Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает

Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает
Виктория Травская

Окончание саги "Сопротивление материала" – история третьего поколения семьи Дедовых. "Трудные" внуки и неожиданное переплетение их судеб на изломе эпохи. Содержит нецензурную брань.

Виктория Травская

Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает

Часть первая. Сон

Глава 1. Парк

Её разбудил дождь.

Он стучал по жестяному подоконнику, монотонно шумел в кронах каштанов и в траве под ними. Было ещё темно и слишком рано для машин и для птиц, поэтому неравномерный перестук и шелест вместе казались словами и дыханием кого-то большого и доброго, кто рассказывает долгую и ничем не примечательную повесть. «Как моя жизнь», – подумала Саша.

Она полежала, прислушиваясь к дождю и надеясь, что ещё заснёт. Часы показывали три с минутами, но уже было понятно, что это тщетная надежда и надо вставать. Однако дождь за открытым окном продолжал свой нескончаемый монолог, и отчего-то было жалко нарушать его. Казалось, если она пойдёт варить кофе, то пропустит что-то интересное, важное, что-то такое, о чём ей необходимо знать. Какую-то сладкую тайну…

Однако тёплый кот, спавший рядом, привалясь к её боку, почувствовал, что она уже не спит. Он всегда безошибочно узнавал об этом, и притворяться было бесполезно: может, изменялся ритм дыхания или пульс, но только стоило ей проснуться, как он возникал перед её лицом и, глядя в упор невидимыми круглыми глазами, издавал свой вопросительный муррр?

Саша перевернулась на другой бок – кот тут же перелез по ней на другую сторону и снова занял позицию у самого лица, щекоча усами. Прикоснулся к её щеке лапой с тщательно спрятанными коготками: муррр? Она вздохнула и села в кровати, щёлкнула выключателем. Торшер осветил комнату с полуразобранным раскрытым чемоданом в углу – они с Ларкой вечером вернулись из Питера, где гостили у матери. На работу только через четыре дня, а до школы так и вообще целая неделя, и можно не сомневаться: Ларка проспит почти до обеда. Теперь, дома, ей незачем просыпаться ни свет ни заря, потому что жизнь здесь не сулит никаких открытий.

Саша встала и направилась на кухню.

Поставила на плиту кофе, выдавила в миску из пакетика кошачий паштет – Фёдор всё это время тёрся о её ноги, выгибал спину, поднимаясь на цыпочки и громко тарахтя. Пока варился кофе, сполоснула оставшиеся с вечера чашки, заглянула в холодильник. Констатировала, что придётся прогуляться на базар и в магазин – впрочем, это было ясно и так, учитывая их почти трёхнедельное отсутствие.

Потом она долго, неспешно пила кофе в постели, глядя в медленно светлеющее окно, перебирая в памяти, как фотоснимки, впечатления поездки. Дождь кончился. Книга, которую она собиралась почитать, лежала раскрытая рядом, вверх обложкой. Вернулся с кухни наевшийся Федька, запрыгнул на кровать, посидел, сыто облизываясь, и заснул, свернувшись клубочком у Саши на коленях и не переставая блаженно вибрировать: соскучился. Пока их не было, за ним присматривала Лида, как её дразнили соседи – кошачья мамка, которая в своё время и сосватала им славного котика. Несмотря на это, Лиду Федька высокомерно терпел, всячески демонстрируя ей своё кошачье презрение.

Наконец совсем рассвело. Ларка, не просыпаясь, прошлёпала босыми ногами в туалет и обратно, рухнула кулём на свой диван. Саша живо представила: небось замотала голову махровой простынёй, а пятки торчат наружу – и улыбнулась.

Надо вставать!

……………………………….

На полпути до городского рынка она, неожиданно для себя самой, сошла возле портала городского парка. Пройдя через колоннаду, постояла перед маленьким прозрачным фонтаном, в котором плавало несколько опавших листьев – первых вестников приближающейся осени. Ну, конечно: конец августа. Саша подняла глаза к столетним кронам: в них ранней проседью просвечивали жёлтые блики. Втянула воздух: пахло по-осеннему. Отчего-то подумалось с тёплой грустью: ну вот и всё!

Парк всегда навевал такое настроение, особенно эта его часть – малолюдная, тенистая, круто забирающая в гору. Она не пошла по главной аллее, а свернула на едва приметную тропинку и стала медленно подниматься на холм, на котором теперь стояла в лесах заново отстроенная церковь. А тогда…

В тот день, когда они со Славиком, счастливые и влюблённые, держась за руки, взбегали на этот холм – она в зелёном бабушкином платье в чёрный горох, он в гимнастёрке военных лет – тогда на вершине этого холма стояло только ветхое здание бывшей церковно-приходской школы, в котором тогда располагалось ГорОНО, закрытое по случаю праздника. Было девятое мая, День великой Победы – но и её маленькой победы тоже. В свежей шёлковой траве прятались фиалки, а они двое, казалось, неслись, не касаясь травы, спеша потеряться в этом самом уединённом уголке парка. Наконец Славик, внезапно остановившись, рывком привлёк её к себе. Его синие глаза излучали любовь и отвагу, тонкие крылья породистого крупного носа раздувались – и она провалилась в эти глаза, утонула в них. Они целовались, как безумные, и не могли насытиться, но только сильнее и нестерпимее распаляли жажду, которая толкнула их друг к другу – словно были первыми людьми на земле, слепленными из её праха неумелым ещё Создателем. А он, раздражённый их несовершенством, вдруг решил начать сначала и смял их в один ком, который теперь месил в своих ладонях, чтобы не осталось ни единого зазора, ни малейшей полости между этими двоими. Мял, размышляя: что же теперь из этого слепить?

Наверное, он тогда так и не решил, и когда в глубоких майских сумерках Славик провожал Сашу домой, оба были уверены, что будущее в их руках. Славик собирался поступать на истфак питерского университета, и Саша, разумеется, должна была тоже ехать в Питер. Ей предстояло сообщить эту новость матери, реакцию которой было трудно предвидеть. То есть легко было предвидеть, что она будет отрицательной, но в какой форме и до какой степени, можно было только гадать. Елена Степановна, разумеется, хотела, чтобы дочь пошла по её стопам и поступала в медицинский – в ближайший, конечно, что там мудрить! Сама она училась в Ленинграде, где и повстречалась с Сашиным отцом, но дочь свою считала слишком заурядной для столичного, как ни крути, вуза. Сашино мнение, как водится, её не интересовало, а если бы случилось невероятное и она поинтересовалась бы, чего хочет её единственное дитя, то, разумеется, отвергла бы это желание как неприемлемое.

До этого дня Саше и в голову не приходило возражать матери. К тому же её отец тоже был врачом, и даже Елена Степановна, так и не простившая его измену, нехотя признавала, что врачом он был превосходным, а это в Сашиных глазах что-нибудь да значило. Ей всегда хотелось быть похожей на него не только внешне, но и в остальных чертах тоже: этой сдержанной, интеллигентной мягкостью, спокойной решительностью, своеобразным чувством юмора. Отец не был ни балагуром, ни остряком, его нельзя было назвать душой компании. В его глазах искрился внутренний, потаённый смех, которым он редко делился. Саша была очень привязана к отцу, мать, разумеется, знала об этом и ревновала. Однако в вопросе выбора Сашиной профессии она предпочла использовать авторитет бывшего мужа.

И Саша смирилась, что она тоже будет врачом. Хотя, если бы ей позволено было бы решать самой, то она бы распорядилась своей жизнью иначе. Штудируя химию и биологию, она обычно держала под столом, на коленях другую книжку, и стоило ей выпасть из поля зрения Елены Степановны, как её взгляд, словно влекомый непреодолимым законом тяготения, тут же стекал под стол и погружался в иной мир, несказанно далёкий от молекулярных цепей, мономеров, валентностей и прочего подобного.

Теперь всё было по-другому. Первая и самая сладкая её мечта сбылась, и это её окрылило. Если стало возможным, что Славик, о котором горячо и нежно она грезила весь последний год, любит её, то всё остальное возможно тоже. Тогда, в парке, истомлённые поцелуями, они долго стояли обнявшись, прислонясь к стволу старого дерева, в коре которого сновали муравьи, и говорили, то и дело замолкая от нежности, говорили без видимой связи, понятной без слов только им двоим, о своём будущем.

– Поехали в Питер! – прошептал он в самое её ухо, и его горячее дыхание опалило её висок. – Там тоже есть медицинский…

Она ответила не сразу, задохнувшись от счастья. Оно росло и ширилось в ней, пока не заполнило до краёв – и тогда хлынуло горячей лавиной, сметая жалкие преграды, возведённые неуверенностью и послушанием.

– Я не хочу в медицинский, – проговорила она и не узнала собственного голоса.

– Но разве… – начал было он…

– Это мама хочет, чтобы я была врачом. Продолжила династию.

Саша подняла голову с его плеча и посмотрела прямо в его глаза, которые в сгущающихся сумерках, казалось, сияли собственным светом. Он улыбнулся.

– А кем хочешь? Актрисой?

– Ну, актриса из меня вряд ли получится, – она улыбнулась в ответ, и улыбка застыла на её губах, хотя глаза оставались серьёзными. – Искусствоведом.

Что-то сверкнуло в глубине его глаз. Какие ещё сюрпризы таит в себе эта молчаливая и замкнутая девушка? Все последние месяцы, когда он с удивлением вдруг обнаружил, что его влечёт к ней, влечёт отчаянно и неумолимо, Славик пытался понять, что же у неё на уме. Но она была как моллюск, который лежит на дне, крепко сомкнув створки вокруг драгоценной жемчужины. Она всегда оставалась в стороне, в массовке. Но и в этой массовке, в кордебалете одинаковых школьных платьев, она была одна – словно приезжая, которая, проходя мимо, случайно оказалась в этой толпе…

– Я тебя люблю, – сказал он, хотя в этом уже не было необходимости.

Саша вошла в дом, осторожно ступая и почти не дыша, чтобы ненароком не разбить своё хрупкое хрустальное счастье, нежный звон которого теперь непрерывно стоял в её голове, что бы она ни делала…

Поговорить с матерью она решилась пару дней спустя, когда та, как ей показалось, была в хорошем настроении. Но так как полагаться на материно настроение особо не стоило, то накануне Саша рассказала обо всём бабушке, чтобы заручиться её поддержкой.

– Бабуль, – начала она, когда они были уже в постели. Мать в своей комнате смотрела любимый сериал.

Вера Сергеевна листала журнал и отозвалась, не отрываясь:

– Ммм?

– Я не хочу поступать медицинский.

Бабушка медленно опустила журнал на одеяло и вздохнула.

– Я знаю, милая.

– Откуда?!

– Я старая, но не слепая.

– Но…почему ты молчала?

Вера Сергеевна хмыкнула.

– А что ты хотела? Есть вещи, которые каждый должен делать сам. Твоя жизнь – тебе и решать.

– И тебе было всё равно, что я выберу нелюбимую профессию?

– Нет. Не всё равно. Меня это огорчало. Но если бы я вмешалась, то это было бы опять же не твоё решение – опять кто-то другой выбрал бы за тебя!

Саша помолчала, обдумывая. Наконец, решившись, сказала: