: выдержать на них всю ночь было немыслимо. Правда, Саша знала, что девчонки обычно берут с собой «сменку» – пару любимых кроссовок или стоптанные старые босоножки, чтобы идти в них встречать рассвет. Но она и мысли не могла допустить, чтобы осквернить это восхитительное платье вульгарными кроссовками или чем-то подобным и была полна решимости до самого конца оставаться в туфлях, даже если она разотрёт ими ноги в кровь, как русалочка Андерсена. К счастью, туфли оказались удобными, как тапочки: их мягкая перламутровая кожа обволокла Сашину изящную ступню подобно перчатке. Она ходила в них по комнате, не чувствуя ни малейшего дискомфорта, хотя обычно каждую новую пару приходилось разнашивать в муках.