Мужчина ее мечты

* Поднебесная – древнее название Китая.

И вот здесь, Зевс (ну возьми, возьми еще кусочек, вот молодец), начинается самое интересное. Не просто деньги имеются у господина Абессинова, а огроменные деньги. Но никто ему дорогу не переходит и его доходами не интересуется. И я бы ему не рискнул поперек дороги становиться, потому что крут, ох как крут Владимир Ильич. Ему дай точку опоры, он, как его тезка, всю страну на уши поставит. Я уверен, что вовсе не автомобили и оргтехнику он с Дальнего Востока возит и не в простые командировки по всему миру мотается, но только за руку его никто не схватил. А ощущения, не данные нам в реальности, к делу не подошьешь. Да и нет такого самоубийцы, чтобы Владимиром Ильичом Абессиновым интересоваться.

Если бы речь шла не о Нике, я бы тоже заикнуться не смел.

Кто же она? Кто же она такая?!!

Что скажешь, пес?

* * *

То, что мой любимый мужчина работал в небезызвестном ведомстве, я поняла почти сразу после того, как мы стали жить вместе, – и даже, кажется, несколько раз упоминала о своей необычайной прозорливости. А женская интуиция – замечательное чувство, которое убеждает меня в том, что я права, даже если я совершенно не права, – подсказывала, что властью он обладает немалой. Это проявлялось буквально во всем. Тот, кто когда-либо сталкивался с людьми, стоящими на вершине какой-либо иерархической лестницы, сразу поймет, что я имею в виду. Жорж привык и к тому, что все делается по первому его слову, и к тому, что он надежно защищен самим своим положением. Это не означало вовсе, что он никогда не рисковал жизнью, но риск его был вполне осознанным и даже добровольным, а вне каких-то вполне конкретных операций он жил по принципу «своя рука – владыка». Наверное, именно чувство собственной силы и значимости, подкрепленное общественным положением, и натолкнуло его на блестящую мысль – отправить меня по своим стопам. Он никогда не говорил со мной об этой стороне дела, но я уверена, что рассуждал он приблизительно следующим образом: как его жена, я не являлась для «конторы» существом неприкосновенным (эта прелестная традиция была успешно заложена еще в тридцатые годы и с тех пор никак не желала умирать); а вот в качестве сотрудника приобретала абсолютно иной статус.

Он как-то не собирался учитывать, что любой из сотрудников являлся еще и расходным материалом, – никого особенно не щадили в этом славном ведомстве, и о выживании нужно было заботиться самому. Но Жорж – в силу особенностей своего характера – не принимал во внимание подобные мелочи. Собственная жизнь и собственная смерть тоже не слишком отличались в его представлении одна от другой.

В том году я как раз закончила университет, и кое-кто даже пророчил мне блестящее будущее филолога и лингвиста.

Жорж подкатился ко мне с невероятно соблазнительным предложением: он предлагал не кропотливую и пыльную бумажную работу, на которую, по правде, я только и могла рассчитывать, но обучение у самых известных и талантливых специалистов, изучение таких тонкостей языков и культур, о каких только может мечтать юная и возвышенная (наивная!) особа. А кроме того, овладение несколькими профессиями – и уже затем службу в странах, которыми я буквально грезила в те годы.

Должна признать, Георгий Александрович был настоящим мастером своего дела и на службе его ценили не зря. Он легко убедил меня: во-первых, я становилась ближе к нему, а меня это еще очень и очень беспокоило, и, поманив этим запретным плодом, Жорж мог добиться чего угодно. Во-вторых, только здесь – думала я – получится вырваться в Европу или Японию и Китай. Я слишком хорошо знала и любила эти далекие, недоступные советскому человеку страны, я слишком долго мечтала пожить там, и не в качестве экскурсанта несколько дней в дешевой гостинице, под постоянным надзором гида и «искусствоведа в штатском», а так, как люди живут… Жорж знал, что обещать. Я очень старалась, чтобы все получилось так, как он задумал. Поэтому во время собеседования из шкуры вон лезла, чтобы произвести впечатление на своих оппонентов, и добилась-таки наивысшего признания. Меня приняли на «ура!».

* * *

По большому счету, меня никто не обманул.

Первый год обучения представился почти что сказочным сном, настолько интересные и неординарные люди окружали меня в тот период. Следует упомянуть также, что в тот год Жорж остался единственным близким человеком. Пережив потерю родных как огромную трагедию, я обрела самостоятельность. А постоянная сосущая тоска, которая неизменно сопровождает любого человека в первые месяцы осознания и постижения всей глубины своего одиночества, побудила меня заниматься как можно активнее.

«Контора» никогда не скупилась, если речь шла о целесообразности и выгодах обучения новых кадров. Мы изучали не только языки и постигали естественно необходимые азы техники, но и погружались в странный и прекрасный мир, казалось бы, совершенно посторонних вещей. Раз в десять дней чудаковатый старичок из Института востоковедения читал нам ошеломительные лекции о древнем Китае; очкастый, весь не от мира сего, профессор Хамкин (одна его фамилия приводила в неописуемый восторг и заставляла обращаться в слух) дотошно и подробно рассказывал о свойствах и вкусах вин и коньяков, но самой восхитительной частью обучения являлась, конечно, дегустация. Мы штудировали немецкую грамоту и французскую и испанскую моду; орудовали разноразмерными ложками, вилками, ножами и лопаточками (могу похвастаться, что преподаватели изредка консультировались у меня в спорных вопросах); разбирали и собирали радиоприемники и учились ориентироваться в бескрайнем море взрывчатых веществ; а еще привыкали к оружию, а оно к нам.

Компьютерную грамоту преподавал вечно взлохмаченный, толстый, похожий на безумную болонку Крис Хантер – чикагский хакер, забравшийся в свое время в компьютеры Пентагона.

Сакраментальный вопрос – на кой ляд сдались ему пентагоновские тайны? – стоял у бедняги поперек ушей и вызывал у него острый приступ идиосинкразии: он слышал его уже несколько сот тысяч раз и отвечать не собирался. Любопытнее всего было то, что конкретных причин у Криса как раз и не имелось – просто юношеский задор, желание доказать и себе, и Пентагону, что не боги горшки лепят. Ничего конкретного он в файлах не обнаружил, а если и обнаружил, то не запомнил. Расположение ракет СС-20 и дислокация американских подводных лодок его просто не интересовали.

Тем не менее достойное ведомство, то ли оскорбленное тем, что каждый десятый гражданин норовит прорваться в святая святых безо всякой конкретной цели, то ли обиженное на сотрудников «братских» разведок, игнорировавших тщательно хранимые тайны, то ли подозревая в Крисе хорошо замаскированного агента Советов, начало на него настоящую охоту.

Кстати, меня всегда удивляла подобная реакция чиновников на любые проявления гениальности. Нет чтобы пригласить человека на работу, использовать его назначению и радоваться тому, что им достался такой ценный кадр. Вокруг таких, как Крис, нужно ходить на цыпочках и звать их на «вы» и шепотом, как говорили еще в школе. Вместо этого официальная реакция обычно такова, что несчастный гений вынужден искать убежища у принципиальных противников – что ему самому в голову никогда не пришло бы.

Хантера вывезли к нам в течение двух дней.

С одной стороны, он был благодарен за свое неожиданное спасение. С другой же, единственный и последний раз увидев магазин «Овощи, фрукты» изнутри, ознакомившись – извините – с ассортиментом, ужаснулся и какое-то время пребывал в оцепенении, пытаясь понять, куда он попал: в ад за грехи или еще куда похуже.

С тех пор его держали в закрытом учреждении и подобных проколов больше не допускали. Да и тот был чистой случайностью, можно сказать литературной неудачей.

В первые же месяцы учебы мы с Крисом спелись, как классический оперный дуэт. Ему удалось заразить меня любовью к жужжащей, гудящей и норовистой машине и развернуть передо мной бесконечные перспективы таинственного мира, надежно спрятанного внутри куска железа. Это теперь, когда империя Билла Гейтса является одной из сильнейших в мире, а несмышленые дети еще читать как следует не умеют, но уже вовсю гоняют компьютерную игрушку, подобные утверждения кажутся несколько наивными. Нынешнее поколение не мыслит себя без «железа». И я ничуть не удивлена – мы ведь тоже уныло зубрили теорию относительности, совершенно не сомневаясь в ее постулатах и абсолютно не поражаясь тому, что таковая теория существует. Да та же квантовая физика, чтоб ее пять раз подняло, а двадцать ухнуло…

Но вернемся к нашим баранам. Несмотря на такую общность интересов и близость взглядов, романа с Крисом у меня не случилось. Мы были слишком увлечены общим делом, он чересчур любил свои программы, а я все еще целиком и полностью принадлежала Жоржу.

Отношения с Жоржем становились все более странными. Конечно, мои надежды на то, что теперь у нас получится видеться чаще, пошли прахом. Только изредка он забегал в учебный корпус – обязательно по делам, а не навестить меня. И если нам случалось столкнуться в коридоре, то мы сухо, официально раскланивались – и больше ничего.

Правда, дома я все чаще и чаще замечала, что он тихо гордится мной.

Несколько раз в неделю всю группу озадачивали тестами – один другого непонятнее. Усатый психолог (во всяком случае мы думали, что это психолог), хмыкая, собирал наши исчерканные листки и утаскивал их в свой кабинетик, никогда не посвящая нас в результаты своих исследований. И даже кураторы, приставленные к каждому курсанту отдельно, подводя итоги трудовой недели, говорили только о конкретном своем подопечном, не сравнивая его успехи с успехами сокурсников. Оттого мы и не знали, кто из нас считается лучшим. Другое дело, что все в группе утверждали, что языки и компьютерная грамота даются мне легче – но это «легче» еще ничего не значило.

* * *

Володька буквально на автопилоте мотался по городу, отрываясь от гипотетического «хвоста». Если бы кто-то взял на себя труд сказать ему, что он это делает, Абессинов бы очень удивился. Его мысли были заняты вовсе не соображениями собственной безопасности. Что?! Что могла сделать его драгоценная Ника, в какие дела впутаться, чтобы ею заинтересовались люди, имеющие средства и связи нанять его, Даоса?

Он устранял депутатов итальянского парламента и боссов мафии из Чайнатауна, он одел в траур не один гарем на Ближнем Востоке и осиротил многих потомков Чингисхана и Хубилая. Его послужной список исчислялся десятками блестяще проведенных операций, и в определенных кругах его авторитет считался непререкаемым, а репутация безупречной. Он и стоил соответственно.

И когда получал задание, то всегда отчетливо и ясно представлял себе, что для заказчика игра стоит свеч. Выплачивая баснословные суммы гонорара, клиент сохранял или приобретал неизмеримо больше. И это был единственно разумный подход к делу.

Нынешний заказ не вписывался в привычную и устоявшуюся картину мира. У него в голове не укладывалось, чем могла угрожать эта хрупкая девочка таинственному своему врагу, влиятельному, кстати, настолько, что его, Даоса, Координатор демонстрировал, как кутюрье – удачную модель. Кому не мог отказать даже в такой опасной просьбе всесильный Координатор?

Володька не знал, что предпринять в первую очередь: выяснять ли, кто заказал Нику, или отправиться к ней, чтобы у нее самой спросить: что происходит? Не исключено, что кроме клиента она единственная могла внятно ответить на этот вопрос.

Само собой разумеется, что Абессинов в любом случае не собирался выполнять заказ. В его голове уже щелкала безотказная вычислительная машина, помогавшая ему задумать и осуществить любой самый смелый и неожиданный план. Вот и теперь он рассчитывал и взвешивал свои возможности, обдумывал, что нужно сделать прежде всего, что можно отложить на потом.

Удивительно, но он ни на секунду не засомневался в правильности своего решения. В этом противостоянии он с первого момента стал на сторону женщины, которую любил, и для него не имело никакого значения, что тем самым он подвергает себя смертельной опасности и обрекает на войну с целой системой.

Та могущественная организация, что позволяла Володьке годами оставаться независимым и самостоятельным, заинтересованная в сотрудничестве с профессионалом подобного уровня, в любую минуту могла уничтожить его, буде он откажется играть по правилам. Правила устанавливали другие. Просто до сего дня они устраивали Даоса, а с сегодняшнего – нет. Он всегда знал, что был рабом и заложником системы, но только теперь кожей ощутил, как крепок рабский ошейник, как толста цепь, которой он прикован. Это вовсе не значило, что он собирается сдаваться. Но залогом успеха Абессинов считал трезвую оценку сложившейся ситуации. Глупо преуменьшать опасность. Смешно и нелепо, оглядываясь на нее, предавать свою первую и единственную любовь.

Не случись сегодняшнего «сюрприза», не исключено, что Володька долго бы еще колебался и сомневался, стоит ли ему связывать свою жизнь с Никой. Они знакомы до смешного недолго, и на одной чаше весов оказывалась вся предыдущая жизнь, оплаченная неимоверными усилиями, кровью и потом в прямом смысле слова, а на другой – малознакомая, хотя и очаровательная барышня. Да, необычная, удивительная, не такая, как все. Но это ровным счетом ничего не значило. И даже то странное и щемящее чувство, которое так удивляло и пугало холодного и расчетливого Даоса, еще не решало исход дела. Всего несколько часов назад он не смог бы четко ответить, собирается ли продолжать свои отношения с рыжей красоткой и тем более собирается ли переводить их на более серьезный уровень. Еще вчера он был готов бежать от нее на край света только потому, что его так сильно к ней притягивало. И вот уже он думает только о том, как спасти ее, как избавить от опасности, и готов заплатить за этой своей жизнью.

В конце концов Владимир здраво рассудил, что не может явиться к любимой женщине и, невинно глядя ей в глаза, сообщить, что его-де наняли ее убить, а затем осведомиться, не догадывается ли потенциальная жертва о причинах такой неприязни со стороны заказчика и не подозревает ли кого-то конкретного.

Хорошо, если Ника просто пошлет его к черту. Гораздо хуже, если она начнет лгать и изворачиваться, и осуждать ее за это будет невозможно, но ситуация зайдет в тупик. Володя поразмышлял, поверил ли бы он тому, кто явился бы к нему с подобным вопросом, и вынужден был признать, что вряд ли. И даже не вряд ли, а просто не поверил бы. Вот так, с расстановкой. Он привык отвечать за себя сам и на доброжелательных убийц не полагался. Потому что доброжелательным убийца не может быть изначально. Он может только вести какую-то свою игру. Судя по всему, Ника обладала похожим мировоззрением. Если он явится к ней сейчас и потребует говорить правду и ничего, кроме правды, то лишь рискует потерять близкого человека, а взамен ничего не приобрести.

Единственно правильным представлялось решение выяснить личность заказчика по своим каналам. А если получится, то и причины, побудившие его заказать это убийство. И уж затем идти к Нике с поднятым забралом, чтобы предложить ей помощь, защиту, а после – руку и сердце…

Человек просыпается однажды утром и видит мир абсолютно иным, нежели вчера. Небо яснее, чище и выше; птицы поют мелодичнее и радостнее; ветер кажется ласковым и душистым; а внутри, где-то очень глубоко, ощущается Нечто – невероятное, теплое, заставляющее смеяться и радоваться жизни безо всякой на то причины. Будто огромную пустоту заполнили чем-то стоящим. Это любовь.

И человек постигает мир заново, посредством своей любви. Он счастлив, он делает одно открытие за другим. После не будет более прекрасных минут, нежели эти первые – волшебные и неповторимые. Володьке не удалось их пережить. Он думал совсем о другом.

Глава 9

К концу дня голова у Игоря гудела, как Царь-колокол. Он промучился несколько часов, прежде чем решил принять обезболивающее. Таблеток Разумовский не любил. Бесконечные монологи, единственным терпеливым слушателем которых был его любимый пес, дали неплохой результат. Давно уже известно: чтобы понять предмет самому, нужно попытаться объяснить его вслух кому-то другому. Десятки раз повторяя одно и то же, то и дело возвращаясь к спорным и сомнительным пунктам, Игорь сумел разложить ситуацию по полочкам.

Ему даже удалось отделить собственные эмоции и чувства от голых фактов, и это радовало его больше всего. Способность трезво оценить происходящее и посмотреть на все со стороны, глазами постороннего, незаинтересованного человека, – залог успеха.

На самом деле история, в которую он попал, не нравилась Разумовскому чем дальше, тем сильнее.

Не вызывали доверия заказчики, и отмахнуться от подозрений в их адрес не получалось. И дело тут вовсе не в симпатиях и антипатиях, хотя и они сказывались. Речь шла о том, что клиенты предоставили в детективное агентство заведомо ложные сведения, скрыв множество фактов, которые не столько помогли бы расследованию, сколько представляли ситуацию в совершенно ином свете.

А директор «Ахилла» мог припомнить множество случаев, когда его коллеги дорого платили за неведение. Незнание подробностей и важных деталей, как и незнание законов, не освобождает от ответственности. И Игорь теперь уже отдавал себе отчет в том, что его серьезно подставили. Дальше все зависит только от везения и удачи – то есть висит на волоске. В любую минуту с него могут строго спросить за участие в этой афере. И не спасет даже контракт, в котором черным по белому указано, что он разыскивает беглую супругу и ее любовника по просьбе тоскующего супруга, – это была стандартная формулировка (не писать же, в самом деле, чем приходится заниматься). С первых же дней ему стало ясно, что он имеет дело не с обычными гражданами и даже не действующими лицами каких-то банальных разборок, а серьезными профи. Конечно, он может ссылаться на то, что вся информация строго конфиденциальна, однако в случае чего «вышестоящая инстанция» изыщет действенный способ не погладить его по головке. Не нравилось Игорю, что его Ника оказалась в самом центре поисков. Очевидным было и то, что она живет не по настоящим документам, – эти злосчастные архивные фотографии явственно указывали на факт подлога. А среднестатистический законопослушный гражданин фальшивые документы достать не может, да еще такого прекрасного качества. Отсюда следует, что Вероника Валентиновна связана либо с преступным миром, либо… Все равно не вяжется. Ничто не совпадает: ни время, ни место, ни образ действия.

Беда в том, что и биография Вероники Валентиновны не совпадает. А самая главная беда заключается в том, что любой человек пасует перед теми преградами, которые не хочет преодолевать. И поскольку в голове у Разумовского просто не укладывалось, каким образом его (а он окончательно стал полагать ее своей) Ника могла быть связана с такими людьми – и дело ведь не в их несимпатичности, но во власти и силе, которыми они обладали, – то и решения задачи он не видел. Происходящее казалось ему театром абсурда Антонена Арто. Приблизительно так он ощущал себя тогда, когда смотрел не слишком удачные детективы, в которых ситуации были притянуты за уши. Во всяком случае нормальному человеку так казалось. И вот теперь он сам очутился в сходном положении: расскажи кому, ведь не поверят. Скажут, что Чейза или Рекса Стаута начитался или сериал про «Никиту» смотрел слишком долго. На самом деле так не бывает, потому что не может быть никогда.

Игорь разложил снимки на кухонном столе.