Белый Паяц

– Кое-что новенькое нашлось, – утешил его добрый логофет. – Дескать, найти его смогут только посланец земли и посланец небес.

– И как это понимать? – подозрительно поморщился Монтекассино.

– Никак. Понимать Печального короля – работа бедняги Риардона и твоего доблестного отряда мистиков. А я просто пересказываю тебе, что прочитал в этом варианте пророчества. Повторяю: найти его смогут только эти двое, и встретятся они с ним в сражении – нигде больше. А затем он снимет семь печатей…

– За… мучил он меня своими чашами и печатями, – горячо воскликнул гро-вантар, и Берголомо предупреждающе поднял перст, зная, что можно сейчас услышать от доблестного рыцаря. – Скажешь, тебя – нет? А вот Магистр – Повелитель Теней о них уже слышать не хочет, скоро придется приковывать его к стене, чтобы заставить прочитать пророчество…

– Меня больше волнует сегодняшняя встреча с королем. Ума не приложу, что ему говорить. А ведь его дотошное величество не даст отмолчаться. Как навалится на меня со всей энергией молодости… И вообще, глупо как-то получается: столько лет молчали и вдруг именно сегодня вечером в один присест собираемся рассказать то, на что сами потратили полжизни. Ты находишь здесь логику?

– Их становится все больше и больше, – тихо сказал Монтекассино без всякой видимой связи с предыдущим, но, видимо, собеседник хорошо его понял. – Это какое-то нашествие. Они будто стекаются сюда со всей Медиоланы. Словно чуют его. Говорю тебе – они его чуют. Это мы, глупые смертные, должны ждать, чтобы он проявил свою скрытую сущность. Он и сам еще может о ней не догадываться, а эти проклятые твари уже знают, что должно произойти, и слышат молчаливый зов своего будущего господина. Их расплодилось столько, что люди криком кричат. Даже в столице появились оборотни, и только на прошлой неделе мои молодцы убили двух вампиров. А скольких они просто не обнаружили? А сколько нечисти объявится завтра? Я даже думать боюсь. В провинции вообще творится нечто несусветное. Люди приглашают на помощь охотников…

– Из тайной гильдии?

– Какая она, к Абарбанелю, тайная, если о ней знают даже несмышленые дети? – искренне удивился мавайен. – И мне приходится закрывать глаза на постоянное нарушение законов, потому что мои рыцари физически не справляются с этим нашествием. Но беда даже не в этом. Беда в том, что они становятся сильнее.

– Этого не может быть.

– Не может, но есть. За час до нашей с тобой встречи мне принесли доклад: в Дайерсберге оборотень загрыз охотника, которого наняли тамошние ткачи.

– Вероятно, охотник оказался не из лучших.

– Да нет. У парня послужной список, как у твоего Бихана, – сотни чудовищ, причем за мелкие заказы он вообще не брался. Я перестраховался: послал троих ордофангов под командованием рукуйена.

– Все в порядке, надеюсь?

– Они его завалили, объединенными усилиями. Но чтобы трое опытных рыцарей и старший магистр полночи возились с одним оборотнем – это уже ни в какие ворота не лезет! И так повсюду. Твари словно с цепи сорвались. Будто что-то питает их силы. Такое впечатление, что они отыскали где-то тайный магический источник и черпают из него энергию. А мои рыцари уже на пределе, и я не знаю, чем и как им помочь. Если так пойдет дальше, то нам придется признать свое поражение.

– Кому – нам?

– Нам, людям.

– Веселенькое будущее ты пророчишь.

– Что – я? Ты почитай нашего главного предсказателя! Вот уж кто постарался, чтобы создать нам радостное, по-настоящему праздничное настроение.

– В конечном счете он ни в чем не виноват, – вступился Берголомо за Печального короля, хотя еще минуту назад вовсе не собирался этого делать. – За что ты на него сегодня ополчился? Он только рассказал, что видел. И вообще, он исполнял волю Пантократора.

– Знаешь, – заговорщицки подмигнул ему мавайен, – я уже начинаю задумываться: а чью волю он исполнял на самом деле?

– Даже не шути так! – замахал на него руками великий логофет. – Мне и без того все время кажется, что я напрасно прожил жизнь. Во всяком случае, вторую ее половину.

– Не только ты мучишься сомнениями, – неожиданно серьезно сказал гро-вантар. – Всех нас пожрала эта проклятая тайна. – И тут же перешел на деловой тон. – Тебе следует поторопиться.

– Да, мне же еще нужно заехать в резиденцию, немного отдохнуть – я не спал всю ночь, привести себя в порядок и переодеться к приему.

– С удовольствием проводил бы тебя, но теперь нужно доставить наше сокровище в Эрдабайхе. И хотя бы одним глазком глянуть, что там…

Они остановились на хорошо освещенном пятачке перед двумя резными бронзовыми дверьми, разделенными третьей – фальшивой, прикрепленной медными гвоздями к глухой каменной стене. За одной дверью, украшенной орнаментом из мелких черепов, находился коридор, который вел в замок гро-вантаров, за второй, на которой были вырезаны цветы и листья, – дорога в резиденцию великого логофета.

Керберон знаком подозвал паланкин и, отдернув полог, присвистнул от удивления:

– И когда он успел?

– Что? – изумился Берголомо.

На атласной подушке лежала толстая, свежая, только что задушенная крыса – образцовый экземпляр местного подземелья.

– Тебе подарок к празднику, – рассмеялся Монтекассино. – Высшее кошачье признание.

– Я тронут, – сказал логофет. – Заберите крысу с собой, иначе кот обидится. И еще, Керберон, непременно пошли кого-нибудь сюда с плошкой жирного молока.

– Ты прав, – согласился мавайен, и сопровождавшие его рыцари моментально прекратили многозначительно переглядываться, а сделали умные и понимающие лица. До этой секунды они полагали, что старый котарбинец немного не в себе, коли радуется дохлой крысе, но если великий магистр скажет, то они ее съедят со шкурой и костями, не то что возьмут с собой, чтобы не обидеть кошачьего параболана. – Ты прав. Друзей надо радовать и беречь как зеницу ока. Их у нас и так слишком мало. Ну, я не прощаюсь. Жду тебя во дворце.

А великий логофет в эту минуту подумал, что нужно пригласить Монтекассино завтра на ужин. Ему следует хотя бы на пару часов отрешиться от дел и посидеть в тишине и покое. Конечно, он держится молодцом, но под глазами лежат глубокие сиреневые тени. И жилка бьется на виске, как живая. И этих морщин в углу рта не было еще полгода назад.

За долгие годы знакомства и чего-то, весьма похожего на дружбу, падре Берголомо впервые пришло в голову, что великий магистр вполне уместно смотрелся бы за одним столом с Кербероном, Ларакаллой и Биханом.

* * *

Под низкими каменными сводами казармы было пусто, прохладно и тихо. Только звуки шагов вспугнутыми летучими мышами метались от стены к стене.

Ноэль бросил тяжело звякнувшую суму на койку у окна и выглянул на улицу.

– Отличная погода, – сказал он. – И три дня свободы до начала муштры. Неплохое начало. Город лежит у наших ног, остается только взять то, что нам причитается.

– Я давно не бывал в столице, – признался Ульрих. – Последний раз я приезжал сюда с отцом, когда мне исполнилось одиннадцать. Наверное, здесь все изменилось.

– В Оганна-Ванке ничего не меняется, – возразил Ноэль. – Но зато у нас есть еще одна веская причина отправиться в город, осмотреть старые достопримечательности, открыть для себя новые и, главное, посетить самые лучшие кабачки. Я предлагаю «Выпивоху». И близко – буквально тут, за углом, и кухня отличная, и компания пристойная, и вино там подают самое лучшее. Как тебе это предложение, герцог?

– Здесь это не имеет значения, – повторил Ульрих фразу сержанта. – А для меня вообще никогда не имело.

– Не скажи, – рассмеялся Ноэль. – Хорошее прозвище, так что лучше не отнекивайся. Все равно по имени тебя будут называть редко. А вот если здешние шутники придумают тебе какую-нибудь глупую кличку, она непременно пристанет. Это закон. Что скажешь, Лахандан?

– С удовольствием составлю вам компанию, – улыбнулся тот. – А что до здешних правил, то я их не знаю. Посмотрим.

– У тебя было прозвище? – спросил Ульрих.

– Хромой, – коротко бросил Ноэль.

– Почему? Ты ведь ничуть не хромаешь.

– Так получилось.

Ульрих и Лахандан поняли, что увлекательных историй о прошлом своего нового товарища они не услышат, и смирились с этим.

– Любопытно. – Рагана разглядывал Лахандана, по-птичьи склонив голову, набок. – Очень любопытно.

– Что же любопытного ты нашел в моей скромной персоне?