Мужчина ее мечты

– Нет. Работа не выполнена, гонорара не будет.

– Он пришел со мной, – произнес другой голос. И он наверняка принадлежал молодой женщине.

«Черт знает что, – подумал генерал. – Привидение». А вслух спросил:

– Ты?

– Я, товарищ генерал. Решила, что вам будет особенно интересно узнать, как умер ваш товарищ, Сергей Злотников. Да и за вами должок.

– Что она тебе пообещала? – обратился Н. Н. к невозмутимому киллеру. – Сколько? Она же нищая, а я тебя озолочу.

– Не такая уж нищая, – жестко произнесла она. – Осталось кое-что на черный день.

– Так Жорж уволок эти железки для тебя? После всего, что было? После ребенка? После японца? Мать твою, он что – помешан был на тебе?!

– Любил. – Она присела рядом с ним на диван. Создавалось впечатление, что старые знакомые беседуют о днях минувших. Только текст не соответствовал изображению. Как принято говорить: не совпадали аудио– и видеоряд.

– Все-таки это ты Сережку Злотникова… – прохрипел генерал.

– А вы на что рассчитывали? Что его ангелы на небо забрали за благие деяния?

– Я говорил этим засранцам из экспертной службы: внимательнее, внимательнее осматривать. А они: «Синячок крохотный, от такого не умирают. Сердечный приступ, сердечный приступ». Я знал, что это японские штучки, я жабрами чувствовал. Тебя же похоронили? – спросил внезапно.

– Да. Прилично похоронили, венки с прочувствованными надписями, памятничек вполне пристойный… не могу пожаловаться.

– Да, Железный Дровосек своего добиваться умел. Ну и как он? Счастлив? Чего экспроприированным не пользуется?

– Жорж умер этой весной, – сухим и безжалостным голосом отвечала она.

– Что?! – В горле у генерала пересохло, и голос вылетал свистящий, как ветер в пустыне. – Как «умер»?!

– Как все. По-настоящему.

У этой девки, подумал Н. Н., ни нервов, ни сердца, видимо, нет, раз она так спокойно говорит о смерти Жоржа. А ему казалось, что из него выдернули позвоночник и теперь он больше никогда не сможет встать с этого утлого диванчика. Да и зачем ему теперь вставать и куда-то идти? Все. Жизнь закончилась – нелепая, жалкая и бессмысленная жизнь, в которой больше нет цели.

– Обошел, – простонал Кольцов. – Обставил. Снова обставил, сволочь! Мразь!

Он не замечал, как по посеревшим щекам текут потоком слезы, как прыгают посиневшие губы, как трясутся жирные руки. Он хрустел пальцами, бездумно и беспорядочно дергал себя то за воротник, то за полы шикарного дорогущего пиджака.

– Мразь, мразь, какая мразь! Как же так, умер… От чего?

– От жизни. – Ее голос пролязгал стальными гусеницами прямо по его несчастному мозгу. – От усталости.

– И теперь, даже если тебя убьют…

– Меня не убьют, – отчетливо произнесла она прямо у него над ухом. – Но даже если бы и убили – ему уже не будет больно. Уэсуги тоже не было больно, я знаю это. И Крису. И всем ребятам из «Фудо-мёо», которых ты предал и послал на смерть, – им тоже уже не больно. А вот твоя боль еще впереди.

Ему стало страшно и пусто.

– Не докажешь, – захрипел он. – «Фудо-мёо» не докажешь. Да и кому теперь дело?

– До денег всегда кому-нибудь найдется дело.

Она била по самому больному, по самому дорогому, что еще оставалось у него. Впрочем, генерал внезапно почувствовал, что ему становится безразлично, отберут у него деньги или нет, посадят его в тюрьму или не посадят.

«Обошел, обставил, убежал от боли и слез. И теперь смеется оттуда. А эта тварь явилась убивать меня, как когда-то Сережку Злотникова», – прыгали беспорядочные мысли.

А она продолжала упорно добивать его, словно вколачивала гвозди в крышку гроба.

– Доказать тоже получится. Единственного человека ты оставил в живых.

– Прошляпил, – прохрипел Кольцов.

– Перестраховывался. Надеялся, что он не выживет, а если выживет, то не вспомнит. А если вспомнит все-таки, то уже не выживет. Нет? Но ты демонстрировал начальству, как спасали всех, кого могли спасти, согласно твоему приказу.

Он улыбался тупой и бессмысленной улыбкой: «Опять переиграл. Опять оказался умнее и дальновиднее. Взял и умер! Как же теперь без него? И даже если пристрелить сейчас эту суку, то удовольствия никакого, потому что Железный Дровосек так и останется Железным. И ничто его не коснется».

– А документы?

– Сам он никогда бы не использовал, – охотно пояснила она. – Но мне оставил все. Потому что знал, что я не настолько честна и бескорыстна.

– Никто не может быть настолько честным и бескорыстным, – промычал Н. Н. – И не заикайся даже сравнивать себя и его. Сравнила божий дар с яичницей.

– Правда. Странно, что я с вами соглашаюсь, но соглашаюсь.

– Ты выиграла, – бесцветным голосом сказал Кольцов. – Но не сама. А только благодаря ему. Он сделал для тебя запасной вход в новую жизнь. Мы все есть только благодаря ему: ты, я, этот твой последний выживший из «Фудо-мёо». Все.

– Сейчас и ты умрешь, – усмехнулась она.

– Мои люди за дверью. – Он хватался за соломинку, но было видно, что делает это через силу, будто по обязанности, будто на самом деле ему уже неинтересно.

– Ни черта твои люди… – Она не договорила. Придвинулась ближе и почти нежно потянула к нему руку.

Кольцов отпрянул от нее в ужасе, вскрикнул, побагровел; глаза его выкатились из орбит, и он стал медленно оседать на сторону, стягивая за собой пушистое голубое покрывало.

– Удар, – констатировал Володька.

– Неприятная смерть, – подошел поближе Разумовский. – Никому бы не желал умереть от страха.

Ника смотрела на покойника широко открытыми глазами.

– Нам здесь больше делать нечего. Пошли, пока архаровцы не очнулись.

Все это время молчавший Макс внезапно произнес:

– Не могу отделаться от мысли, что он любил твоего Жоржа. На какой-то свой, извращенный, скособоченный, лад, но любил. Что за чертовщина в голову лезет?

– Правильно лезет, – согласился Игорь. – Типичная любовь-ненависть. Ни с тобой, ни без тебя, называется. Страшненькое чувство.